До шестилетнего возраста человек практически не подвержен внушениям, поэтому гипноанализ может быть направлен на кого-то из взрослых, чья реакция может запускать соматику у ребенка. Но для этого должна прослеживаться эмоциональная связь, например между мамой и ребенком.
Ко мне на прием пришли мама дочерью, страдавшей странной формой дерматита. Все началась буквально через два месяца после рождения. Мама как раз делила имущество с бывшим бизнес-партнером. Стоило ей разнервничаться или заплакать, как дочь тут же покрывалась экземой.
Конфликт вспыхнул еще во время беременности, когда один из совладельцев решил воспользоваться ситуацией, чтобы подмять весь бизнес под себя. Из-за постоянных нервов Полина была чрезмерно возбуждена, и это отразилось на родившейся дочери. Первой зависимость аллергии ребенка от эмоционального состояния мамы заметила бабушка, потом это стало очевидно уже всем. Полина, так звали маму, оказалась не в силах сама справиться со своими нервами, поэтому обратилась ко мне.
Сеансы представляли собой переживание былых обид и угроз, они не потребовали регрессии в период зачатия и родов. Было достаточно убрать эмоциональные триггеры, чтобы полуавтоматические реакции (вспышки гнева, жалости, обиды) прекратились. На все ушло три сеанса, последний из которых позволил устранить все высыпания у дочери. Полина также отметила появившийся «пофигизм на наезды этого крикуна» (бывшего партнера), а еще «дышать стало легче и сил появилось раза в полтора больше».
Заикание вашего ребенка – повод подойти к зеркалу
История коллеги. «Я сам заикался с пяти лет. Официальная версия была такова: в нашу детсадовскую группу повезли детский театр с пьесой про Карлсона. «Мужчина в самом расцвете сил» в этом спектакле разговаривал с характерным заиканием. (Кстати, много позжее телевизионный Карлсон в исполнении Спартака Мишулина почему-то тоже заикался.) Так вот, после этого спектакля я и начал заикаться. Вроде как хотел быть похожим на понравившегося героя. Меня водили к логопедам, но ничего не менялось. В школе были сложности с теми предметами, где надо было отвечать или читать вслух, но в институте стало полегче – я внутренне смирился с заиканием и успокоился. Сейчас, оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что каждый выбор в своей последующей жизни делал с поправкой на свое заикания: друзья, первая женитьба, первая профессия, характер собственного бизнеса, хобби, интересы – все стороны моей жизни принимали такой вид, чтобы была возможность поменьше говорить.
Как ни странно, но избавление от напасти началось, когда все вокруг стало рушиться – семейная жизнь, бизнес. Стресс привел не к усилению, а к ослаблению заикания. Сейчас я понимаю, почему симптом стал сглаживаться – когда человеку нечего больше терять, он становится более спокойным. И тем не менее живое общение продолжало вызывать дискомфорт, и вполне закономерно река жизни меня вынесла туда, где я смог не только убрать расстройство, но и понять, откуда “ноги растут”.
Когда я стал изучать психологию, мои преподаватели уже через неделю объявили, что к концу обучения заикания не будет. Так и случилось. Курс обучения включал много разных дисциплин, в том числе личную терапию, где за один сеанс (один, Карл!) из меня вытащили и причину заикания, и способ его устранения, успешно примененный.
Оказалось, все дело было в моей детской страсти к чтению стихов про дядю Степу на стуле. Я отдавался этому действу как актер – читал с выражением, в лицах. Все вокруг умилялись, хлопали в ладоши, говорили слова, и только один человек откровенно выражал свое недовольство происходящим – мой отец. Очевидно, у него были причины всякий раз нервничать и повторять, что “из ребенка вырастет клоун”, но мне они были неведомы. Папа для любого ребенка 5-ти лет является чем-то вроде полубога, и когда этот полубог всем своим видом показывал, что он “против”, то ребенок пытался преодолеть противоречие. В моем случае выход был найден в том, чтобы порадовать папу в полном соответствии с его прибауткой про “клоунов”. Я решил, что папа хочет, чтобы я стал клоуном, но еще не знал, каким. На спектакле увидел, как папе понравится Карлсон, и все стало ясно. Сразу после спектакля я стал заикой. Фактически папа дал команду на запрет самовыражения через слова, и ребенок доступным ему способом выполнил ее.
Сегодня я действительно не могу сказать, почему люди заикаются, но я могу находить причину в каждом конкретном случае. Наверное, есть внутренняя логика в том, что бывший заика лечит заикание, но в моем случае приход в психологию был продиктован совсем другими обстоятельствами и мотивами. Впрочем, все “у богов на коленях” – наши подсознательные мотивы остаются сокрыты рассудку, и открывающееся поле для рассуждений позволяет нам разве что морализировать и делать выводы.
Как показывает моя история, заикание может быть знаком для родителей, чтобы они обратили внимание на собственное поведение. Еще один принцип, который следует этой исповеди: ничто не беда – “если где-то что-то убыло, то в другом месте обязательно прибудет”. Благодаря ограничениям на устное самовыражение я развил в себе способности работать руками и головой, чего бы не случилось, если бы не мое заикание. И как говорится, Бог любит троицу – всем, кто заикается или картавит, напоследок скажу как человек, побывавший по обе стороны баррикады, о тихом факторе, без которого снятие рефлекса невозможно. Это психологическая блокировка, которая обычно ассистирует недугу. Она может быть связана с чем угодно, но именно она выступает в роли дрожжей, без которых, как известно, не варится ни одна брага.”
Семейная природа детской психосоматики. Откуда берутся детские страхи и фобии?
Большинство психосоматических нарушений ребенка встроены в неосознаваемые потребности его семьи. Родители часто не замечают своих жестов, которые могут сильно впечатлить ребенка, потому для него папа и мама – самые важные люди, и он внимателен к тому, что они делают.
Сейчас довольно распространен симптом, рождаемый отклонениями в парных отношениях родителей. Например, когда ребенок является в семье центром вселенной. Потом такие родители говорят: «Я ему все дал, я жил ради него». Я считаю такое отношение к ребенку, особенно единственному, формой распущенности, которой стоит стыдиться. Ведь для ребенка ноша родительской любви часто бывает непосильна. Ему гораздо лучше, когда он на периферии родительского внимания, когда можно развиваться в отраженном свете любви родителей, которые в этот момент вовсе не папа и мама, а мужчина и женщина. Об этом стоит задуматься многим экзальтированным мамам и чересчур занятым папам.
Перечень типичных симптомов, которые «рождаются» в семье:
✓ запрет на выражение эмоций: «Это нельзя говорить»; «Успокойся!», «Это не важно»;
✓ запрет на «нехорошие» эмоции: «У наших детей нет ревности», «У нас нет агрессии дома»;
✓ невнимательность родителей к ранним симптомам болезни: «Что ты плачешь, сейчас спать пойдешь!», «Он сегодня капризничает»;
✓ запрет на вербальный путь разрешения конфликтов в семье: «Я не буду об этом говорить», «Не говори со мной в таком тоне»;
✓ отказ от эмоциональной причастности: «Не бегай – упадешь», «Ну что ты орешь, ничего ведь не случилось»;
✓ казуальный подход к нарушениям: «Это нехорошо», «Ты не должен злиться», «Попроси прощения», «Не будь жадиной»;
Занимаясь психосоматикой ребенка, мы вынуждено занимаемся психологией семейных отношений, потому что только изменения на этом уровне способны дать желаемые улучшения.
Детская психика и обрядовое мышление
В чем особенность детской психологии? У детей до шести-семи лет нет своего «я», нет личности. Взамен природа-мать дает им то состояние, которое мы испытываем, когда очарованы. С рождения мы пребываем в непрерывном изумлении, пока в нем не начинают проступать пятна сознания в виде рук, потом часов на руке, потом знаков на циферблате… Мы познаем этот мир от общего к частному, постепенно разрушая спокойную истерию младенчества за счет открытия все новых и новых подробностей окружающего мира. Мы как бы вычленяем их из тумана, созидая таким образом сознание – мир наших представлений. И тогда появляется Время. Наверное, каждый помнит, какими длинными были дни в детстве. Они были настолько бесконечными, что мы успевали забыть, что когда-то проснулись, и по этой причине воспринимали сон как смерть. Вот почему малыш засыпает как солдат, сраженный пулей, – на ходу. Зная, что такое состояние младенческого безвременья, мы должны отдавать себе отчет в том, что дитя воспринимает мир, не видя многих подробностей, которые видим мы. И то, что для нас «разные вещи», для него – единое целое. И если младенец капризничает, не удовлетворившись деревянной ложкой, это значит, что он требует всю «инсталляцию», связанную с этим предметом. Ему надо, чтобы вы погладили его по голове, как это было, когда вы дали ему в руки этот предмет в первый раз. Именно это впечатление засело у него в голове и ассоциируется с деревянной ложкой. Особенности детского мироощущения приводят многих родителей к выводу, что взрослые формы общения далеко не всегда уместны. Например, одна мама, наблюдая отказ девочки от шоколадки, замечает в ее руках куколку. Мама предлагает «обряд»: пусть куколка посидит в кармашке, а ты пока съешь шоколадку. Такой вариант девочке нравится. Комплексное восприятие действительности живо в нас и во взрослой жизни. Оно является основой психосоматических симптомов. Ведь расстройство дает о себе знать, когда случайная комбинация обстоятельств складывается в картину, которая напоминает о ситуации, вызвавшей сильный шок – психотравму. По сути, это тоже инсталляция, которая требует примерно такого же подхода, какой демонстрировала мама. Нужен «обряд», разработкой которого обычно и занимается психотерапевт. Так что люди, страдающие психосоматическими заболеваниями, – это дети, с которыми взрослые не смогли найти общий язык.