Есеня проследила за его взглядом и увидела на песке столбик пепла.
– А окурки он собрал, – закончил сыщик.
И, сложив ладони рупором, крикнул:
– Эй! Горобец! Лети сюда с экспертами!
Когда следователь подошел, Есеня начала ему объяснять:
– Ищите мужчину от тридцати до сорока пяти. Крепкий, ездит один, скорее всего, на внедорожнике.
– Почему так решили? – спросил следователь.
– Ему нужна вместительная машина, – объяснила Есеня. – На ней проще все привезти и от дороги отгородиться, пока он все готовит.
– Попроси гаишников на трассах тормозить одиночек на джипах, – добавил Меглин. – Только не нарушителей, а наоборот.
– Это как?
– Наш Пионер аккуратный и ездит аккуратно. Пристегнут, страховка в порядке, лампы горят. Остановили, проверили, записали номер. Понял?
– Хорошо…
– Выполняй, – скомандовал Меглин.
Тут следователь возмутился:
– А почему вы мне приказываете? Мне сказали, вы только консультировать…
– Я тебе не приказываю, – ответил Меглин. – Я тебе говорю, что он сейчас по этим дорогам ездит и проверяет место, где завтра сожжет следующего. Двигайся!
Следователь больше не возражал – достал телефон и начал звонить. Сыщики пошли к машине.
– Так он продолжит? Сразу, без паузы? – спросила Есеня.
– Он запойный, – объяснил Меглин. – Долго все готовил. Выстрадал, продумал, просчитал. Уверен, что его не поймают. Сам он не остановится.
– Нужно посмотреть материалы по первому делу, – решила Есеня.
…Когда они подъехали к зданию местного ОВД, их внезапно окликнули:
– Миша!
Меглин оглянулся. Их догонял Пиночет.
– Ты как здесь, Коль? – удивился Меглин.
– Бергичу позвонили, сказали – приедут допросить. А я говорю – давай я сам, тем более санитар в город за лекарствами едет. А что случилось, не знаешь?
– Человека убили. Сгорел.
– Мать моя! – поразился Пиночет. – Миш, ну ты же знаешь, я не…
– Все нормально, Коль, – успокоил его Меглин. – Езжай обратно, скажу, чтобы тебя не дергали.
Когда они отошли, Есеня сказала:
– Я тоже знаю, что это не он, чутьем чую, но почему ты его исключаешь? Почерк похож…
– Он в блоке для тяжелых, оттуда не сбежишь, – отвечал Меглин. – Это раз. Агрессивность подавлена психотропами. Он сейчас мухи не обидит. Это два. И главное – он неорганизован. Поджигал по импульсу. Он романтик, а Пионер – бухгалтер.
В кабинете ОВД они изучили фотографии с места первого сожжения.
– На первой жертве одежды тоже не было, – заметила Есеня. – Почему он их раздевает? Это сексуальный мотив?
Меглин покачал головой:
– Нет. Горят быстрее. И чище, что ли. Эстетичнее. Стоп – а это что?
Взгляд сыщика остановился на фотографии пакета для улик с обгорелой серебряной бижутерией. Есеня посмотрела протокол:
– У убитого в ушах были серьги и на губе серебряное кольцо.
– Твою мать! – воскликнул Меглин. – Поехали!
Они вскочили в машину и понеслись обратно в ангар, служивший Меглину домом. Там он кинулся в свой архив. Нашел нужное дело, положил на стол с материалом из ОВД. Есеня взглянула. На первом снимке была изображена распятая связанная женщина. На втором – обгорелое тело. Меглин показал Есене фото мужчины из первого дела. Это был гот с кольцом на нижней губе и серьгами в ушах. Пояснил:
– Витя Корсаков. Садомазохист и мозаичный шизофреник по совместительству. В 99-м с ее согласия распял жену. Она после этого еле выжила. Его признали невменяемым, лежал у Бергича.
– То есть он был… наш?
– Ну да. Узнай – Бергич на месте?
Вскоре они уже были в клинике, в кабинете врача.
– Витю я последний раз в июле смотрел, – сообщил Бергич. – В целом он показался мне достаточно стабильным.
– Он свой новый адрес оставил?
– Да, сейчас выпишу… Есеня, не оставишь нас на минуту?
Когда она вышла, Бергич спросил:
– Как спишь?
– Бессонница.
– Голова болит? Сердце?
– Знаешь, говорят: если после сорока утром проснулся и ничего не болит – значит умер. Я пока живой.
Бергич шутки не принял, задал следующий вопрос:
– Галлюцинации?
Меглин поднялся, со светским видом произнес:
– Поболтал бы, да ехать пора.
– Значит, да, – заключил врач. – Тебе ведь кажется, что ты один против всего мира…
Меглин остановился.
– И что, если ты остановишься, случится что-то страшное, – продолжал Бергич. – Катастрофа. Ты один спасаешь мир от охватывающей его тьмы. Это парафрения, Родион. Ты переходишь в острую фазу. Скажи: ты что, идиот?
– Тебе виднее, – пробурчал сыщик.
– Судьба дала тебе шанс. Уникальный. Ты можешь вести нормальную жизнь. Годы. С ней… Все, что тебе нужно сделать – уйти с этой работы. Лечь ко мне на пару месяцев.
– А если не лягу – сколько у меня времени?
– Пара недель, не больше.
– Ну и что ты паникуешь? – с прежним шутливым выражением сказал сыщик. – Времени еще вагон, успею мир спасти.
Однако, увидев на лице Бергича разочарование, изменил тон и ответил серьезно:
– Я лягу, обязательно. Через пару дней. Сейчас просто не могу.
Из кабинета вышли вместе – врач решил проводить их до ворот. По дороге Есеня спросила:
– А как Пиночет? То есть Николай?
– Явный прогресс, – ответил Бергич. – Думаю, в следующий раз обойдемся без такого интенсива. Я его завтра выписываю. Лечение результативно, если вовремя начать, Родион.
– Да я понял, понял, – рассмеялся Меглин.
Пока он прогревал машину, Бергич тихо спросил у Есени:
– Я так понял, ты сейчас почти все время с ним?
– Ну да…
– Вот это он должен принимать. Контролируй.
И протянул листок рецепта.
– Так плохо все? – спросила она.
Бергич пожал плечами:
– Поборемся. Главное – время не упустить. И надави на него – пусть все бросит и ложится. Мы его вытащим.
– Хорошо, – пообещала она.
…По нужному адресу долго не открывали. Наконец дверь приоткрылась, выглянула бледная девушка в халате.
– Нам Корсаков нужен, – объяснил Меглин.
Она чуть отодвинулась, давая им пройти. Закрыв дверь, сказала Меглину:
– Я тебя помню, ты Витю приходил закрывать. Хреновато выглядишь.
– Не то что ты, – ответил сыщик. – Где сожитель твой?
– Витя – мой муж, – строго сказала девушка.
– А ты смелая. В курсе, что он с женами делает?
Девушка молчала, тогда Есеня спросила:
– Вы знаете, где он?
– А что случилось? Если опять повесить на него что-то хотите – не выйдет. Не знаю, что там у вас, но Витя здесь ни при чем, ясно? Он вылечился и себя контролирует.
– Вот этим? – спросил Меглин, снимая висевший на стене хлыст.
– А какая разница? Это наше дело, как мы живем. Я если вижу, что его колбасить начало, из дома не выпускаю.
– Мы ни в чем не обвиняем вашего мужа, – сказала Есеня. – Нам просто нужно знать, где он.
– Зачем? Ладно… С другом уехал.
– С каким другом?
– Не знаю, не видела, – пожала плечами девушка. – Они по Интернету познакомились. Я думала, он тоже в Теме. А Витя сказал – просто за жизнь разговаривали. В среду пришел, говорит: я с ним отъеду, не волнуйся.
– И вы ему не звонили со среды?
– У него телефон отключен. А что, что-то случилось? С ним? Что с ним?
– Мы ничего пока не знаем. Как этого друга звали?
– Не знаю… Он анонимно входил, мы его анонимом и называли.
– Нам нужен компьютер Виктора, расческа и зубная щетка, – сказала Есеня.
Вот теперь девушка окончательно поняла, что с ее любимым что-то не так.
– Скажите, что случилось! – испуганно попросила она. – Вы можете сказать?!
Но нет – они не могли.
…Придя домой, Меглин тут же схватился за ноутбук Корсакова. Есеня, не снимая плаща, вытряхнула на ладонь четыре таблетки, протянула ему. Он не взял.
– Почему? – спросила она.
– Я после них не соображаю, – объяснил сыщик. – Сейчас нельзя. Потом.
Взглянул на экран компьютера.
– Запаролен… Ты сейчас куда?
– Съезжу домой, за вещами.
– Забрось по дороге Глухому. Пусть покопается.
И, не глядя больше на Есеню, принялся расчищать стол простейшим способом – сбрасывая все на пол. Потом открыл подвальный люк, достал кучу дел, разложил их на столе и принялся изучать.
…Душ в доме Стекловых был не такой, как в меглинском ангаре; под ним хотелось стоять долго, наслаждаясь упругими струями воды. И Есеня стояла, наслаждалась… А когда вышла из ванной, увидела отца, читающего ее блокнот.
– Что ты делаешь?! – воскликнула она, отбирая свои записи.
– Здравствуй, – ответил прокурор.
– Ты что, в сумке у меня рылся?
– Мне казалось, это ты у нас ввела такую практику…
Она хотела ответить резко, но сдержалась.
– Я заехала за вещами, – сказала Есеня. – Давай хотя бы на ночь нервы друг другу не мотать, ладно? Правда, выспаться хочется…
– Я не видел тебя две недели, – сказал прокурор. – Звонки ты сбрасываешь. Я просто хочу знать, как у тебя дела. Имею на это право. Знаешь… давай попьем чаю? С травами, как ты любишь. Тебе сейчас нужно…
Есеня молча кивнула. Вскоре они сидели на кухне и, совсем как раньше, пили чай. Передав дочери чашку, прокурор заметил:
– Очень сильные препараты в рецепте. У него обострение?
Есеня кивнула. Прокурор оседлал любимого конька:
– Он вообще может работать в таком состоянии?
Вот тут Есеня не смогла отмолчаться.
– Откуда такая забота?
– Во-первых, он мой друг… – начал прокурор.
Но Есеня не дала ему развить эту мысль.
– Ты его ненавидишь, – заметила она.
– Ненависть и любовь – одно и то же, – заявил в ответ Стеклов. – Не знала? И я не за него беспокоюсь. Верней, не только за него. Ты с ним говорила о лечении?
– Он не может дело бросить.
– Не хочет, – поправил прокурор. – Ты работаешь с ним уже на равных, он просто не может признать, что ты выросла.
– Хватит! – попросила Есеня.
– Что? Ты постоянно требуешь от меня признать тебя самостоятельной. Адресуй этот упрек ему.