В последующие недели доктор Камлер, доктор Трейси и я по телефону договорились провести сравнительное исследование в буддийском ретрите в Катскиллских горах штата Нью-Йорк. Мне предстояло обучить группу испытуемых управлять блуждающим нервом точно так же, как я это продемонстрировал. Но этого так и не произошло. Вместо этого в Нью-Йорке внезапно перешли в «режим радиомолчания». Я ничего не понимал. Ученые проводили исследование за исследованием с другими людьми, которые не могли достичь результатов, достигнутых мною, но по какой-то причине со мной никто не работал.
Это разочаровывало, но я не был подавлен. Я продолжал идти по пути своей миссии. Три года спустя я познакомился с Винсентом Вийерсом, директором «Цирка мыслей», выступавшего в знаменитом Королевском театре Карре в Амстердаме. Он слышал о моей истории и был вдохновлен моими воззрениями. Он хотел вывести меня на сцену театра на две тысячи мест и погрузить в лед на час или больше, чтобы продемонстрировать, что я могу контролировать свою внутреннюю температуру тела. Эксперимент должен был сначала состояться под наблюдением профессора Марии Хопман, физиолога из Медицинского центра Университета Неймегена, а затем повториться на сцене «Цирка мыслей».
Когда я пришел в театр, там было не меньше двадцати человек и еще больше мониторов. Они подготовили для меня странный эксперимент — восемьдесят минут во льду с одной отставленной рукой, из которой брали кровь. Я проглотил устройство размером с таблетку, способное измерять внутреннюю температуру тела и выводить его показания на удаленный монитор. На меня поставили кучу датчиков, чтобы измерять температуру моей кожи. За восемьдесят минут набрали тридцать шесть пробирок крови и отправили их в шесть разных лабораторий для анализа.
Все это было очень странно и привлекло большое внимание в университете. Многие люди пришли посмотреть, из-за чего весь этот переполох, в том числе доктор Михай Нетеа, один из величайших умов Нидерландов и выдающийся ученый, изучающий эволюцию иммунной системы человека. То, что наблюдали доктор Нетеа и его коллеги, было для них невероятным: они знали, что то, что я делал, физиологически невозможно. И все же я это делал. В течение всех восьмидесяти минут, во время которых я находился под воздействием льда, моя внутренняя температура тела оставалась постоянной — 37 °C. Частота сердечных сокращений оставалась низкой, а кровяное давление — в пределах нормы[26].
Исследование профессора Хопман показало, что скорость моего метаболизма увеличилась на 300 % в течение периода воздействия, и это увеличение скорости метаболизма привело к увеличению выработки телом тепла.
Несмотря на восьмидесятиминутное погружение всего тела в лед и значительные потери тепла через кожу, внутренняя температура тела поддерживалась, вероятно, за счет увеличения расхода энергии (и, следовательно, выработки тепла), — пишет доктор Хопман в своем отчете об эксперименте. — Этот человек, возможно, оказывал воздействие на вегетативную нервную систему и тем самым активно управлял сердечно-сосудистой системой и терморегуляцией[27].
Все врачи были поражены, но я знал, на что я способен, — вернее, на что способен мой разум. Я подготовил свою биохимию к работе, выполнив дыхательную процедуру в машине по дороге в университет. Моя метаболическая активность возросла до такой степени, что я просто не чувствовал холода. Так что, хотя температура кожи упала почти до нуля, я как будто включил обогреватель внутри своего тела. Я чувствовал себя прекрасно. Я мог действовать и разговаривать со всеми, кто подходил ко мне, и отвечать на их бесконечные вопросы. Я вовсе не дрожал и не страдал. На самом деле все было совсем наоборот.
Врачи взяли много моей крови во время эксперимента и решили в дополнение к анализам провести некоторые эксперименты. Они подвергли образцы воздействию бактерий, которые, как известно, проявляют бурную реакцию при воздействии иммунных клеток. Но в моей крови не было никакой реакции. Видя это и представляя себе возможные медицинские применения для лечения вирусов и бактериальных инфекций, доктор Нитеа спросил меня, не хочу ли я принять участие в следующем эксперименте. Вместе с докторами Питером Пиккерсом и Маттиасом Коксом, доктор Нитеа предложил ввести мне эндотоксин (бактерию), чтобы посмотреть, как отреагирует моя иммунная система[28]. Ранее они ввели эту бактерию, кишечную палочку, более чем 240 испытуемым, и каждый из них испытал симптомы гриппа — такие как лихорадка, озноб и головные боли. Но поскольку моя кровь не реагировала на бактерии вне моего тела, им было любопытно посмотреть, может ли мой организм подавлять воспалительные маркеры, обычно вызываемые инъекцией. Я согласился.
Вскоре после того, как я вернулся в университетскую больницу, мне измерили жизненно важные показатели, а затем меня попросили лечь на кровать. Ученые соединили меня проводами со всевозможными мониторами, а затем доктор Пиккерс ввел мне бактерию, объяснив, что она подействует через час-полтора. Я начал профилактически выполнять свой основной дыхательный протокол и через час ничего не почувствовал. Ни температуры, ни головной боли, ни боли в мышцах. Ничего. Я просто дышал, и врачи наблюдали на мониторах, что уровень насыщения моей крови кислородом, который на уровне моря обычно должен находиться в диапазоне от девяноста пяти до ста, упал до тридцати. Люди обычно умирают при пятидесяти, заметьте, но я намеренно шел к тридцати, что заставило измерительный прибор отключиться, как будто я умер. Как и в Институте Файнштейна, появилась ровная горизонтальная линия. Но я был полон жизни и чувствовал себя очень хорошо. Я был глубоко расслаблен. Я вошел в контролируемое гипоксическое состояние, которое может быть очень полезным для организма. Кстати, Нобелевская премия по физиологии была недавно присуждена трем исследователям, чья работа сосредоточена на том, как клетки адаптируются к изменениям уровня кислорода, — в частности, на положительном влиянии на клеточный метаболизм и функции организма в целом, когда уровень кислорода низкий[29].
Врачи брали кровь каждые пять-десять минут, а затем отправляли ее в лабораторию для измерения и анализа, чтобы определить, были ли затронуты интерлейкины IL-6, IL-8 и IL-10 — факторы некроза опухоли. С точки зрения непрофессионала, а я непрофессионал, IL-6 и IL-8 являются провоспалительными белками, a IL-10-противовоспалительным. Фактор некроза опухоли относится к клеточным сигнальным белкам, которые убивают раковые клетки. Итак, анализ крови показал, что я подавляю воспалительные маркеры IL-6 и IL-8. Это важно из-за распространения и возмутительной стоимости ингибирующих IL-6 «биологических» инъекционных препаратов, на которые в настоящее время полагается все большее число людей с аутоиммунными заболеваниями, такими как рассеянный склероз и ревматоидный артрит.
Я показал прямое подавление IL-6 безо всяких инъекций.
Мы объявили результаты анализов крови по телевизору, и я плакал, потому что был очень счастлив. Наконец прошли все страдания из-за того, что моя истинная природа подавлялась издевательствами. Я мог поделиться с миром тем, что узнал о силе разума, и у меня были снимки мозга и образцы крови, чтобы подтвердить это. Доказательства были неопровержимы. Единственная проблема заключалась в том, что научные доказательства действительны только в том случае, если они сделаны вместе со сравнительной группой. Я был просто п=1, а один испытуемый в научном мире ничего не доказывает. Многие годы меня отвергали как каприз природы, генетическую аномалию, физиологическое чудо. Другие высмеивали меня как шарлатана, фальшивку, карнавальный аттракцион. Приходите посмотреть на Удивительного Айсмена!
Нам нужна была тестовая панель{9}.
Команда доктора Пиккерса спросила меня, сколько людей и времени мне нужно. Шесть месяцев? Год? Я сказал: «Нет, десять дней». И вот прошло четыре дня. За четыре дня я обучил группу из двенадцати мужчин подавлять маркеры воспаления в крови. Никто из двенадцати не отреагировал на эндотоксин[30]. Результаты анализа крови показали, что все они подавляли провоспалительные маркеры IL-6 и IL-8, одновременно повышая уровень IL-10. Фактор некроза опухоли тоже был включен. Это было невероятно, но мы сделали это! Наконец-то мы получили доказательство, которое искали. Мы больше не были испытательной группой из одного человека.
Я взял этих двенадцать человек в свой тренировочный лагерь в Польше, недалеко от чешской границы, чтобы подготовить их к эксперименту. Они не были какими-то особенными, но каждый из них отдавал мне 100 % своего внимания. Более того, они доверились мне. Вот почему, хотя первоначально я предполагал, что на завершение их обучения уйдет десять дней, я решил ускорить процесс, подняв их на гору Снежка (высота вершины 1603 метра) всего на четвертый день. До этого я водил туда только троих, но знал, что путешествие в дикую природу способно привести человека в состояние страха, возбуждения. Гора была им незнакома. Они должны были вести себя точно так же, как и во время эксперимента. Ни у кого из группы не было никакого опыта восхождения на гору в холодную погоду, было 25 градусов мороза, что очень холодно, а мы были голыми по пояс и в шортах. Но мы выполнили упражнение на осознанное дыхание, поднялись на гору и через двадцать пять минут вспотели. Когда мы подошли к гребню и посмотрели на другую сторону, то увидели чешских военных, одетых как ниндзя. С широко раскрытыми от изумления глазами. Они увидели, что мы подходим, и были так ошеломлены, что попросили нас сделать с ними селфи. Парни почувствовали себя очень крутыми! Оттуда мы решили отправиться на вершину, где мороз был уже 27 градусов при чрезвычайно сильном ветре. Гора Снежка — одно из самых ветреных мест во всей Европе, и там действительно дул сильный ветер, от чего становилось еще холоднее. Достигнув вершины, мы станцевали «Харлем шейк». Мы чувствовали себя великолепно! Вот тогда-то