Контейнер удивлялся: откуда столько соляры у Союза Вольных Городов Крыма? Неужели распечатали один из Бункеров Возрождения? Или просто надыбали где-то подземное хранилище топлива, забытое после Катастрофы?
Ответа на этот вопрос не было, но факт оставался фактом: в Крыму происходили масштабные военные маневры, и куча силы – даже нет, не силы, силищи! – стягивалась в одно место.
Знать бы еще, какое…
Чем ближе подъезжали к Казантипу, тем мрачнее становилась Пеева. Атаманша хмуро глядела по сторонам, то и дело тихо материлась и сплевывала сквозь зубы. Олька Зяблик тоже мрачнела, но ее по мере сил развлекал старпом Ренькас, еще не решивший, к кому он на самом деле собрался подбивать клинья: к бравой атаманше или ее миниатюрной помощнице.
Капитан Олег Игоревич на суше впадал в апатию, и лишь псина его бодро трусила по дороге, виляя хвостом.
– Черт знает что! – процедила атаманша Пеева.
– Что не так? – спросил Контейнер.
– Все! Все не так! До мыса – километров пять, так? А с чего вдруг так тихо? Где музон? Где ум-ца-ца? Где плясуны, мать их так? Вымерли?!
– Может, их того, – предположил Ренькас, – в рекруты забрали?
– Плясунов?! Не смешите мои тапочки! – отрезала атаманша, у которой, наверняка, тапочек сроду не водилось.
Тайна исчезновения мутантов-плясунов открылась им на закате, когда отряд встал на привал в степи – последний перед Казантипом (Контейнер не хотел приходить к месту назначения на ночь глядя, утро вечера мудренее).
Вроде все было нормально – выбрали место, поставили палатки, Контейнер установил пару растяжек, и тут вдруг капитанская псина начала скулить и рыть землю.
Контейнер подошел поближе, ковырнул носком «берца» грунт. Свежий, рыхлый. И это в степи, где земля напоминала запеченный на солнце глиняный кирпич.
Минное поле? Не похоже. Листоноша присел на корточки, достал нож, аккуратно потыкал в землю – и сразу наткнулся на что-то твердое. Разгреб руками. Это был человеческий череп.
Псина нашла место массового захоронения.
Контейнер прикинул, стоит ли говорить о своей находке остальным, и решил сказать. Лишние тайны им были ни к чему. Свистом подозвал остальных, велел раздать лопаты…
Через полчаса, когда совсем стемнело, в свете факелов и пары фонариков, перед ними открылась круглая яма метра три в диаметре и метров пять глубиной. Яма была доверху заполнена трупами разной степени разложения.
– Плясуны, – сказала атаманша Пеева, нарушив гробовое молчание при виде мрачной находки. – Они зачистили плясунов. Сволочи.
– Сначала листонош, потом плясунов. Логично, – сказал Контейнер. – Крым без мутантов, чистый Крым. Так, кажется?
Псина гавкнула.
– Их надо остановить, – сказал Олег Игоревич, будто переводя собачий лай. – Любой ценой. На мутантах они не успокоятся.
– Это точно, – кивнул Ренькас.
– Какие же они гады… – проговорила Олька Зяблик.
Ночевать в этом месте никто не захотел. Двинулись дальше, сквозь темноту, подсвечивая фонариками. Вдалеке на горизонте заметили отблеск костра.
– Хиппари, – сказала атаманша. – Нюхом чую.
– Опасно? – спросил Контейнер.
– Не, – махнула рукой атаманша. – Они безобидные.
– Поэтому до сих пор живы, – предположила Боевой Зяблик.
– Ладно, попросимся на огонек…
Когда они подошли поближе к костру, Контейнер понял, что имела в виду атаманша Пеева под своим «нюхом чую». Хиппари – грязные, немытые, волосатые, сидели у огня и пускали по кругу пластиковую бутылку, заполненную дымом. По очереди прикладывались к дырке, затягивались, блаженно улыбались, передавали дальше. Пахло вовсе не табаком.
– Можно к огню? – попросился Контейнер.
Ему ответили что-то невразумительное. Контейнер истолковал это как согласие. Хиппарей в мини-колонии было всего ничего: человек двадцать, тощих и болезненных настолько, что, начни они бузить, на всех хватило бы одного Ренькаса.
Остальные расселись вокруг костра, но Контейнер устроился чуть вдалеке. Ему, листоноше, не так был страшен ночной холод, а если долго смотреть на огонь, даже его великолепное ночное зрение начинало деградировать. А Контейнер хотел держать темноту под контролем. Мало ли что. Он вообще все любил держать под контролем.
Опять залаяла собака. Теперь радостно, но хиппари шарахнулись, как от чумы.
– Слушай, Олег Игоревич, заткнул бы ты свою псину, а? – попросил Контейнер. – Как ее, кстати, зовут?
– Карма, – ответил капитан, пробираясь между хиппарей и высматривая причину лая собаки.
Причиной оказался щуплый и очень грязный пацан, которому Карма вылизывала лицо, а тот хохотал от восторга.
– Юнга? – изумился Олег Игоревич. – Мишка, ты? Ты что тут делаешь?
Мишка – лет ему было семнадцать от силы – вскочил на ноги, покачнулся (успел накуриться уже), принял некое подобие стойки «смирно» и козырнул.
– Товарищ капитан! – пробормотал он заплетающимся языком. – Разрешите доложить! Судно затоплено! Команда разбежалась! Все подались, кто куда! Я примкнул к колонии хиппарей! Тут кормят и дают шмаль!
– Ох, дурень… – вздохнул Олег Игоревич. Карма согласно заскулила. – Ох, балбес малолетний… Что ж они, суки, творят? Детей – или в армию, или на дурь сажают?
Контейнер подошел поближе. Мишка-юнга выглядел хреново: бледная кожа, запавшие глаза, тусклый взгляд. Будто сто лет ему, а не семнадцать.
– Разрешите пригласить вас к костру! – отрапортовал мальчишка-наркоман. – Угощайтесь, на ужин – кулеш!
– Спасибо, воздержусь, – сухо ответил Контейнер.
Юнга едва не разрыдался.
– Нельзя отказываться, – сказал капитан Олег Игоревич. – Флотская традиция. Преломить хлеб, похлебать из одного котла.
– Ладно, – махнул рукой Контейнер. – Давай свой кулеш.
Жрать хотелось адски.
Пока отряд расправлялся с подгорелой кашей с мясом, капитан выспрашивал у юнги Мишки о судьбе остальных членов команды. Мишка ничего не знал, только глупо улыбался и осоловело кивал. Карма лежала на земле, положив голову мальчишке на колени. Он гладил собаку и опять улыбался – не по-наркомански, накурившись, а искренне, совершенно уверенный, что теперь, когда капитан и его собака рядом, все будет хорошо…
Контейнеру даже стало жалко пацана. Для того, чтобы все было хорошо, предстояло много и долго работать. Для начала надо было убить очень много злых людей. Ради таких вот мальчишек – чтобы они не курили дурь у костра ночью в степи, а бороздили Черное море на белоснежных парусниках…
У Контейнера вдруг закружилась голова. От хиппарей отделилась маленькая тень и спросила тонким девичьим голосом:
– Как вам кулеш? Понравился?
Из последних сил, уже проваливаясь в забытье, Контейнер подтянул к себе котелок и понюхал. Пахло странно – но даже обостренное обоняние листоноши не предупредило его о неизвестном наркотике.
– Сука, – сказал он. Тень ответила переливчатым хихиканьем.
Потом Контейнер потерял сознание.
Очнулся он в темноте – настолько плотной и густой, что, даже открыв глаза, он не сразу понял, что действительно пришел в сознание. В ушах гудело, во рту было гадко.
«Что же они нам подмешали, сволочи?»
Сделав пару глубоких вдохов и выдохов – провентилировав легкие и насытив кровь кислородом, Контейнер сел. Могучий организм листоноши боролся с токсинами, в печени покалывало. После недолгой рези в глазах заработало ночное зрение.
«Так, где это мы? Ага, понятно. Яма. Земляная тюрьма. Она же – зиндан. Сверху решетка, поверх нее – лист жести, поэтому тут так темно.
Атаманша Пеева в глубоком отрубе, едва дышит. Боевой Зяблик Олька дышит часто и неровно, веки подрагивают, видимо, что-то снится – значит, скоро проснется. Старпом Ренькас спит, как младенец, чуть ли не улыбаясь во сне. Капитан Олег Игоревич в кататонии. Псины Кармы не видать – ну да, она умная тварь, она кулеш не ела. Юнга Мишка лежит, как бревно.
Подсчет окончен. Бравый разведывательно-диверсионный отряд остатков клана Листонош в ходе выполнения миссии был обманут и одурманен бандой хиппарей, накачан наркотиками и посажен в яму. Печальный финал героического задания.
Хотя почему – финал? Вроде все живы, еще побарахтаемся. Откуда такая тоска? Интоксикация, вот откуда. Здорово нам дали по мозгам».
Контейнер встряхнулся, как капитанская псина после купания, и пошел будить отряд.
Зяблик и Ренькас очнулись легко и быстро. Пеева просыпалась мучительно долго, а очнувшись окончательно, уползла в сторонку блевать. Капитана разбудить не удалось – он дышал, пульс был ровный, но ни на какие внешние раздражители не реагировал, будто впал в кому. А вот юнга Мишка…
Видимо, для молодого и истощенного наркотиками организма доза кулеша оказалась летальной. Мальчишка успел окоченеть, никаких шансов на реанимацию.
– Вот гады, – возмутилась Олька Зяблик. – Детей травят, твари!
– Добро пожаловать в прекрасный новый мир, – цинично проговорил Ренькас. – Здесь мутантов убивают и сваливают в братские могилы, а детям предлагают выбор – идти служить в армию или тихо гнить от наркотиков. Всех несогласных сажают в земляные ямы. Ах, как славно живется в освобожденном от мутантов Крыму! Да здравствует Союз Вольных Городов Крыма! Многая лета Ферзю и жирному ублюдку Правдорубу!
– Хватит, – сказал Контейнер. Он понимал, что так из старпома выходит испуг, но сарказм был тут неуместен. – Надо думать, как отсюда выбраться и что делать потом.
– Как выбраться, я пока не знаю, – хрипло сказала атаманша Пеева, – а вот что делать потом – прекрасно себе представляю. Я ведь эту стерву узнала…
– Какую еще стерву? – не поняла Олька.
– А ты что, не узнала повариху? Ту, что нас кулешом угостила? Это ж Светка Новикова, потаскушка лагерная! Наркоманка конченная! Я ей кишки выпущу, спину сломаю, голову оторву! Паскуда!
Запас ругательств в лексиконе атаманши внушал уважение.
Ее гневные вопли привлекли внимание охраны. Лист жести мерзко загромыхал и сдвинулся в сторону. В яму упали косые лучи солнца. Над краем ямы показалась бритая голова охранника.