Есеня промолчала, и прокурор понял, что нащупал струну, на которой может сыграть.
– Быть взрослой – значит брать на себя ответственность, – заявил он. – За себя и за тех, кто от тебя зависит.
Дочь сразу поняла, куда он клонит:
– Предлагаешь его насильно лечить? Я тебя правильно понимаю?
– Если придется.
– Знаешь, в чем твоя проблема, пап? Ты всегда знаешь, что лучше для других.
Прокурор чувствовал, что задевает за больное и лучше остановиться… Но остановиться не мог.
– Он психически нестабилен… – начал он.
Есеня стукнула чашкой о стол.
– Да он здоровее тебя! Ты не думал, что это ты маньяк? С твоей страстью все контролировать?
Прокурору тоже стало не до чая:
– Я о тебе забочусь! Пытаюсь тебя вытащить из дыры, в которую ты прешь прямиком!
И тут Есеня нанесла удар ниже пояса:
– А маму ты тоже спасал? Заботился о ней, да? Тогда обо мне не надо, я жить хочу!
Не думая о том, что делает, Стеклов отвесил дочери пощечину.
– Никогда не смей так говорить! – закричал он. – Что он тебе наплел?!
Есеня молча, с ужасом и отвращением, смотрела на отца.
– Я хотел ее спасти! – заявил Стеклов.
– Здорово получилось…
– Я ее любил!
– Любовь и ненависть – одно и то же, сам сказал, – напомнила Есеня. – И я не знаю, люблю я тебя или ненавижу. Расскажи, что случилось с моей матерью? Зачем ты эту несчастную женщину держишь в психушке? Она там числится как Берестова, но я узнавала – ее настоящая фамилия Игнатович. Зачем эта подмена? Кто такая Берестова? Что узнал Огнарев? Если ты мне здесь врешь, значит, во всем врешь, и значит, я тебя не знаю совсем…
– Ты никогда ничего не узнаешь, – глухо сказал прокурор.
Есеня встала. Молча взяла сумку с вещами и направилась к выходу. Нет, он не мог так ее отпустить! Стеклов вскочил, догнал дочь и ухватился за ручки сумки. Есеня усмехнулась, разжала руку, оставив всю свою амуницию у отца. Уже взявшись за ручку двери, сказала:
– Я не хочу тебя больше видеть. Никогда в своей жизни.
И вышла.
Стеклов вернулся на кухню, налил стакан водки, сделал глоток… Нет, он не мог с этим смириться! Стакан вместе со всем содержимым полетел в стену. Прокурор достал телефон и набрал номер Седого – человека, от которого напрямую зависела судьба Меглина…
…Они встретились в парке, где Седой занимался мирным делом – кормил уток в пруду. Сели на лавочку, и Стеклов сразу заговорил:
– Его система перестает работать. Меглин был ее гарантом, а сейчас он серьезно болен. Я видел его анамнез. Кризис может случиться со дня на день. И тогда он просто начнет убивать. Он свое отработал. Надо принять решение.
Седой покивал, потом произнес:
– Что меня в этом… скажем, настораживает. Он герой. Легенда. А что убивает – так в глубине души все его одобряют. Нам не простят. Вот если бы это случилось как-то… по-другому… Я бы не возражал.
Коротко кивнул, прощаясь. Ушел. А Стеклов остался. Ему только что предложили взять на себя кровь. И не только Меглина…
…Есеня застала Меглина там же, где оставила – возле стола, на котором был разложен своего рода пасьянс из фотографий мертвых тел. На секунду обернувшись, он спросил:
– А где вещи? Ты же за вещами поехала?
Она применила его фирменный стиль – промолчала. Кивнув на «пасьянс», спросила сама:
– Вечер воспоминаний?
– Ну да. Ностальгия, знаешь…
– Что-то конкретное ищешь?
– Душителей, – объяснил он. – У того, на мосту, горло было цепью перетянуто. Может, ерунда, а может, намек.
– Думаешь, он… воспроизводит преступления жертв? – догадалась Есеня. – Тогда второй – тоже «наш»? Но зачем кому-то убивать наших?
– Ты уже сама поняла все, – сказал сыщик. – Умная девочка. Просто не говоришь. В прошлый раз он убивал учителей. Теперь – учеников. Поехали.
И среди ночи они поехали на место первого преступления, где еще не были. Когда нашли мост, а на нем – столб со следами копоти, Есеня сама встала возле столба, огляделась, насколько позволял слабый свет луны. За дорогой увидела небольшую прогалину. Указала на нее:
– Там…
Сыщики двинулись по прогалине. Через несколько метров в свете фонарика стало видно, что ветви кустов специально обломаны, чтобы освободить обзор наблюдателю. А еще здесь виднелись те же самые следы от штатива и пепел на земле. Оглядевшись, Есеня увидела вырезанный на дереве смайлик. Вместо носа у него на срезанной ветке висела флешка…
В машине был ноутбук. Есеня вставила флешку, и на мониторе появилось изображение: пропавший Виктор Корсаков, распятый на столбе. Голос Ты-Меня-Не-Поймаешь, измененный специальной программой, произнес:
– Соскучился? Я же говорил – мы в самом начале. Ты мне нравишься, Меглин. Серьезно. Но ты до конца не идешь. Не заглядываешь в себя. А если ты себя не знаешь, чему ты можешь научить? Вот этих «наших» взять. Ты их не спасаешь. Ты их делаешь несчастными. Заставляешь ненавидеть свою природу. Потому что в себя боишься заглянуть. Ничего, мы это исправим. Наши, вернее, твои, будут умирать до тех пор, пока ты сам не убьешь одного из них. Любого, на твой выбор. Как ты говоришь – весы? Вот и взвесь. Или ты убьешь одного, или я убью десять. Извини, я должен позвонить…
На экране появилась рука с телефоном. Палец нажал клавишу – и Корсаков вспыхнул, объятый пламенем.
– Убей, Меглин, – продолжил голос. – Покорми зверя. Думаешь, зачем мне это? Ну, во-первых, я получаю удовольствие, превращая твою жизнь в ад. Во-вторых, я тебе помогаю. Думаешь, почему они идут за мной? Я не вру, как ты. Я говорю людям, кто они есть на самом деле. Вот ты, Меглин, – убийца. Ты не герой, а фрик. Ты никогда не станешь своим среди них. Тебя терпят, пока ты убиваешь для них. И выкинут, как только используют. Ты это понимаешь, и это тебя бесит, старичок. А ты для себя убей. Без логики и оправданий, на кураже. Решайся – или я ударю ближе. Ты же знаешь правила.
– Записала разговор? – спросил Меглин. – Отвези своему вундеркинду.
И Есеня поехала к Саше. Она никогда раньше не была в его квартире и была поражена: так походила здешняя обстановка на интерьер какого-нибудь кабинета в ОВД. Вся мебель была сдвинута в сторону, в центре стоял стол с компьютером, а освободившиеся стены были заняты фотографиями, газетными вырезками, копиями материалов дела, сашиными комментариями к ним.
Прослушав запись на флешке, Саша сказал:
– Ну, я могу только повторить. Молодой, эгоистичный. Считает, что его недооценивают. Образован. Проглядывает мания величия. Судя по тому, как строит фразы, работает в органах. У него доступ к делам Меглина, таких людей немного…
– Саш, ты сейчас себя описал, – заметила Есеня.
– У меня мания величия?
– Немного.
– Думаю, он знаком с Меглиным. У него какая-то личная обида. Вот, послушай.
И он еще раз прокрутил отрывок, где Ты-Меня-Не-Поймаешь цитировал слова Меглина про весы.
– Он слышал, как Меглин говорит, – убежденно сказал Саша. – А ведь его слышали не так много людей. Это кто-то из ближнего круга. Кто-то, кого вы хорошо знаете.
В это время у Есени зазвонил телефон. Это был Глухой.
– Привет, – сказал он. – Я посмотрел его машинку. Этот его друг за ним следил.
– Как?
– Запустил ему программу-шпиона. Он всегда знал, где ноутбук, и, соответственно, хозяин.
– Я передам Родиону, – пообещала девушка.
Уже у двери, когда она собралась уходить, Саша повторил свой вывод:
– В общем, я уверен, что ты его знаешь. Лично.
С этим она и вернулась к сыщику. Он все так же сидел за столом, заваленным материалами дел.
– Что ж, мы знаем, что их двое, – сказала Есеня.
Меглин покачал головой:
– Не факт.
– Но он не убивает своими руками!
– Или хочет, чтобы мы так думали. Но это неважно. Нужно понять его систему. Он не убивает просто так. Во всем есть смысл.
– Да, забыла сказать, – вспомнила девушка. – Звонил Глухой. В ноутбуке ничего нет, только программа, которая определяет, где находится компьютер. Типа жучка.
Пару секунд Меглин оценивал информацию. Потом вскочил.
– Он ударит ближе… Звони Глухому, бегом!
Спустя несколько секунд они уже мчались по направлению к жилищу Глухого. Есеня непрерывно вызывала того по телефону, но он не отвечал.
– Ну же, бери! – уговаривала Есеня.
А Меглин зло произнес, объясняя, что произошло:
– Он не за Корсаковым следил. Ему нужен был Глухой, а мы сами на него вывели! Не берет? Ментам звони!
…Незадолго до того, как к Меглину пришло это понимание, Глухой сел ужинать. Звонок в дверь отвлек его от этого занятия. Взглянув в камеру слежения, Глухой увидел знакомое лицо. Правда, этот человек никогда не появлялся у него в доме, но мало ли что. И Глухой открыл дверь.
– Привет, – сказал он. – Проходи, я сейчас чай сделаю.
И ушел на кухню. Как раз в это время Есеня и начала ему звонить. Поздний гость взглянул на телефон, взял его в руки – и отключил.
В этот момент Глухой вернулся из кухни с двумя стаканами чая. Взглянул на гостя, на свой телефон у него в руках – и все понял. Тогда он выплеснул кипяток, стараясь попасть гостю в лицо. Но тот успел уклониться…
…На скорости сто сорок они примчались к жилищу Глухого. Издалека увидели стоявшую рядом с домом пожарную машину и столб дыма из окна. Меглин остановил машину, выскочил, бросился к дому… И увидел, как санитары выносят из дома труп в пластиковом мешке.
Меглин пошатнулся; издалека было видно, что ему плохо. Есеня помогла ему зайти за машину… и тут сыщик внезапно преобразился.
– Он смотрит! – прошептал Меглин ей на ухо. – Прямо сейчас. Он где-то здесь, понимаешь? Но где?
Есеня, будто утешая его, сама пробежала глазами по домам напротив.
– Вон там, – сказала она. – Слуховое окно открыто, видишь?
Они медленно вернулись к своей машине… Выйдя из поля зрения убийцы, со всех ног кинулись к двери нужного дома, там – на чердак… Добежав, Меглин ударил в дверь ногой, задвижка сломалась, и напарники ворвались внутрь. Меглин кинулся к окну. Увидел недокуренную сигарету.