— Ты далеко от Нью-Йорка, — замечаю.
Каллиопа вертит в руках оливку. Эта сучка пьет мартини. Не думала, что кто-то пьет это за пределами кино. Я заказала один раз, когда впервые приехала в эту страну, взволнованная шумихой вокруг этого напитка, но на вкус он напоминал ракетное топливо. Чистая водка с обмакнутой в нее оливкой.
— Я скажу, от чего убегаю, если ты скажешь мне, — парирует она.
Моя рука со стаканом застывает на пути ко рту.
— Откуда ты знаешь, что я убегаю?
Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.
— Ты чертовски далеко от Австралии.
Я смеюсь.
— Туше.
Люди спрашивали, почему я в Америке, а не в Австралии, и у меня всегда был дерзкий ответ, какая-нибудь незаконченная история, но правда - никогда. Я не поделилась этим со своей лучшей подругой.
Похоронила это так глубоко и убедила себя, что это даже не реально.
Хоть с Каллиопой мне комфортно, и я могу рассказать ей все на свете без осуждения или страха о том, что она раскроет тайну, я не собираюсь это делать. Не только потому, что не доверяю себе ворошить прошлое в баре с липкими полами и грязными ванными комнатами. Но и потому, что если расскажу правду, то только моей лучшей подруге и сестре, с которой мы много лет вместе.
Может быть, даже ей не расскажу.
Может быть, буду держать весь гной глубоко внутри, но только я буду чувствовать запах разложения.
— Это мужчина, — говорит Каллиопа, когда я молчу. — Это всегда мужчина. Они заставляют женщину остаться или бежать, — она смотрит на меня понимающим взглядом. — И мы из тех женщин, которые убегают, если мужчина слишком плох или, что еще хуже, слишком хорош.
— От которого ты убегаешь? — спрашиваю, чтобы скрыть свой шок от того, насколько проницательная эта сучка. — От плохого или хорошего?
Она отхлебывает мартини.
— От всего и сразу.
Примерно тогда и начинаются неприятности.
***
Кип пришел выручить нас.
Я действительно хотела воспользоваться своим единственным телефонным звонком, чтобы набрать Нору. Но у нее только что родился ребенок, и ей не нужно в полночь вытаскивать свою лучшую подругу и невестку из тюрьмы.
Тина бы пришла.
Тиффани тоже.
Черт, даже Фрэнк бы пришел.
Но все эти люди спросили бы, почему я не позвонила своему мужу, чтобы он приехал за мной.
Я должна была позвонить ему. И мне пришлось столкнуться с «я же тебе говорил», этот ублюдок не настолько благороден, чтобы молчать.
— Я же говорил, что тебе нужно будет позвонить мне, —радостно говорит Кип, когда мы выходим из полицейского участка.
Никаких обвинений предъявлено не было.
Нас арестовал полицейский, которого я не знаю. И это, вероятно, означает, что он новенький в городе. Возможно, в пекарне и не подают пончики регулярно, но у нас лучшие выпечка и кофе на много миль вокруг. Каждый полицейский в городе является завсегдатаем.
Я так ему и сказала.
Ему это не понравилось.
И он не находил мой акцент очаровательным. Он не поверил, что Каллиопа может его выруубить. Поэтому арестовал нас.
Если хотите знать мое мнение, он получал от этого слишком сильное удовлетворение. И он даже не арестовал людей, которые изначально затеяли спор. Это показывает, что он отъявленный женоненавистник и принадлежит к вымирающей породе мужчин, которые в конце концов вымрут, потому что ни одна женщина не захочет с ним трахаться.
Это я ему тоже сказала.
Что, конечно, не помогло.
К счастью, шериф знает, кто мы такие, и сразу – ну, недостаточно сразу, поскольку я успела позвонить Кипу, – выпустил нас, и офицер, производивший арест, выглядел так, словно ему сделали выговор.
Это мне понравилось.
Пока шериф не извинился перед Кипом, когда тот приехал за нами.
— Эм, алло? — я машу рукой. — Не его посадили за решетку.
Нас. И то, что ты извиняешься перед ним за то, что запер его жену, прокатило бы в пятидесятых годах, до того, как у женщин появилось право голоса, но мы живем в современном мире, и мы полноценные люди, у которых есть права и рты, чтобы послать тебя к черту.
Шериф переводит взгляд с Кипа на меня, его глаза широко раскрыты, и черт возьми, он выглядит так, будто с трудом сдерживает улыбку.
И потому, что я все еще немного пьяна, моя кровь кипит, я сильно оскорблена, мне хочется дать ему пощечину или пинка под зад.
Обычно я не жажду расправы так сильно.
И мне правда нравится шериф.
Или уже нет.
— Господи Иисусе, Фиона, — говорит Кип, хватая сзади за шею, чтобы притянуть к себе. Как будто он знает, что я могу сделать что-то глупое. — Этот мужчина прекрасно знает, что у тебя есть рот. На самом деле, весь город знает, что он у тебя есть.
Я устремляю на него свирепый взгляд снизу вверх.
— И ты ожидаешь, что я заткнусь, потому что теперь у меня есть муж, который будет говорить за меня?
Кип ухмыляется.
— Черт возьми, нет, — говорит он. — Жизнь не была бы такой захватывающей, если бы ты держала рот на замке.
Я хмуро смотрю на него, готовая выпалить еще одну реплику, но Кип продолжает.
— Спасибо, — говорит он шерифу.
— Не благодари его, — огрызаюсь я.
— Благодаря ему тебя не задержали и не выдвинули обвинения, — напоминает Кип.
— По факту обязан, — я поворачиваюсь к шерифу. — Я надеюсь, ты займешься этим?
Он сурово кивает, но у меня складывается впечатление, что этот ублюдок очень старается не улыбнуться.
— Я позабочусь об всем, — обещает он.
Оцениваю его искренность.
— Что ж, помни, я отвечаю за кофеин и сахар. Будет обидно, если тебе в кофе положат соль вместо сиропа и отдадут горелую выпечку, —с угрозой говорю я.
Это пустая угроза. У Норы никогда ничего не пригорает, и я не стану подсыпать соль в его кофе, когда буду трезвой. Но мой голос звучит искренне.
— Я бы и не ожидал ничего другого, — говорит шериф, кивает один раз и возвращается в участок.
Каллиопа все время молчала, что меня удивило. Каллиопу Деррик можно было называть по-разному, но точно не тихоней.
Взглянув в ее сторону – это довольно сложно, потому что рука Кипа все еще лежит на моей шее, и он, кажется, не собирается меня отпускать, – я вижу, что она сосредоточена на своем телефоне, сильно нахмурив брови.
Интересно.
— Ты готова идти, Кэл? — спрашиваю ее.
Она поднимает голову. Хмурый взгляд исчезает. Выражение ее лица ровное и безмятежное, собранное.
— Я вызвала машину, — она показывает телефон. — Вы двое идите и займитесь диким сексом где-нибудь на обочине дороги или пляже.
Хоть я и злюсь на Кипа, перспектива дикого секса заманчива.
— Мы не оставим тебя одну, — ворчит Кип, очевидно, не в таком восторге от перспективы дикого секса, как я.
Каллиопа закатывает глаза.
— Я стою перед полицейским участком в городе, в котором уже много лет не было серьезных преступлений.
В основном она права. Юпитер – одно из самых безопасных мест, где я когда-либо жила. Он небольшой, и многие люди знакомы между собой, присматривают друг за другом. Но еще он туристический,
поэтому каждое лето население растет, а вместе с количеством людей увеличивается количество пьяных драк, краж, вандализма и тому подобного.
Даже вне туристического сезона он не застрахован от проблем с наркотиками или домашним насилием. Время от времени к нам просачиваются реалии окружающего мира.
Но, к сожалению, такова жизнь на планете Земля.
— Мы не уйдем, — повторяет Кип своим тоном «я не принимаю возражений».
Как и у меня, у Каллиопы немедленная
вышеупомянутый тон. Я не осуждаю ее за это.
реакция
на
Ее рука ложится на бедро, одна бровь приподнимается, и она наклоняет голову, чтобы посмотреть на него. Поза, которая должна быть повсеместно признана женской боевой стойкой.
— Ты реально думаешь, что сможешь защитить меня лучше, чем я сама, Кипперс? — спрашивает она. — Давай не будем забывать, кто регулярно избивал тебя в детстве.
Хватка Кипа вокруг меня усиливается. Когда я поднимаю глаза, клянусь, вижу, что его щеки немного покраснели.
— Ты была в два раза крупнее, — парирует он. — Ты была гребаным монстром.
Я шлепаю его по руке.
Каллиопа усмехается.
— Он не врет, — говорит она. — Может, я и сбросила детский жирок, но все еще гребаный монстр, Кипперс. И понимаю чувства альфасамца, потому что состою с таким в родстве, поэтому настаиваю, чтобы ты спрятал свой член. Мы знаем, что он большой.
Не нужно размахивать им.
Я подавляю смешок.
Кипу явно не смешно. Но он и не злится. Выглядит удивленным и несколько задетым словами Каллиопы. Насколько я знаю, они выросли вместе, как брат и сестра, и рискну предположить, что это не первый раз, когда она его дразнит.
— Черт возьми, — бормочет он, проводя рукой по волосам, а затем целуя меня в макушку. — Мужчину, который в итоге будет с тобой, ждет гребаное испытание.
Она подмигивает мне.
— Если он будет соответствовать всем требованиям, которых нет у большинства мужчин. Спасибо за отличную ночь, детка. Повторим в ближайшее время, — это адресовано мне.
— Точно, — говорю я, посылая ей воздушный поцелуй.
Кип ведет нас к грузовику, не отпуская меня до тех пор, пока не открывает пассажирскую дверь и не поднимает меня в кабину, положив руку на задницу. Я не злюсь.
Когда он садится на водительское место, замечаю, как подъезжает черный седан, и Каллиопа подходит к нему, ее брови нахмурены, выражение лица несколько серьезное, но решительное.
— Интересно, — говорю я больше себе, чем Кипу.
Он тоже смотрит на Каллиопу, садящуюся в машину, и его губы сжаты в тонкую линию.
— Да, — бормочет он. — Но это же Каллиопа. И нам лучше не вмешиваться, чтобы не было последствий.
Я свирепо смотрю на него.
— Откуда ты знаешь, что они будут?
Он заводит грузовик и оглядывается на меня.
— Детка, с Каллиопой всегда так. Я люблю ее, как сестру, но она – оружие массового уничтожения.