ошадей. Думать об этом не хотелось. Сергей постарался сосредоточиться на том, что находилось сейчас в поле его зрения.
Впереди, там, где кончалась крыша, видно было черное небо, усыпанное кое-где звездами. И — вот оно — огромная крылатая тень пронеслась вдруг, заслоняя звезды. Пролетела мимо — туда, где торчали скелеты огромных деревьев. Наверное, увидела там добычу. Людей она не заметила — а может, не обратила внимания на такую мелочь.
Спустя минуту с той стороны донесся треск, визг, шум, затем наступила зловещая тишина. Та же крылатая тень пролетела обратно — уже куда медленнее, размеренно взмахивая перепончатыми крыльями. В когтях у хищницы болталась темная масса — охота явно оказалась удачной. Кошка вспомнила рассказ одного из сталкеров, похвалявшегося, что кто-то из его знакомых летал на вичухе. «Вранье!» — убежденно подумала она тогда.
Парень, стоявший рядом с Сергеем, вдруг попятился обратно к входу. Как будто передумал и хочет вернуться. Никто, кроме Сергея, этого не заметил, он ободряюще положил руку мальчику на плечо. «Первый раз, наверное, на поверхности», — снисходительно подумал он, не сознаваясь себе, что, опекая новичка, старается отогнать собственные страхи.
Теперь можно было двигаться дальше — в ближайшее время ночному летуну будет не до них. Очень кстати, а то, стоя на одном месте, она уже начала замерзать, хотя все они по возможности утеплились перед выходом — под химзу одели теплые свитера и простеганные утепленные штаны. Это, конечно, несколько ограничивало свободу движений, но иначе было нельзя — наверху начиналась самая студеная пора. Кошка еще раз оглянулась на большое уродливое здание, в котором находился вход в метро. Эти жуткие каменные коробки, как можно было в них жить? Говорят, люди в этих каменных ячейках создавали себе уют, по трубам текла горячая вода… Но какой может быть уют в таких унылых сооружениях? Сидишь там, как в клетке. Лучше уж греться у костра и не запираться в тесные норы, чтоб в любой момент можно было уйти куда вздумается…
Они пересекли широкий проспект, огибая заржавевшие остовы машин. Под ногами похрустывал ледок, хлюпала вода. «Конечно, приятнее ходить на поверхность летом, — подумала Кошка, — хотя и приходится париться в „химзе“. Но зато зимой листва облетает с деревьев и обзор лучше…»
Перейдя проспект, они уперлись прямо в здание с надписью «…ом… инской… ниги». Седой показывал, что надо повернуть налево, но Сергей заинтересовался разбросанными внутри книгами и шагнул внутрь прямо через разбитую витрину. Кошка вошла следом, прислушалась — вроде, опасности нет. Но задерживаться здесь, конечно, не стоило. На полу была лужа, и валявшиеся в ней книги были безнадежно испорчены, но Сергей прихватил пару томиков из тех, что оставались еще на полках. Седой снаружи махал руками, торопил.
Они выбрались обратно и пошли по проспекту. Вдоль тротуара через равные промежутки росли деревья, на голых ветвях которых до сих пор виднелись кисти красных ягод. Это выглядело очень красиво, и Кошка с сожалением подумала, что если бы не спешка, непременно набрала бы их. Говорят, есть живые ягоды рябины очень полезно — чтоб зубы были крепче, и вообще. Правда, обычно ягоды горчат, но после первых морозов горечь пропадает. А еще из рябины получалась неплохая приправа к свинине, если потушить вместе. С другой стороны, если учесть, что на поверхности все радиоактивное, то не известно еще, чего больше от такой еды будет — вреда или пользы. И все равно ей не нравилось, что здесь так много деревьев — очень уж подходящее место для всякой живности. Конечно, ближе к зиме некоторые звери впадают в спячку, как сказал Сергей, зато есть и такие, у которых пик активности приходится как раз на зиму. Опять же те, кто в холода залегает спать, обычно облюбовывают подвалы и нижние этажи домов — и поди угадай, где именно ждет сюрприз.
Вот следующий магазин — как раз подходящее место для логова зверя. Витрина разбита, валяются человеческие фигуры — она уже видела такие, это куклы, которых зачем-то обряжали в одежду и ставили за стекло. Для красоты, наверное. Здесь они маленькие — изображают детей. А еще разбросаны подушки, грязные и намокшие, и стоит хорошенький красный автомобиль. Он выглядит совсем как настоящий и до сих пор почти новый, только в несколько раз меньше тех, которые в изобилии ржавеют сейчас на улице, иногда с останками пассажиров внутри. Неужели раньше и такие игрушки были у детей? Впрочем, ей-то какая разница? Своего малыша у мутантки никогда не будет, проверено, а до чужих ей и дела нет. Дети бывают злые, дразнят. Впрочем, иногда попадаются добрые, жалостливые детишки — но таким обычно в жизни хуже всех приходится…
По знаку Седого они свернули с проспекта направо, на спускавшуюся вниз улицу. На здании напротив Кошка успела машинально отметить крупные буквы «ЗОНТ», и чуть ниже, помельче — «театр». Вокруг мощные деревья образовали настоящий бурелом, а еще дальше с двух сторон путь обступали массивные дома. И вдруг в этой чаще обнаружилось отлично сохранившееся небольшое сооружение, напоминавшее сказочную избушку из книжки — казалось, вот-вот дым пойдет из трубы. На нем тоже были надписи: «…ойка, …ярий». Слева и справа — участки земли, огороженные металлической сеткой. Загоны? Непонятно. Впереди — металлические ворота. Затейливые, полукруглые, трехстворчатые. А забора нет, да кажется, никогда и не было. Может, построить не успели — и теперь стоят одни ворота неизвестно для чего.
Пройдя через ворота и сделав еще несколько шагов, они увидели стеклянное сооружение с выбитыми дверями. Осторожно зашли — и вот он, мост. Два эскалатора — совсем как в метро, только ведут не вниз, а вверх. А по бокам — лестницы.
Они начали осторожно подниматься по ступенькам. Здесь все оказалось из стекла и железа, металлические части когда-то были выкрашены желтым, цвет даже местами сохранился. «Наверное, летом, в солнечную погоду, здесь было очень хорошо, — почему-то подумала Кошка. — Люди гуляли, любовались рекой, деревьями…»
Сейчас деревья по берегам реки стояли жуткие, черные, голые. Верхняя часть стеклянного покрытия моста более-менее уцелела, а вот по бокам почти все стекла были выбиты. Подойти чуть ближе к краю — и вот она, река, внизу. Темная, холодная вода несет неизвестно куда ветки и всякий хлам.
Лучи фонариков, скрещиваясь, заметались по металлическому каркасу, по стеклянной крыше. На полу обнаружилось чье-то мумифицированное тело — видно, долго уже тут лежало. Кошка огляделась — похоже, ее спутники совсем расслабились, а зря. Сергей разглядывал мусор на полу, Рохля, как завороженный, уставился в противоположную сторону, где за лесом виднелось неясное зарево. Пожар? Вполне возможно. В пустом городе они иногда возникают словно сами по себе. А может, виной всему костры, которые особенно в зимнее время жгут обитающие до сих пор кое-где на поверхности несчастные выродки, еще не забывшие, что такое огонь и пища, но прочно забывшие почти все остальное. Она вспомнила колонию слабоумных детей, живших летом в подвале неподалеку от Киевской — ближе к зиме никого из них не осталось — кто погиб, кто ушел… «Интересно, что же это там горит?» Опять вспомнился Леха с его любимой песней о том, что где-то вдали виден пожар, а в лесу скрывается зверь, которого надо убить. Кто-то из сталкеров сочинил, наверное. А ведь в той стороне и должен находиться Изумрудный Город…
Кошка огляделась — с противоположной стороны у края моста стояли Седой и Топтун, о чем-то оживленно спорили. Две темные фигуры размахивали руками. Вот одна протянула руку, указывая вдаль, маска с хоботом повернулась в том же направлении. «Зачем они стоят так близко к краю?» — подумала она, но тут Рохля ее отвлек. И уже боковым зрением, невероятно обострявшимся в напряженные моменты, Кошка успела заметить резкое движение одного из двоих. Почти тут же послышался громкий плеск внизу. Еще не успев опять повернуться к ним, она уже обо всем догадалась. Там, где двое стояли у края моста, теперь остался только один. Кошка замахала руками, подбежали Сергей и Рохля. Седой стоял, держась за какую-то железяку, и смотрел вниз, туда, где черная масса воды все так же неторопливо текла мимо.
Здесь лишь металлическая решетка отделяла людей от реки. И решетка эта в нескольких местах была сломана. Тому, кто упал в ледяную воду, спасения не было, это ясно. Да и ей ли жалеть, что одним участником экспедиции стало меньше? Она ведь их предупреждала, что не на увеселительную прогулку идут.
И все же Кошка на всякий случай сняла рюкзак и принялась в нем шарить. Там был кусок хорошей, крепкой веревки. Но короткий, чересчур короткий. Рохля тем временем светил фонариком вниз.
И вдруг из воды что-то показалось на минуту — вроде бы голова и рука. А они могли только смотреть. Прыгать, спасать — бесполезно. Тогда вместо одного погибнут двое — вот и все. Сейчас или намокший костюм утянет беднягу на дно, или он захлебнется.
Но тонувший ухитрился содрать противогаз — и сдавленный крик донесся до стоявших наверху. В ту же секунду вокруг человека в воде образовалась небольшая воронка — или водоворот. А потом будто круглые створки над ним сомкнулись, захлопнулись. Секунду в луче света был виден огромный, черный ничего не выражавший глаз, а потом Рохля выронил фонарик, и тот почти беззвучно исчез в воде. Раздался сильный всплеск — и только волны пошли по реке, да такие, что вода едва не вышла из берегов. Проглотившее добычу чудовище вновь ушло на глубину.
Кошка вздрогнула. Ей приходилось уже бывать возле реки. Один раз она даже смутно видела поднимающееся к поверхности из глубины огромное тело. Один из сталкеров сказал потом, что монстр был величиной с баржу. Она не совсем поняла, что он имел в виду, но если пасть у чудовища была такова, что могла втянуть взрослого человека целиком, словно таракана, то о размерах самого животного можно было догадаться. Кошка невольно попятилась от края моста, и остальные за ней.
Некоторое время они стояли подавленные. «А ведь я предупреждала — думала она. Погодите, то ли еще будет. Вы должны были знать, на что идете. До цели, возможно, не дойдет ни один».