Мы остаемся в таком положении, сидя там, держась за руки, до тех пор, пока за нами не приходит медсестра. Кип продолжает держать меня, когда мы встаем и следуем за медсестрой, отпустив только для того, чтобы я встала на весы, а затем снова хватает, пока мне не говорят сесть в смотровое кресло. Которое на другом конце кабинета.
Он выглядит несчастным из-за расстояния.
Медсестра радуется, когда измеряет мне давление, говоря, как это здорово, что «папа пришел!»
Я не смотрю на Кипа, когда она говорит это. Все слишком странно.
И, к счастью, в кои-то веки между уходом медсестры и приходом моего врача нет долгого ожидания, так что нам с Кипом нет нужды напряженно молчать.
Как всегда, она врывается с улыбкой, веселая и взволнованная, увидев меня, никак не давая намеков, что в моем животе больше нет сердцебиения. Это обнадеживает.
Она останавливается, когда замечает Кипа в углу. На мгновение выглядит удивленной, а затем обрадованной.
— Папа? — спрашивает она, глядя на меня.
Киваю один раз, не в состоянии выразить это словами.
Кип выглядит таким же смущенным. Опять же, хотя я должна злиться на него, чувствую невероятное сопереживание.
Его не называли папой с тех пор, как умерла его дочь. Не могу представить, что он сейчас ощущает.
Мой врач хлопает в ладоши. Я подпрыгиваю.
— Хорошо, — говорит она. — Я рада, что папа здесь, особенно сегодня. С тобой произошел небольшой несчастный случай?
Киваю, глядя на свой громоздкий гипс.
— Да. Но я в порядке.
Она мягко улыбается мне.
— Я просмотрела твою карту из больницы, и, кажется, с вами обоими все в порядке. Мы пытались с тобой связаться, потому что ты опоздали на анатомическое обследование, — она награждает меня взглядом, который можно было охарактеризовать только как…
материнский и слегка упрекающий.
Я прикусываю губу.
— Да, эм, была занята, — уклоняюсь.
Чувствую сердитый взгляд Кипа с другого конца комнаты.
Отказываюсь смотреть на него.
— Так получилось, что у нас небольшой перерыв в расписании нашего специалиста по ультразвуковой диагностике, — произносит она, щелкнув по своему компьютеру. — И, учитывая твою недавнюю травму, нужно пройти ее сейчас.
Но прежде чем я успеваю возразить, врач встает.
— Пойду скажу, чтобы все подготовили, — говорит она с улыбкой, покидая палату.
Черт возьми. У меня нет ни минуты передышки.
— Ты была занята? — повторяет Кип, поворачиваясь лицом ко мне. — Слишком занята для анатомического сканирования?
Я заставляю себя подняться со стула, теперь, когда стало ясно, что никакой проверки у меня не будет.
— В самом деле? Ты предъявляешь, что пропустила одно УЗИ?
— огрызаюсь я. — На скольких ты был?
Это заставляет его замолчать.
Что дает мне время взбеситься еще больше.
К сожалению, Кип молчит недолго. Он берет фигурку младенца в утробе, нахмурившись, осматривая ее, прижимая маленького ребенка к моему животу, как будто проверяя, подходит ли размер.
Затем переключает свое внимание на меня, и, к сожалению, я, похоже, не скрываю своего волнения.
— Почему ты откладывала сканирование? — спрашивает он, на этот раз мягче.
Я поджимаю губы.
Но потом Кип продолжает смотреть на меня, держа в руках эту чертову фигурку младенца или как там она называется.
— Если бы ты был рядом, ты бы знал, что у меня было несколько приступов паники различной степени тяжести, — вкрадчиво сообщаю ему. — Все из-за множества УЗИ, которые я делала раньше, из-за моих… выкидышей.
Я чувствую себя неловко, рассказывая о своей истории, обнажая все нервы, которые пострадали с той секунды, как я помочилась на палочку. О, как я хотела быть язвительной и сильной, забыть о своей травме и тревогах. Но я на это не способна. Все мои силы уходили на то, чтобы оставаться наполовину в здравом уме и растить ребенка, справляться с автомобильной аварией, а также с моим ненастоящим мужем, который за последние двадцать четыре часа решил стать настоящим мужем и отцом.
Кип вздыхает, на его лице появляется выражение вины.
— Мне жаль…
Машу рукой.
— Понимаю, что тебе жаль, но я сейчас не в настроении выслушивать еще одни извинения, — говорю я, не грубо, но, возможно, из меня вырывается немного негодования. — Я тут часто, — обвожу помещение рукой вокруг. — Но это сканирование серьезное.
Там могут обнаружить серьезное дерьмо. Мне делали обычные анализы, но есть вещи и похуже, — разглагольствую я. — И поскольку я не могла спать в эти дни, проводила все время, просматривая форумы для мам и читая страшные истории о детях с половиной мозга, неизлечимой болезнью почек и все такое. Так что прости за то, что я не хочу узнавать это прямо сейчас! — я снова кричу, ничего не могу с собой поделать.
Кип откладывает фигурку на стол. Он преодолевает расстояние между нами, и я напрягаюсь, давая понять, как не хочу, чтобы он прикасался ко мне.
Он понимает намек, останавливается. Хотя теперь он достаточно близко, чтобы я могла почувствовать его запах.
— Я понимаю, — говорит Кип спокойным и рассудительным тоном. — И виноват, что меня не было рядом, чтобы пережить все это безумие.
Мои глаза сужаются.
— Назвать беременную женщину безумной - интересный выбор слов.
Он ухмыляется.
— Зато ты теперь злишься на меня, и уже не волнуешься из-за ультразвука, не так ли?
Я моргаю.
Мудак.
Он тянется, чтобы схватить меня за руку, несмотря на предупреждающий язык моего тела.
— Я не могу обещать тебе, что там не произойдет ничего плохого, как бы мне этого ни хотелось, — говорит он мне трезво. —Но я думаю, что шансы в нашу пользу. Не только потому, что верю, что моя сперма самая охрененная.
Сердито смотрю на него.
— Но потому, что ты одна из самых крутых, самых приводящих в бешенство женщин, которых я знаю, и этот ребенок – часть тебя, и он чертовски силен, — его большой палец гладит мою руку. — И, если случится худшее, я никуда не уйду. Не брошу тебя.
Хотя я правда хочу защитить себя, свое сердце и своего ребенка, я не могу не поверить ему.
Глава 18
«Книги о сексе и ребенке»
— Вы хотите узнать пол? — спрашивает меня специалист по УЗИ.
Мы пробыли в палате полчаса, мое сердцебиение отдается глухим ревом в ушах, а рука Кипа крепко сжимает мою.
Пока что у нашего ребенка цельный мозг, нормальное, здоровое сердце, а все остальные органы находятся на тех местах, где им положено быть.
Это чуть расслабило мои напряженные мышцы.
Я все еще жду, что откуда-нибудь выскочит лишняя конечность или лицо женщины изменится с доброго на серьезное.
— Да, — запоздало отвечаю я.
Рука Кипа сжимает мою, и я вспоминаю, что он здесь. Смотрю на него, размышляя, стоит ли мне спросить, хочет ли он знать пол.
Потом вспоминаю месяцы одиночества.
— Да, — произношу увереннее, оглядываясь на сонографиста. —Мы хотим знать пол.
Кип, к его чести, кажется достаточно сообразительным, чтобы держать язык за зубами, когда я сказала королевское «мы». Хотя он почти ничего не говорит, кроме «нихрена себе», с благоговейным выражением лица и отвисшей челюстью, глаза его прикованы к большому экрану, на котором изображен, казалось бы, здоровый и активный ребенок.
Но у меня нет ученой степени в области радиологии или чего-то еще, чтобы расшифровать чернобелые пятна, из которых мелькали органы.
У меня была возможность выяснить пол гораздо раньше. Сначала с помощью генетических анализов крови, затем с помощью различных ультразвуковых исследований. Я не из тех, кто любит сюрпризы –была уверена, что новорожденный ребенок преподнесет мне их в избытке, – но по какойто причине не хотела знать, кто у меня в животе.
Конечно, не потому, что без Кипа это казалось неправильным. Я
собиралась пройти это без него.
И тем не менее…
Я согласилась тогда, когда он сидит рядом.
— Это малышка, — говорит она с улыбкой. — Поздравляю.
— Девочка? — ошеломленно переспрашивает Кип.
Смотрю на него. Он бледен, глаза широко раскрыты, в потрясении и благоговении.
Девочка.
Точно такая же, как та, которую он потерял.
Не задумываясь, я сжимаю его руку.
Он вздрагивает, глядя на меня со слезами на глазах. Затем его губы растягиваются в самой красивой улыбке, которую я когда-либо видела.
— У нас будет доченька, — шепчет он.
И поскольку я беременна, глядя на свою здоровую малышку и самого горячего папочку на планете Земля, отвечаю: — Да, у нас будет доченька.
***
Мы не разговариваем по дороге домой. Кип задумчив. Но не замкнут. Он помог мне подняться с кушетки в кабинете УЗИ, и с тех пор его руки остаются на мне. Он ведет одной рукой, другая твердо лежит на моем бедре, двигаясь вверх, потирая мой живот.
Информация про пол могла отбросить его назад. Даже несмотря на мою неприязнь к этому человеку, я могу это понять. Сопереживать.
Я испытываю собственные противоречивые гребаные эмоции.
Конечно, я испытала облегчение от того, что с малышкой все в
порядке. «Идеальная» – вот слово, которое использовал мой акушер.
Это здорово.
И пугающе. Моя идеальная малышка расцветает внутри меня.
Двигается. Растет.
И я привязываюсь к ней. К предстоящей жизни с ней.
Значит, если с ней что-то случится, это будет просто ужасно. Да, сейчас шансы в нашу пользу. Шансы потерять ее катастрофически малы. Но я уже была в меньшинстве, поэтому знала, что не защищена процентами.
Предполагаю, что Кип, возможно, думает о чем-то подобном. Он столкнулся с аномалией, которую большинство людей видели лишь в новостях, но никак не могли предположить, чтобы с ними случилось нечто подобное.
Есть мрачная ирония в том, что мы были двумя глубоко испорченными людьми, которые потеряли самое ценное. И теперь мы состоим в фиктивном браке, который какимто образом стал чертовски реальным.
Когда мы приезжаем домой, Кип говорит, что ему нужно идти на работу, чтобы «разобраться с кое-каким дерьмом». Его голос звучит отстраненно, и я думаю о том, не собирается ли он снова сбежать.