Все мое тело дрожит из-за боли, прозвучавшей в этой фразе, изза мужчины, с которым я прожила несколько месяцев. Как я все это пропустила и не заметила, оставалось только гадать. Он смаргивает слезы.
— Но меня не было рядом с ней, — ворчит он. — Я подвел ее. И
она умерла. Без своего отца. И они похоронили их обоих еще до того, как я ступил на американскую землю. Я пропустил их похороны. Мне даже не удалось их увидеть. В один миг мы прощались, я вдыхал запах ее волос, а в следующий уже смотрел на их надгробия.
Если бы в моей жизни и была более ужасная история, которую мне рассказали, я бы, черт возьми, не смогла ее вспомнить. Я понятия не имела, что этот человек, сидящий передо мной, этот человек, который улыбался и шутил, готовил мне пироги с начинкой и растирал ноги во время просмотра «Гарри Поттера», прошел через нечто подобное. Я не знаю, как можно существовать после этого.
Но Кип сделал это.
У него была целая жизнь, семья. А потом они просто… исчезли.
— Я пообещал себе тогда, что никогда, черт возьми, не полюблю кого-то настолько сильно, чтобы не почувствовать эту боль, —продолжает он.
Его пристальный взгляд впивается в меня, расплавляя мою гребаную плоть.
— Черт возьми, я не думал, что мне придется выполнять это обещание, все внутри меня было мертво, я думал, что не способен снова заботиться о ком-то. Инстинкт самосохранения, — он пожимает плечами. — А потом появилась ты. С острым языком, огнем в глазах и без колебаний встала со мной лицом к лицу. Сначала я хотел трахнуть тебя. Ну, кто бы этого не хотел? — он пытается выдавить улыбку, но у него ничего не выходит.
Я стараюсь улыбнуться в ответ, но, боюсь, у меня тоже ничего не получается.
— Я сказал себе, что ты мне не нравишься, — продолжает он. —Сказал себе, что мне просто нравилось доставать тебя, пялиться на твою задницу, нравилось видеть, как морщится твое лицо, когда ты понастоящему злишься, и дальше ничего не будет. Я хорошо лгу сам себе.
Он сжимает подлокотники стула.
— Потом ты сидела в баре с этими гребаными печальными глазами и таким страхом в них, я ничего не мог с собой поделать.
Опять же, подумал, что лишь помогу тебе, и это, в свою очередь, помогло бы мне, потому что моя семья – в основном мать – не
оставляла меня в покое, и они душили меня своим сочувствием и беспокойством. Я не мог этого вынести. Я подумал, что женитьба на тебе избавит меня от них, — еще одно пожатие плечами. — Хотя я и дразнил тебя, у меня все равно член вставал.
Снова либидо. Автокатастрофа не убила его, и ужасная история Кипа тоже. Делает ли это меня ужасным человеком?
— Наверное, в глубине души я знал, что не смогу устоять перед тобой. Что мы будем трахаться, — он вздыхает. — Опять же, я думал, что смогу трахать тебя без чувств. Я часто этим занимался, — он проводит рукой по волосам. — Но, господи, Фиона, я влюбился в тебя.
Наверное, влюбился в тебя в ту секунду, когда ты показала мне средний палец после того, как я подкатил к тебе.
Мое тело напрягается, и низкий рев достигает ушей.
Кип говорит, что любит меня.
Пока я лежу на больничной койке.
Сразу после того, как он рассказал мне об идеальной жене и идеальной дочери, которых оплакивал долгие годы.
Я точно не знаю, что они были идеальны при жизни, но умершие жены и дети, как правило, живут в памяти вечным совершенством.
— Я думал, что смогу с этим справиться, — бормочет Кип, глядя на свои ботинки, затем снова на меня. — Заботясь о тебе. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. Я же не на другом конце света, не на службе. С тобой ничего не должно было случиться, — он смотрит на мой живот. — А потом ты забеременела. И я не смог бы пережить потерю еще одного ребенка. Итак… я сделал то, что сделал. И мне чертовски стыдно. И ты лежишь на чертовой больничной койке.
Еще больше страданий. И чувства вины. Да, он наказывал себя.
Ясно как божий день.
Ох, как сильно мне хотелось встать с постели и заползти к нему на колени. Я хочу сказать ему, что прощаю его.
— Нет слов, — говорю я, мой голос хриплый и слабый. — У
меня абсолютно нет слов, чтобы объяснить, как мне жаль, что это случилось с тобой. Как это, блять, ужасно.
У меня мурашки побежали по коже от осознания того, что он пережил. То, что он потерял. Я не могу полностью осознать все, ведь столько дерьма произошло за такой короткий промежуток времени.
— Но мне жаль, — тихо говорю я ему. — Мне так чертовски жаль, что с тобой это случилось. И теперь, узнав, я могу понять многое. Могу понять, почему ты выбрал ту жизнь, которой жил.
Почему ты хотел, чтобы между нами была дистанция. Черт возьми, я даже могу понять твою первоначальную реакцию на беременность.
Я смотрю на сломленного мужчину рядом с моей кроватью, ловящего каждое мое слово.
Вздыхаю, хмуро глядя на гипс на своей руке.
— Могу принять все это, — продолжаю я. — На неделю. Может быть, две. Но это не сработает как полное оправдание того, что ты так обращался со мной в течение пяти гребаных месяцев.
Кип морщится, и нежная часть моего сердца отзывается болью от этого движения, немедленно желая взять свои слова обратно. Но у меня также есть более твердое, окаменевшее сердце, разбитое и разрушенное мужчинами.
— Знаю, что наши брачные клятвы были ерундой, что мы не говорили их серьезно, как большинство людей, так что у тебя не было никаких обязательств передо мной.
Я покручиваю золотое кольцо на левой руке. Мне хотелось отказаться от обручальных колец, но нужно было поддерживать образ.
— Но я также думала, что у нас было… что-то, — слабо говорю я.
— Что-то, чего никто из нас не хотел признавать, но это было, — я глубоко вздыхаю, не желая говорить то, что должна. Хотелось бы все забыть.
Это так заманчиво.
— Но ты использовал свою травму, чтобы испортить все нахрен, — говорю я наконец. — Оставил меня проходить через это в одиночестве. И у меня не было выбора.
Я прикусываю губу, готовясь к тому, что собиралась рассказать.
— Раньше у меня был муж, который сталкивал меня с лестницы или бил по лицу, когда я теряла наших детей.
Кип резко втягивает воздух, как будто высасывая весь кислород из комнаты. Его поза становится напряженнее, ярость охватывает тело.
Я ожидала такой реакции.
Возможно, за последние несколько месяцев он и не соответствовал всем правилам защиты альфасамца, но альфа-самец в нем проснулся с удвоенной силой.
Я удивлена, что он не топает по комнате, ломая вещи.
— Да, ты не единственный, у кого трагическое прошлое, —говорю я ему с грустной улыбкой. — Возможно, я оставила свое прошлое на совершенно другом континенте, но оно легко последовало за мной. И мне не удалось всего избежать. Я не могла игнорировать это так, как ты игнорировал меня.
Я кладу здоровую руку на живот. Даже сейчас моя грудь сжимается от беспокойства. На секунду зажмуриваю глаза, прежде чем открыть их и снова сфокусироваться на Кипе.
Его пристальный взгляд прикован ко мне. В них еще одна пытка.
Еще больше страданий. Еще больше ярости.
— Теперь, я уверена, у тебя было много потрясений, — говорю.
— Я не сбрасываю это со счетов. Но не могу игнорировать. Я живу в своем теле каждый чертов день. Я не могу ни на секунду отбросить мысли, что у меня случится еще один выкидыш и мне придется это пережить. Мне пришлось жить со своим ужасом. У меня не было роскоши игнорировать это.
Лицо Кипа становится пепельно-серым. Меня охватывает чувство вины. Но он заслужил это. Потому что, несмотря на мою
жалость по этому человеку, я сама прошла через своего рода ад. На самом деле, я еще там, пламя все еще обжигает.
— Итак, я бесконечно сожалею о том, через что тебе пришлось пройти, но это не дает тебе права «выйти из тюрьмы досрочно», —мягко произношу я. — Ты не вернешься в мою жизнь таким образом.
Наше соглашение, которое мы так искусно заключили, все еще в силе.
Он смотрит на меня, быстро моргая, выражение его лица напряженно, полное боли. Полное сожаления.
— Я верну тебя, — клянется он после нескольких долгих мгновений, видимо, он переваривал все, что я сейчас сказала.
Мой желудок сжимается от его слов и решительного тона. Это нервирует.
— Ты не сможешь вернуть меня, — говорю я ровным голосом, несмотря на то, что внутри у меня все переворачивается. — Вопервых, я никогда не была твоей.
— Ты моя жена, — возражает он.
— По иммиграционным соображениям. Больше ничего, —выпаливаю я в ответ.
— Может быть, в начале было так, — соглашается он. Его глаза собственнически скользят по моему телу. — Но даже если ты не признаешь этого вслух прямо сейчас, ты знаешь, что мы были чем-то большим. Особенно когда создавали ее, — он протягивает руку, будто намереваясь погладить мой живот, но в последний момент убирает.
Мое тело
разочарования.
напрягается.
Не
уверена,
от
облегчения
или
Сейчас слишком много всего происходит. Я только что попала в серьезную автомобильную аварию, думала, что потеряю своего ребенка. А потом мой муж приехал и раскрыл свое душераздирающее прошлое. Потом я сделала то же самое. Ну, не совсем раскрыла. Я
втиснула это в одно сжатое предложение, но оно донесло суть.
Физического и эмоционального потрясения хватит на всю жизнь.
И все это за несколько часов.
Слишком.
— Тебе нужно идти, — произношу я.
Его решительный взгляд меня не разжалобит. Как и этот оттенок нежной… тоски.
Я ненавижу это. И чертовски ненавижу то, что это заставляет меня чувствовать что-то еще, кроме обиды и ненависти. Чертовы беременные гормоны заставляют меня любить своего мужа.
— Уходи, — произношу я сквозь зубы.
Он рассматривает меня еще несколько долгих секунд, прежде чем кивнуть и встать.
— Просто для ясности, я покидаю эту комнату, — говорит он. —Но не собираюсь покидать больницу. Только не без тебя, — его взгляд скользит по моему животу. — Без вас.