– У него пропали ориентиры. Вернее, появились какие-то новые, не такие, как у нас с вами.
– Он преступников отмазывал, – пояснил Худой. – Жалел их больше, чем жертв. Он будто на их стороне был.
– Тут, наверное, дело в том, какие преступники и кто их жертвы, – ответила Есеня.
– Вы тоже оправдываете убийц? – спросил Седой.
– В исключительных случаях, – сказала она. – А вы нет?
Первое, что заметили Меглин и Есеня, выйдя из машины возле театра, – две огромные афиши. Одна сообщала о предстоящей премьере – «Тоска» Пуччини, причем на ней была крупно выделена не исполнительница главной роли Тоски, а певец Михаэль Птаха в роли Марио. Вторая афиша извещала о сольном концерте самого Птахи.
Войдя в театр через служебный вход, они двинулись по лабиринтам проходов. Здесь на них налетела помощница директора театра, эффектная брюнетка. Приняв сыщиков за срочно вызванных на подмогу актеров Саратовского оперного театра, она попыталась вручить им тексты «их партий».
Недоразумение разрешилось в кабинете директора.
– Простите мою помощницу, – попросил он. – У нас тут действительно ситуация – хуже не придумаешь, все на головах стоим. Эпидемия бронхита, половина состава уже слегла, и это перед премьерой!
– Так вы нас из-за бронхита вызвали? – спросил Меглин. – Боюсь, перепутали. С этим в поликлинику.
– Если бы только эпидемия! Пропали люди, супружеская пара. Антон Авдеев и его жена. Он известный адвокат, член нашего попечительского совета. Я поднял все свои связи, чтобы прислали вас.
– Но это не наш профиль, – сказала Есеня. – Мы не занимаемся поиском пропавших.
– Это не первый случай, – уточнил директор. – Просто раньше их никто не связывал. В январе пропал Игорь Сысоев, тоже из попечительского совета. В полиции сказали, что у него в бизнесе были проблемы, но теперь это по-другому выглядит…
Тут рассказ директора был прерван. Дверь открылась, и в кабинет вошел знаменитый тенор Птаха.
– Вадик, это невозможно выносить! – капризно произнес он. – Я за час до выхода на сцену узнаю, что заболел гример. Как это называется?
– Я скажу Жанне, она сейчас пришлет кого-нибудь, – заверил его директор.
Тут певец заметил присутствие в кабинете посторонних.
– А ты не хочешь меня представить?
– Это Птаха, наш ведущий тенор, – сказал директор. – А это…
– Ваш коллега из Саратова, – опережая его, представился Меглин. – Тоже тенор. Не такой, разумеется, одаренный, как вы…
– Вадик, ты что, замену мне ищешь? – удивился Птаха. – Шучу, шучу. Я незаменимый. К тому же вы не тенор, а баритон. И курите. Вы из полиции, что ли? Имейте в виду – это не наша проблема, а Штиха, к нему и идите.
– Я прошу, дай нам договорить! – взмолился директор.
– К Штиху! – повторил тенор, закрывая дверь.
– А кто этот Штих? – спросила Есеня.
– Банкир, – ответил директор. – Председатель попечительского совета оперы. Много лет поддерживает наш театр.
– Что ж его ваш тенор так не любит? – спросил Меглин.
И, не дожидаясь ответа, вышел. В коридоре сказал Есене:
– Давай в архив, а я с богемой побеседую.
– Что смотреть в архиве?
– Абонементы лет за десять. Кто покупал, а потом вдруг бросил. И обзвони всех.
…Под «богемой» Меглин имел в виду тенора Птаху. Именно в его гримерку он и направился. И застал бурную сцену: капризный тенор выгонял из помещения гримера:
– Дай сюда, я сам! Уйди с глаз моих, чтоб я тебя не видел!
Увидев входящего Меглина, Птаха счел нужным пояснить:
– С ними только так…
– А со Штихом вы что не поделили? Приму? – спросил сыщик.
Певец усмехнулся:
– Сексуальные интересы Геннадия Абрамовича лежат в другой плоскости. Просто Штих ни перед чем не остановится. У него мораль как у динозавра. Я ничего не утверждаю, но если в нашем окружении кто-то и мог убить или устроить так, чтобы убили, – это Штих. Я думаю, Сысоев и Авдеевы что-то разнюхали, а он их устранил.
– Разнюхали – о чем?
– Ну что же я вам все буду подсказывать, вы же ищейка, – рассмеялся певец. – Ищите. Я же не прошу вас за меня спеть.
Возле машины Меглина дожидалась Есеня.
– Я выписала десять фамилий, – сообщила она. – Точный случай пока один. Музыкальный критик Тетёхин исчез год назад. В театре уверены, что он в Индию уехал, но у полиции другая версия. Его машину нашли на окраине города с ключами в замке зажигания. И знаешь, что? Тетёхин был другом Штиха.
– Пора нам съездить к меценату, – заключил Меглин.
В усадьбе Геннадия Штиха их встретил злобный лай овчарок. Пока один слуга уводил их от входа, второй, смазливый молодой человек, провожал гостей в дом.
– Милые песики, – заметил Меглин.
– Любимцы Геннадия Абрамовича, – ответил слуга.
Но Меглин смотрел вовсе не на овчарок, а на мальчика лет четырнадцати, игравшего с мячом на заднем дворе…
Оставив сыщиков в гостиной, слуга ушел. Есеня рассматривала висевшие на стенах фотографии. Многие шли парами: фото мальчика лет десяти – и рядом фото того же человека, ставшего взрослым. На одной из фотографий в окружении детского хора стояли Штих и мужчина его лет.
– Это Тетёхин, – сказала Есеня, обращаясь к Меглину.
В это время в гостиную вошел сам Штих – бодрый и подтянутый, несмотря на свои шестьдесят.
– Простите, задержался – дела, – сказал он. – Вам выпить предложили?
– Вы меценат, у вас должна быть хорошая водка, – ответил Меглин. – Может, прикажете?
Ему принесли рюмку водки. Меглин с видимым удовольствием выпил.
– Приятно, когда в людях не ошибаешься… – похвалил он хозяина.
– Теперь, наверное, можно к делу, – напомнил Штих.
– Критик Тетёхин был вашим другом, верно?
– Почему был? Я слышал, он в Индию уехал. Разве с ним что-то случилось?
– Он писал оттуда? Вы созванивались? – допытывался Меглин.
– Ну, мы не настолько были близки…
– Я другое слышал. Хотя да: банкир и критик, лед и пламя. Что вас вообще свело?
– Я раньше сам пел, – признался банкир. – На четверочку. Корелли из меня не вышло, и я решил делать то, что у меня лучше получается, – деньги. Я зарабатываю и помогаю другим талантам раскрыться.
– Детишек имеете в виду? – уточнил Меглин.
Штих кивнул:
– Я много лет езжу по стране, слушаю хоры. Ищу талантливых ребят, помогаю им реализоваться. Иногда Тетёхин мне помогал.
– А во дворе мы видели мальчика…
– Да, Гриша, – снова кивнул Штих. – Пять октав, диапазон уникальный.
– А они вам что? – спросил Меглин с невинным видом. Однако от этого вопроса лицо хозяина стало каменным.
– Простите? – холодно произнес он.
– Вы им покровительство. А они вам?
– Я делаю это… – начал Штих.
Но Меглин не дал ему договорить.
– Из любви к искусству, понимаю. Но все-таки…
Видно было, что хозяину хочется бросить что-то злое, но теперь его опередила Есеня.
– А вы и его покровителем были? – спросила она, указав на фото Птахи.
– Птаху я подобрал в умирающем городке рядом с Владимиром, – ответил меценат. – И сделал тем, кто он есть сейчас. Это он вам насвистел?
Меглин принял простодушный вид:
– Насвистел о чем?
– Птаха – провинциальный мальчик, которого жизнь слишком высоко вознесла, – сказал Штих. – Он не выдержал и с ума сошел от славы. Не понимает, что может и обратно сыграть. Разговор окончен. Я вас провожу.
Когда вышли из дома, Меглин вновь увидел мальчика Гришу с «уникальным диапазоном» и спросил:
– С Гришей можно парой слов перекинуться?
– Боюсь, нет, у него сейчас занятия по вокалу, – ответил меценат.
– Ну скажите, когда. Я сам, правда, не смогу, из соцзащиты кого-нибудь подошлю.
Слова про соцзащиту меценат воспринял как личный вызов и решил «адекватно ответить».
– Есеня, можно, я вашего спутника украду на пару слов? – спросил он.
Когда Меглин со Штихом остались одни, сыщик с каким-то сожалением взглянул на банкира и произнес:
– Это сколько же талантов через ваши руки прошло? Вы что, в Древнем Риме, товарищ?
В ответ Штих резким движением одной рукой схватил сыщика за яйца, а другой – за горло. Это было настолько неожиданно, что Меглин не успел защититься.
– Слушай меня, урод, – прошипел меценат. – Поднимешь волну, я тебя раздавлю. И собакам скормлю. Кивни, если понял.
Он нажал сильнее, и Меглин послушно кивнул. Миллионер развернулся и пошел в дом, а сыщик свалился на землю…
Когда они возвращались – Есеня за рулем, Меглин, стонущий от боли, на пассажирском сиденье, – она спросила:
– И что ты о нем скажешь? Наш?
– Определенно, – ответил Меглин. – Видела, домина какой? Участок, забор… Вот бы там погулять. Много чего интересного найдется, я уверен.
– Кто нас туда пустит?
– Не знаю… – протянул Меглин. – Может, знакомых попросить помочь?
И они попросили. В результате на следующий день Есеня встретилась с Женей, чтобы получить ответ.
– Я поговорил с отцом, – сказал Женя. – У Штиха все схвачено, просто так ордер на обыск вам никто не даст.
– Он что, неприкасаемый?
– Нет. Но брать его надо на железобетонных уликах. Они у вас есть? Нет, только подозрения.
– А если у нас будет свидетель? – спросила Есеня.
– Ну тогда я снова поговорю с отцом.
Деловая часть была закончена, но Женя не спешил уходить.
– Скажи, тебе никогда не хотелось все это забыть? – спросил он. – Все, что ты видела за последнее время?
– Хотелось, – призналась Есеня. – Но я все равно не смогу.
– По жизни счастливы страусы, – заметил Женя. – Что живут от отпуска до отпуска. Кого мы пытаемся защищать? И от кого? Не думала?
– Очень просто. Мы защищаем людей от нелюдей, – ответила девушка.
…В тот же день у нее состоялся телефонный разговор с Сашей Тихоновым. Звонил Саша – ему хотелось поделиться новой информацией.
– Родственники пропавшего часовщика опознали Рубеля, – сообщил Саша. – Он крутился в лавке за день до исчезновения. И еще вот что: и Никита, и Рубель состояли на учете у психиатра под литерой «Ц» как склонные к асоциальному поведению. Главная фишка в том, что литера эта засекречена. К полной базе по ней нужен допуск, которого я добивался пять дней и добился, лишь когда твой папа помог. Доступ к этой информации есть только у двухсот человек по всем управлениям. Это наш список подозреваемых.