Положив на землю оружие, он начал расстегивать пуговицы на рубашке. Его неуверенность тоже была вполне понятна и объяснима. Будь ты хоть трижды лучший, но полученные однажды навыки необходимо постоянно поддерживать. Иначе они просто теряются.
Раздевшись по пояс и разувшись, Максим шагнул к скале. Страшно? Конечно. Только полные идиоты не испытывают чувства страха. И уж никак не потому, что они такие отважные, героические люди. Просто в силу своих умственных способностей не способны адекватно оценить степень угрозы. А Оболенский был вполне нормален… Однако сейчас от Максима зависела жизнь всех членов команды. И он сознательно шел на риск.
Глава 15
1
– Все. – Ислам отбросил в сторону автомат. – Кончились патроны. У тебя как?
– У меня уже давно пусто, – откликнулся Багров.
Федор Аверьянович не чувствовал боли. Перед тем, как разместить его на позиции, ему сделали еще один укол. Просто слабость. Его плавно покачивало, время от времени он не то чтобы полностью терял сознание, отключался. Он время от времени как бы «проваливался», оказывался в этаком странном промежуточном состоянии, в полузабытьи. Но гранату – последнюю и единственную «феньку» – он держал у груди, двумя руками. Боялся потерять в тот момент, когда его опять начнет уносить куда-то.
– Тебя как зовут? – спросил лежащий неподалеку чеченец.
– Федор, – ответил Багров.
– Я – Ислам, – представился молодой человек.
Моджахеды там, ниже по тропе, перестали стрелять. Потом осторожно перебежал поближе к обороняющимся один. Через некоторое время – попробовал другой. Боевики осмелели, перебежки становились все длиннее.
– Ловите! – Лежа на спине, Ислам метнул за голову гранату.
Хлопок взрыва. Чей-то вой. Боевики огрызнулись короткими очередями и вновь залегли. Еще пара минут отсрочки…
– Ты, Федор, главное, сознание не потеряй, – сказал негромко Ислам. – Нельзя живым в их руки попадать.
– Не учи ученого! – огрызнулся Федор Аверьянович.
Палец продет в кольцо, «усики» разогнуты заранее.
– Опять зашевелились, – сказал Багров, глядя вперед сквозь заливающую глаза кровь – лоб посекло осколками камня.
– Получайте! – Ислам опять метнул гранату тем же способом и совершенно спокойно, даже как-то умиротворенно, сообщил: – Все, Федор. Нет у нас больше ничего. Ни патронов, ни гранат.
– Ну, нет так нет, – ответил Федор Аверьянович. – Подползай поближе, чтобы на двоих хватило.
Ислам остался на месте. Помолчав немного, сказал:
– У меня где-то в этих местах дядя погиб. Старший брат моего отца. Еще при коммунистах…
– А отец? – спросил зачем-то Багров.
Молодой чеченец тяжело вздохнул:
– А отец – в девяносто пятом. В Грозном…
И тут же голос его стал жестким и уверенным:
– Все, Федор! Прощай. Встретимся там…
– Так я – христианин, – сказал Багров.
– Ты – воин, – убежденно ответил чеченец. – И я – воин. Значит, встретимся.
Он встал в полный рост. В руке – нож. Что-то завывая на родном языке, он, покачиваясь, сделал один шаг вперед, второй. Сейчас он, грязный, окровавленный, в истерзанной одежде, был по-настоящему страшен. И сам он нисколько не боялся того, что ждало его впереди.
Наверное, это почувствовали и враги. Ислама даже не попытались взять живым – пули, одновременно выпущенные то ли из двух, то ли из трех автоматных стволов, ударили молодого чеченца в грудь, заставили отступить на пару шагов. Но он все же удержался на ногах. Постоял, покачиваясь, помотал головой… Еще очередь. Широко раскинув руки, будто хотел обнять весь мир, Ислам во весь рост рухнул ничком.
– Покойся с миром, братишка, – пробормотал Федор Аверьянович и, выдернув кольцо, сунул гранату себе под грудь, после чего уткнулся лицом в камни.
2
Артем наблюдал за тем, как Максим идет по стенке. Сжимал кулаки, скрипел зубами, прекрасно понимая, что если товарищ не справится, сорвется, то помочь он ему ничем не сможет при всем своем желании. А сам Максим тогда не просто покалечится. Если Оболенский сорвется со скалы, их шансы на спасение – причем всей команды – сразу начинают стремиться к бесконечно малому значению.
Понимал это и Максим. Шел вроде как и осторожно, но при этом выискивая такие зацепки, которыми в другое время пользоваться бы ни за что не стал. Если можно так сказать, подъем происходил на кончиках пальцев.
Время шло к вечеру, и погоду никак нельзя было назвать теплой. Прохладно. Но Оболенскому было жарко. Струйки пота стекали по лицу, груди и спине, саднило исцарапанную о камень грудь. Болели от напряжения пальцы и рук, и ног. Однако Максим не останавливался – упрямо шел вперед. Он не смотрел ни вниз, ни вверх.
Вытянул руку, нащупал зацепку, проверил ее на прочность – держит. Теперь пальцами ноги найти еще одну опору… Вот так. Теперь подтянуть все тело. На груди Максима стало одной царапиной больше, но и он продвинулся вперед. Так. Следующий шаг…
К «полке» – идущему горизонтально выступу – Максим поднялся совершенно неожиданно для себя. Ширина «полки» позволяла поставить обе ноги на полную ступню, что уже само по себе было существенным облегчением. Прижавшись разгоряченным лбом к холодным камням, Оболенский восстанавливал дыхание. Руки противно дрожали, кисти и пальцы – в мелких ссадинах.
Налетевший ветерок приятно холодил исцарапанное тело. И принес отголосок выстрелов. Автоматная очередь, другая… Хлопок, в котором Максим безошибочно опознал разрыв гранаты. Заслон все еще держался. Оболенскому вдруг показалось, что он даже чувствует принесенный ветром запах пороха.
Максим недюжинным волевым усилием запретил себе продолжать отдых. Надо идти дальше. Время, время! У заслона скоро кончатся боеприпасы – странно, что они еще оставались. А Оболенский преодолел едва ли треть подъема. И если он не успеет… Умрут все.
Максим двинулся по «полке» вправо, руками ощупывая и оглаживая стену. Но она оказалась совершенно гладкой, без каких-то даже намеков на выступы, которые можно было бы использовать как зацепки для дальнейшего движения вверх. Ближе к краю скалы пришлось опять вставать на самые кончики пальцев ног – «полка» существенно сузилась. И – резкий поворот за угол. Что там его ждет – Максим не видел. Постоял несколько секунд, собираясь с силами, после этого запустил за угол скалы руку, пошарил по камню. Отыскав зацепку для правой руки и вцепившись в выступающий из массива булыжник левой, Оболенский занес за угол правую ногу. Опора для пальцев ноги нашлась, вот только она была не особенно надежной.
Максим сжался в комок и, на какое-то мгновение повиснув на пальцах правой руки и большом пальце ноги, плавно перенес тело за угол. Он рискнул. Но риск того стоил. За углом он, как и предполагал еще внизу, оказался в «камине» – вертикальной щели в скальном массиве, ширина которой позволяет подниматься враспорку. Проще говоря, опираясь на противоположные стены этой щели. Теперь подъем пошел намного веселее.
Когда Оболенский оказался на плоской площадке вершины, он, полностью обессиленный, рухнул на холодные камни и какое-то время просто лежал, приводя дыхание в норму. Но уже через несколько секунд он встал на ноги, снял переброшенную через плечо веревку. Оглянувшись, сразу же увидел подходящий для крепления камень.
Закрепив веревку, Максим сбросил свободный конец вниз – кстати, хватило и даже еще осталось, хотя отсюда, сверху, гора казалась еще выше, чем снизу, – и, сложив ладони рупором, крикнул:
– Первым – Скопа! Поможет поднимать остальных!
Стоящие внизу миниатюрные, кукольные фигурки пришли в движение.
3
Абдул Карим не спеша поднимался вверх по тропе. А куда торопиться? Те, что ушли в глубину каньона, никуда не денутся, они в ловушке. А вот с этими, что остались их прикрывать – на что надеялись, глупцы?! – надо поговорить плотно и предметно. И они ответят на все вопросы, что задаст им полевой командир. Даже если сильно не захотят – все равно ответят.
Моджахеды, которые перебежками и ползком взошли к месту, где оборонялись люди Бобошерова, уже сложили в сторону их оружие, перевернули на спину тело того бешеного, что бросался на них с ножом, и теперь кружком стояли вокруг второго.
– Их только двое, саиб! – торопливо доложил командиру его помощник. – Остальные, наверное, убежали, когда у них кончились патроны.
О Аллах! Так у них еще и кончились боеприпасы! Абдул Карим почувствовал, как внутри нарастает, ширится черная злоба. Он потерял почти половину своих людей при этой атаке. Значит ли это, что, будь у обороняющейся стороны патроны, он бы потерял всех?
А еще полевой командир знал – этих здесь и было только двое. Его людям отвечали лишь два ствола, он прекрасно это слышал.
– Один – убит, но второй – жив! – продолжал помощник. – Мы его не трогали – ждали вас, саиб!
Абдул Карим мельком глянул на убитого, осмотрел сложенное в отдельную кучу оружие обороняющихся. Хотя «куча» – слишком громко сказано. Только пулемет и автомат. Ничего больше. Нож, с которым бросался на его людей убитый, не в счет.
Полевой командир приблизился к тому, что остался в живых. Крупный мужик лежал ничком, подвернув руки под себя и уткнувшись лицом в камни. Раненый – вон, нога перевязана, повязка вся в крови.
Не сдержавшись, Абдул Карим пнул лежащего по повязке. Тот дернулся и громко застонал. «Больно? – подумал полевой командир. – Да ты еще не знаешь, что такое боль! Но узнаешь. Еще до заката».
Поддев носком ботинка лежащего под бок, он, приложив некоторое усилие, перевернул его на спину. Славянин. Но в банде Бобошерова были и славяне, и латыши, и… Да кого в этой банде только не было! Глаза пленника были открыты. Полевой командир склонился, заглянул в них. Боль и… Насмешка?!
Абдул Карим услышал какой-то очень знакомый щелчок. Ему понадобилась секунда-другая, чтобы понять, что же это было. А когда он понял… Бежать было уже поздно.