Мой отец считает, что внешность важна.
— Иди и прими душ, — приказывает мама после осмотра. — Ты грязный.
— Я работаю на стройке, мам, — говорю я, улыбаясь, потому что ничего не могу с собой поделать. Я скучал по ней.
Она поджимает губы.
— Ну, мы ужинаем через десять минут, и ты не можешь сидеть за столом в этом, — она указывает на мою одежду.
— Господи Иисусе, я взрослый мужчина, черт возьми, — стону я.
— Не поминай имя господа всуе, — отрезает она.
— Ты атеистка, — замечаю.
— Да, — бормочет она. — Но мы не знаем, кто твоя жена, —произносит театральным шепотом.
Я усмехаюсь.
Фиона тоже. Теплый смех. Искренний. Я почувствовал это своим членом. Не подходящее ощущение, стоя так близко к матери.
— О, произноси его имя всуе сколько хочешь, — предлагает Фиона. — Богохульство – мое любимое.
Мама улыбается на это, в ее глазах пляшут огоньки.
— Она мне нравится, — снова театральным шепотом произносит она.
Мне нужно гребаное пиво.
— Пойду переоденусь, — говорю я.
— Ты не поздороваешься со своей женой? — нахмурившись, спрашивает мать. Отступает назад. — Не обращай на меня внимания.
Веди себя так, будто меня здесь нет, — машет рукой, как будто не собираясь смотреть, но я знаю, что она наблюдает.
Если бы ее здесь не было, я поздоровался кивком с Фионой.
Может быть, обменялся бы пустяковой светской беседой. Потом мы разошлись бы по разным комнатам дома и спали в разных спальнях.
Фиона поднимает бровь, глядя на меня со своего места на диване.
В ее глазах пляшут озорные искорки. Она смотрится… беззаботно.
Мой член снова шевелится.
— Я грязный, — пытаюсь запротестовать я.
— Уверена, Фиона не возражает, — поддразнивает мама.
О, чертов Иисус Христос.
Она не собирается останавливаться. Я знаю свою мать. Мне ничего не остается, кроме как поцеловать жену.
Я подхожу к тому месту, где сидит Фиона, наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку. Хотя все произошло быстро, я чувствую ее запах.
Цитрусовый и сладкий.
Мой член дергается еще раз.
— О, да ладно тебе, тебе же не восемьдесят, — упрекает мама. —Вы молодожены. Веди себя соответственно.
Я пристально смотрю на нее, когда она улыбается от уха до уха.
И черт возьми, меня это задевает. Она уже много лет не улыбалась мне без грусти. Из-за этого я взял за правило не находиться в ее присутствии в течение длительного периода времени.
Меня охватывает чувство вины за это.
Итак, что, черт возьми, я делаю?
Я хватаю Фиону с того места, где она сидит, дергаю ее вверх, прижимая к своему телу, и зацеловываю до чертиков.
У нее вкус вина, океана и… искушения. Теперь мой член не просто подергивается. Он требует, чтобы я вставил его в ее мокрую киску.
Но потом вспоминаю о матери. Стоящей в нескольких футах от меня. Наблюдающей.
Я резко отпускаю Фиону – так резко, что она чуть ли не падает на кресло с шокированным выражением на лице.
Не шокирована в плохом смысле этого слова. Потому что она ответила на поцелуй. Точно так же, как в день свадьбы. Точно так же, как и на следующий день после.
Даже не знаю, почему поцеловал ее в то утро. Я сказал для того, чтобы успокоить зрителей. И отчасти это было так. Но по большей части потому, что я приходил в пекарню в течение нескольких гребаных лет, и мне всегда было интересно, каково это – иметь возможность обнять ее и поцеловать на глазах у всех.
Возможно, наш брак – гребаное притворство, но я извлеку из него хоть что-то.
Особенно с учетом того, что Фиона не может дать мне пощечину, хотя, судя по ее виду, ей этого хочется.
Не совсем благородно с моей стороны целовать женщину без согласия. Но эта женщина – моя гребаная жена, и ее тело определенно согласилось.
— Приму душ, — говорю своей матери, которая теперь ухмыляется во весь рот, сложив пальцы домиком, как гребаный мистер Бернс6.
Не смотрю на Фиону. Думаю, могу представить себе, каким взглядом она смотрит в мою сторону, поскольку я хорошо к этому привык.
Довольно трудно передвигаться в таком положении, чтобы мама не увидела, что у меня стояк от поцелуя с женой, но я справляюсь с этим.
Я не удивляюсь, что Фиона следует за мной.
— Мне просто нужно… кое о чем поговорить с Кипом, —говорит она у меня за спиной, запыхавшись в панике.
Не могу удержаться от улыбки, услышав это.
— О да, дорогая, я понимаю. Не торопись, — отвечает моя мама с усмешкой в голосе.
Вероятно, она думает, что за поцелуем последует какое-то продолжение.
Я ожидал от Фионы взбучки – и совсем не такой, какой мне хотелось бы. На самом деле, я с нетерпением ждал от нее взрыва. Она чертовски очаровательна, когда злится. Вот почему я так сильно дразню ее, черт возьми.
Ее нос морщится, глаза расширяются, щеки краснеют, а мой член стоит колом.
— Не так быстро, приятель, — шипит она, хватая меня за руку, когда я вхожу в свою спальню, которая на другой сторону дома. Не то чтобы это о чем-то говорит – дом Фионы компактный, – но, по крайней мере, у нас есть ванная и кухня, которые служат барьером между нами.
Я ненавижу и люблю ее это «приятель». На самом деле, почти уверен, что она знает, как мне это не нравится, и поэтому изо всех сил старается использовать чертовски странный австралийский акцент.
— Вынести все свое барахло оттуда, — она указывает на свободную комнату. — И отнести в мою комнату. И смени простыни. У
меня есть запасные в бельевом шкафу, — ее глаза безумны, а кожа раскраснелась, вероятно, от адреналина, но также от вина и времени, проведенного на солнце.
Она чертовски великолепна.
— Ты меня слушаешь? — требует она, щелкнув пальцами перед моим лицом. — Я приду проверить, как ты заправляешь кровать, потому что уверена, что ты сделаешь не так, как надо, но сделай так, чтобы комната выглядела как обычно, в которой последние пару недель не жил свинтус.
Хочу сказать ей, что если в этом доме и был беспорядок, то уж точно не из-за меня, но решаю, что, учитывая ее настрой, это не лучшая идея.
— И тебе нужно принять душ, как сказала твоя мама, —добавляет она, скользнув по мне взглядом. — Управься за десять минут. Вали! — она хлопает в ладоши, а потом чуть ли не убегает от меня.
Я не знаю, было ли это из-за присутствия моей матери или из-за поцелуя, она не стала угрожать отрезать мне яйца за то, что я поцеловал ее, но я и не против.
Забираю все свое барахло из гостевой спальни и отношу в ее комнату. Не позволяю себе задержаться там, в месте, где пахнет ею, которое более женственное, чем я ожидал, но мне даже нравится.
Потом принимаю душ – в ванной Фионы, которая мне очень понравилась, и, возможно, понравилась бы еще больше, если бы моей мамы тут не было, – застилаю кровать в гостевой комнате и стараюсь, чтобы все выглядело «обычно», что бы это ни значило.
Потом иду ужинать со своей матерью и женой.
Не думал, что когданибудь сделаю это снова.
Глава 5
«Только одна кровать»
Фиона
Это была лучшая ночь за последнее время.
На самом деле, за несколько недель.
И это была первая трапеза, которую я разделила с Кипом за обеденным столом. Мы не ели вместе со времен праздничного ужина у Норы и Роуэна. Я приходила домой раньше него, готовила чтонибудь легкое и в пределах своих возможностей, а затем брала вино или пиво и либо удалялась в свою комнату, либо садилась снаружи и контактировала с ним как можно меньше.
Хотя у меня не было ни минуты, чтобы зациклиться на этом, потому что его мать говорила со скоростью мили в минуту.
Я даже не больше не злилась из-за того, что стала женой Кипа.
Даже когда он убирал волосы с моего уха или закидывал руку на спинку моего стула, когда мы закончили есть.
Он даже настоял на том, чтобы помыть посуду, пока мы с его мамой допивали бутылку вина и сплетничали, поедая шоколадный торт, который я принесла домой из пекарни.
Одним из главных преимуществ работы в лучшей пекарне города – и штата, если уж на то пошло, – вкусняшки, которые можно взять домой.
Кип был почти… очаровательным.
Он, очевидно, любил свою мать, но считал, что та перегибает палку. Это было правдой. И мне чертовски нравилось.
Только после того, как я показала Дейдре ее комнату, которую Кип, на удивление, обставил по стандарту, и она пожелала нам спокойной ночи, я понастоящему осознала, что произойдет.
Я буду спать.
В своей комнате.
С Кипом.
Я довольно хорошо справлялась с тем, чтобы игнорировать его с тех пор, как мы поженились, но сейчас будет сложнее.
Но вариантов нет. Мне просто нужно взять себя в руки.
Этим утром я встала позже, чем обычно, и была измотана.
Кип задержался у двери моей спальни, выглядя почти… неловко.
— Я могу пойти на диван, — тихо предложил он. — Встану раньше нее. Хотя она ранняя пташка.
— Не сходи с ума, — прошипела я. — В прошлом я спала со многими мужчинами, которые мне не нравились. Ты не особенный, —я подмигнула ему, входя в свою спальню с большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле.
— Ты злишься, — сказал он, как только за ним закрылась дверь.
Я в замешательстве наморщила нос. Мы с Дейдре прикончили полторы бутылки вина, что компенсировалось пиршеством, которое она приготовила. Так что я не была пьяна. Просто почувствовала себя… мягче. Сдержаннее. Хотя закрывшаяся дверь и присутствие Кипа в моей спальне навеяли панику.
Плюс, все эти любезности, которыми мы были вынуждены делиться на протяжении ужина. Да, это беспокоит меня, теперь, когда я
подумала об этом. Это было некрасиво, неестественно и даже трусики не мокли.
Ничего.
— Да, наверное, я не в восторге от того, что мне придется делить с тобой постель, — сказала я, хмуро переводя взгляд с него на свою идеально застеленную кровать с роскошными подушками, дорогими простынями и покрывалами, которые Кип испортит своей мужественностью.