Да, он не психолог… он куда лучше. Отец никогда не сюсюкался со мной и не ставил себя выше в силу возраста. Он с интересом выслушивал мои детские фантазии и воспринимал каждое слово серьезно. Помню, как-то раз я сказала, что мой плюшевый слон храпит, и мы целую неделю укладывали его спать в прихожей. Позже до меня наконец дошло, что игрушки неживые, а за храп я приняла шум мусоровоза, который приезжал рано утром каждый день. Когда я поделилась этим открытием с отцом, он сделал вид, что очень удивился, и искренне меня похвалил. Мы вернули слона на место, а я была на седьмом небе от гордости, потому что додумалась до этого сама. С папой я не чувствую себя глупым ребенком, он не принижает мои чувства и проблемы. И я легко могу говорить с ним обо всем без страха быть непонятой или осужденной, поэтому и сейчас выдаю как на духу:
– У меня появился парень.
Папа мгновенно подбирается, нахмурив брови, берет в руки пластиковую вилку и ломает ее пополам, надавливая большим пальцем:
– И кто он?
– Тебе не идет этот образ, – хихикаю я. – Перевоплощайся.
– А я так надеялся, – с театральным разочарованием отвечает он.
– Это мальчик из школы. Ты вчера забирал меня из его дома.
– Ты была у него дома?! Где запись на премию «Худший отец года»?! Внесите меня в список на расстрел, пожалуйста!
Это я еще не сказала, что не просто была у Елисея дома, но и ночевала там. Лучше все-таки опустить эту деталь, а то и правда психиатр понадобится.
– Спокойно, – мягко произношу я, – за нами приглядывала его мама. Тетя Яна очень хорошая, мы пили чай, и все. Ничего криминального, честно.
– Ладно. И что же это за мальчик?
– Его зовут Елисей.
– Как богатыря из мультика? Он такой же чудик?
– Нет! – смеюсь я. – Он… хороший.
Беру в руки мобильник, черный экран, точно бездонная яма. Хороший, но тупой.
– Тогда что это за взгляд, солнышко? Вы поссорились?
– Еще нет. Он мне не пишет.
– Напиши ему сама.
– Спасибо, папуль, – саркастично бросаю я. – Ты вообще ничего не понимаешь, да? Я не могу написать первая.
– Это еще почему?
– Так вот в чем дело. Вы правда этого не понимаете?
– Чего именно?
– Ужас! – хлопаю себя по щеке. – У вас это в ДНК!
– Лана, да о чем ты говоришь?!
– О том, что нам нравится, когда вы делаете первый шаг, но вы, как будто специально, никогда его не делаете!
Папа оскорбленно открывает рот и прижимает руку к груди.
– Нам, вообще-то, тоже нравится, когда вы делаете первый шаг!
– Мы в тупике, – вздыхаю я. – Наверное, именно поэтому в мире столько несчастных людей.
– Хочешь, я ему напишу? Заодно и узнаю, что он из себя представляет.
– Нет, тогда это будут самые короткие отношения в мире.
– А когда они начались?
– Вчера.
– И ты мне об этом рассказала? – с тихим ужасом спрашивает папа. – Не через полгода, не за день до свадьбы, а сегодня? Прям вот так сразу?
– Ну, конечно. Зачем мне скрывать это от тебя?
Он прищуривается и говорит голосом мультяшного злодея:
– А вдруг я запрещу вам встречаться?
– Тогда я сбегу из дома и буду жить с любимым в шалаше посреди леса.
Его губы трогает нежная улыбка, и я улыбаюсь в ответ с такой же теплотой. И кто сказал, что дети и родители не могут быть на одной волне? Что они не могут быть друзьями? Мы ведь частички друг друга, плоть, кровь, гены, в конце концов! Дети, взрослея, берут пример с родителей, даже если сами этого не хотят, закон зеркала. А это значит, мы похожи на них так же, как и они на нас. Папе сейчас нужна поддержка, друг, близкий человек рядом. И всем этим могу быть я, и он для меня, конечно же, тоже.
– Лана, ты можешь взрослеть помедленнее? Я еще не готов отдавать тебя замуж.
– У тебя будет еще много времени подготовиться.
Телефон в моей руке вдруг оживает, сердце колотится, как бешеное, но быстро возвращается к привычному ритму.
Сева Рог: «Привет) Как дела?»
Нажимаю на кнопку блокировки, экран гаснет.
– Не ответишь? – спрашивает папа.
– Это не он. Пойдем, нам еще в очередях стоять.
Папа бьет себя по животу и морщится:
– Зачем мы поели перед тем, как ходить по магазинам?
– Это была твоя идея.
– В следующий раз переубеди меня.
Прижимаюсь плечом к стене, скрещивая руки на груди, и наблюдаю, как папа застегивает пуговицы на черном пальто. Его туфли начищены, брюки выглажены, волосы уложены гелем, а стекла очков прозрачные, как слеза младенца. В коридоре витает терпкий запах мужского одеколона, а в груди зреет тревога. Теперь я очень хорошо понимаю, что чувствуют родители, когда их дети собираются куда-то на ночь глядя.
– Во сколько ты планируешь вернуться? – строго спрашиваю я.
– И вот мне снова семнадцать, – усмехается папа, поправляя воротник пальто.
– Это не ответ.
– До которого часа ты меня отпускаешь?
– До десяти.
– Солнышко, уже половина девятого, я успею только приехать в ресторан, поздороваться со всеми и вернуться назад.
– Вот и отлично.
– Лана, – ласково произносит отец, поворачиваясь ко мне лицом, – все будет в порядке. Я обещаю.
– Они будут заставлять тебя пить.
– Ты связался с плохой компанией, Антошка! Не дружи с ними! – пародирует папа бабушку Олю, которая до сих пор его так называет.
– Вот именно! Зачем тебе вообще туда идти? Юбилей коллеги? Что ты о нем знаешь, кроме имени и должности?
– Затем, что мне нужен социум, чтобы не сойти с ума. Доктор одобрил, и я не стану пить больше трех бокалов. Договорились?
Делаю глубокий вдох и медленный выдох, успокаиваясь. Я понимаю, что нельзя запереть отца дома и оградить от всех соблазнов, что ему необходимы общение, свобода и новые знакомства. Все понимаю, но не могу не волноваться. В конце концов, взрослые – это те же дети, просто за них уже никто не переживает, потому что они должны быть рассудительными и ответственными, но это не всегда так. Если взять компанию подростков и компанию взрослых, то глупостей могут натворить и те, и другие. Просто к первым изначально относятся предвзято, а вторых всегда пытаются оправдать, ссылаясь на проблемы взрослой жизни. Логика и справедливость ниже нуля.
– Извини, меня занесло, – говорю я, оглядывая отца с ног до головы. – Ты классно выглядишь. Повеселись там.
Папа шагает ближе, обхватывает мою голову ладонями и целует в лоб:
– Спасибо, солнышко. Ты тоже не скучай, ладно?
Смотрю в его горящие предвкушением глаза сквозь стекла очков и улыбаюсь. Он заслужил отдых, а мне остается лишь верить в него и надеяться, что все пройдет хорошо.
– Ладно, – уверенно киваю я. – Последую твоему совету и напишу Елисею первая, вот и развлекусь.
– Отличный план. Ну все, пожелай мне удачи.
– Удачи, папуль.
Закрываю за отцом дверь и отправляюсь в спальню. Сажусь на кровать и беру в руки телефон. Да, я напишу. Так напишу, что Елисею мало не покажется.
Лана: «Теперь я понимаю, почему у тебя не было долгих отношений. Мы расстаемся!»
Вот так тебе, умник! Получай! Довольно ухмыляюсь, но удовлетворение длится всего несколько секунд. А что, если он даже не ответит? Что, если он снова надо мной пошутил, и… Падаю на бок и подтягиваю колени к груди. Сердце болезненно сжимается, и я открываю страницу Елисея. Он, точно призрак, аватарки нет, фотографий тоже, музыка и друзья скрыты. Профиль пуст, словно за ним и нет никого. Как я должна понять, что все по-настоящему, если этому нет никаких подтверждений? Неужели так трудно было написать хотя бы «привет»?
Входящий видеозвонок производит эффект выстрела из хлопушки прямо в лицо. Испуганно сжимаю телефон и бью по кнопке «отклонить». Сердце пульсирует в районе горла, а его стук грохочет в ушах. Еще один звонок, и я снова его отклоняю. Он там с ума сошел? Зачем звонить-то?! Телефон вновь вибрирует, и я уже готовлюсь ударить по кнопке отмены, но это всего лишь сообщение.
ЕL: «Ответь»
Лана: «Нет»
ЕL: «Лана, не беси меня»
Лана: «Сам меня не беси!»
ЕL: «Я знаю, где ты живешь»
Лана: «Удачи»
ЕL: «Мы учимся в одной школе»
Лана: «Не надо меня пугать, я все сказала»
ЕL: «Я сейчас звоню, а ты отвечаешь»
Лана: «И еще раз… Удачи!»
Жму «отправить» и галопом несусь к зеркалу в ванной. Провожу ладонями по горящему лицу, поправляю челку и наношу на губы гигиеническую помаду. Вроде бы все не так плохо, повезло, что я накрасилась перед тем, как ехать в торговый центр. Мобильник нетерпеливо жужжит, и я бегу в гостиную. Падаю на диван и вытягиваю руку с телефоном перед собой, медленно выдыхая. Раз, два, три… Нажимаю кнопку «принять вызов», и из экрана в меня летят световые лучи лазеров, пробивающие насквозь. Брови Елисея подняты, глаза сощурены. Широкий ворот белой футболки открывает ключицы и напряженную шею. Кажется, я правда его взбесила, но он сам виноват! Молчание затягивается в крепкий узел волнения. Елисей вздыхает и подпирает подбородок кулаком:
– Ну и? В чем дело?
Снова ромашковый чай по венам пустил? Думает, я тут шутки шучу? Пожимаю плечами и отвечаю беспечно:
– Просто я подумала, что стоит выбрать парня, который пишет мне сегодня весь день, а не того, который даже не вспомнил о моем существовании.
– А пишет тебе, конечно же, Сева?
– Представь себе!
– Он и правда тугодоходящий, – тихо бормочет Елисей, а после обращается ко мне со всей серьезностью: – Лана, я не люблю пустую болтовню, а пустые переписки вообще ненавижу.
– Здорово! Ты не переписываешься, а я не целуюсь! Да мы просто созданы, чтобы бесить друг друга!
– Похоже на то, – говорит Елисей и по-доброму улыбается.
Сердце вздрагивает и стучит все тише и тише, наполняя тело нежным теплом. Опускаю подбородок, не отрывая взгляд от экрана. Раздражение уступает место трепету, а из динамика звучит мягкий тембр голоса, от которого мурашки бегут по спине: