– Кому?
– Черным. Неважно. Кому угодно. Важно то, что я Хантера увидел… И все. Понял: вот каким я должен быть. Это не Гомера был герой… Хех. Он мой герой был. И он меня отправил… Мне дал это задание. Сам пошел наверх, чтобы уничтожить черных. А если не вернусь, сказал мне, доберись до Полиса. Возьми вот патрон… Найди Мельника. Понимаешь? Это все из-за него. То, кем я стал. Из-за него. Благодаря ему.
– Я в него тоже влюбилась. Ну мы с тобой и встретились. Два дурака.
– Сашулька! Ты где там, зараза?
– Извини. Поспи пока, может?
– Тебя не было давно.
– И я вот, поверишь, кроме тебя – ни с кем! Ждал встречи!
– Устал? Ложись, я сама все сделаю.
– Ну а ты? Это не по-человечески как-то. Я хочу, чтобы ты тоже это самое.
– Не надо. Мне и так хорошо. Правда. Мне с тобой всегда хорошо. Ты осторожный, ты ласковый.
– А ты… Вот мне с тобой знаешь, как? Не как с женой.
– Хватит болтать. Все. Мне лишних денег не нужно. Вот. Снимай давай.
– Ух. Ух ты… Что же… Ух. Я тебя… Ты моя…
– Спишь?
– Поспишь тут.
– Погоди, я сполоснусь. А то вся пахну… Пахну им. Подождешь?
– Подожду.
– В общем, я думал, что он погиб. Все это время так думал. А ты говоришь, он живой.
– Был живой. Сейчас не знаю. Я не стала его искать. Когда вылезла с Тульской… Куда угодно, только не назад. Только не туда, где можно его встретить.
– Почему?
– У Гомера не написано, что с Тульской случилось? Из-за чего ее затопило? Нет?
– Я не читал. Он просто говорил: затопило.
– Ну да. Он его все время оправдывал, Гомер. Чудовище пробудилось… И я у него в тетрадке пыталась это чудовище приручить. Кто в такое поверит?
– А как на самом деле?
– Он спился. Хантер. Беспробудно пил. Каждый день – в хлам, вдребезги. Шатался, идти не мог ровно. Жутко с ним было рядом. Просто страшно. Он же убийца. Пистолет этот у него всегда… С глушителем. Чуть что – хватается за него. В правой – пистолет, а в левой – фляга. Постоянно. Все время прикладывался. Еле связывал слова. Я его просила, чтобы он перестал. Он не мог. Вот так. Привет Гомеру.
– Он… Он тебя трогал?
– Нет. Ни разу. Как от огня просто. Может, не хотел девочку портить. А может, ему это все вообще не нужно было, женщины. А я вот, когда с ним встречалась взглядом… У меня коленки подгибались. Представляла себе иногда… Как бы он… Ну, обнял бы и так далее. Что я там могла себе представить тогда.
– А с Тульской что стало?
– Это он ее затопил. Заминировал к грунтовым водам поближе и затопил. Вместе со всеми больными и со всеми здоровыми. Чтобы предотвратить эпидемию в метро. А чтобы они не сбежали оттуда, он огнеметы выставил. Я на Тульской была. Кричала ему, что есть способ людей вылечить. Он слышал. Видел меня там. И все равно подорвал все. Нас со станции выбралось трое. Остальные захлебнулись.
– Зачем? Зачем он это сделал?
– Сказал, что должен спасти метро. Вот так вот спасти. Но я думаю, у него просто зудело. Понимаешь? Ему одного пойла не хватало.
– У Гомера было не так.
– А как?
– Там ты просишь о чуде, кажется. И потом, когда прорыв… Ты думаешь, что это дождь пошел. Что-то такое.
– О чуде!
– Меня… Мне плохо. Мутит. Помоги мне… До уборной.
– Можешь прямо тут. Я уже ко всему привыкла. Дать таз?
– Не хочу тут. Не хочу при тебе.
– Давай! Давай! Еще! Еще! Пожалуйста, еще! Ну. Ну?!
– Ты сладкая. Ты такая сладкая. Боже, какая ты сладкая.
– Не останавливайся. Еще. Еще хочу.
– Я больше… Я больше… Я…
– Нет. Нет-нет.
– Я все. Я все. Боже. Боже. Я тебя люблю.
– Не болтай ерунды.
– Нет, правда. Я тебя заберу отсюда. Сейчас вот подкоплю и заберу. Не хочу, чтобы ты тут была. Ты не подходишь для этого места. Заберу.
– Ладно, уговорил.
– Ах, с-сладкая! Сколько с меня?
– Как в прошлый раз.
– А скидочку? Сделай скидочку! Как постоянному клиенту?
– Ты зачем это делаешь?
– Что?
– Зачем этим занимаешься? Я тебе не читаю морали, просто…
– Начинается, да?
– Нет, правда. Гомер говорил, что… Что ты не такая.
– Не какая? Ты не понимаешь, да? Какая разница, что говорил Гомер! Он живет в своем волшебном мире. А я в своем настоящем. И в моем настоящем мире лучше вот этим заниматься, чем людям в голову стрелять. А что мне еще делать? Мечтать о том, как однажды мы все вернемся наверх, и как это будет прекрасно и удивительно? Но это потом будет, а деньги нужны сейчас.
– Только из-за денег? А если бы были деньги?
– Ну вот у тебя есть?
– Нет.
– О чем тогда разговор?
– Как ты сюда попала?
– Один добрый человек привел. Подобрал и пристроил. У меня больше никого нет. Жить негде. У тебя есть дом?
– Есть.
– А жена?
– Есть. Была. Есть.
– Вот и хорошо. А тут ты что делаешь?
– Не хочу туда. Мне тут спокойней.
– Тебе скоро уйти придется. Полежишь еще чуть-чуть – и вперед. Потом когда-нибудь вернешься.
– Почему?
– Мой хозяин придет. Он не должен тебя видеть.
– Какой еще хозяин? Сутенер?
– Лежи. Успокойся. Вот бульон, попей. Пей.
– Я не буду эту дрянь… Меня тошнит. Что за хозяин?!
– Не имеет значения.
– Ты что, вещь? Какой хозяин еще?!
– Дурак!
– Ты от этого удовольствие, что ли, получаешь?! От всех этих грязных мужиков?!
– Удовольствие… Хорошо бы, между прочим, и тебе помыться. Вставай, отведу тебя.
– Найдешь Леху? Брокера? Который меня сюда привел? Скажи, чтобы забрал меня. Ночевать где-то надо.
– Можешь… Можешь сегодня остаться. Хозяин не придет, наверное. Из-за этой войны… Сейчас не каждый день бывает. Хочешь?
– Где? Прямо тут? Или на той койке, где тебя…
– Тут. Поешь со мной? Грибы.
– Спасибо. Я не знаю, как… Я потом заплачу.
– Дай колено посмотреть. Мне тут мазь дали. Полежи спокойно.
– Холодно. И щиплет. Ай.
– А когда тебе так спину раздирали, не щипало?
– Там… Пожаловаться некому было. А тут – ты.
– Да.
– Что – да?
– Ты вот спрашивал. Почему я? Почему я шлюха. Как стала.
– Я не спрашиваю.
– А ты спроси. Мне не стыдно. Думаешь, ты один такой? Тут знаешь сколько таких? Одичавших. Одиноких. Которым некому пожаловаться. Их тянет всех ко мне. Ко мне, магнитом. Понимаешь? В меня. И если их не принять… Не дать им… Выплеснуть это все… Грязь, ужас свой… Злобу. Нежность. Они тогда совсем озвереют. Вы, мужчины, так сделаны. Они приходят ко мне такие – их трясет прямо от жизни. А я их успокаиваю. Мир им даю. Понимаешь? Мир. Утешаю их. Они потыкаются-потыкаются… Покричат… Позлобствуют… Поплачут… Утихнут. Ширинку застегнут. И могут еще немного пойти пожить без войны.
– Ты так говоришь… Так девочка не может говорить. Ты же девочка. Хрупкая. Изящная. Вот эти руки твои… Ручки…
– В борделе год за десять идет.
– Значит, мы с тобой ровесники?
– Ой, все!
– Мне нужно выпить. От облучения помогает. У тебя нет ничего?
– Мне тоже нужно.
– Подвинься.
– Ты разве не там собиралась ложиться? Не у себя?
– Двигайся давай.
– Я тут с тобой не смогу так просто лежать, учти. Ты себя в зеркале видела? Ты же красивая очень.
– Помолчи.
– Я не могу помолчать.
– Куда тебе, вояка? Ты-то видел бы себя в зеркале. Тебе сейчас ни до чего должно быть. У тебя вон волос не останется скоро. Будешь похож на своего Хантера, как мечтал.
– Ты в меня влюбишься тогда? Я хочу, чтобы ты в меня влюбилась.
– Зачем?
– Ну мне проще будет тогда жить и умирать.
– Помолчи. Повернись. Повернись ко мне.
– Ты… Нет, постой. Я так не хочу.
– Что?
– Не хочу, чтобы ты со мной из жалости. Из сострадания. Как со всеми остальными. Не надо со мной спать, потому что у меня волосы выпадают. Ясно?
– Хорошо, не буду. Видок, если честно, так себе. Завтра побреем тебя. Спокойной ночи.
– Погоди. А может, другие причины найдутся?
– Какие?
– Ну… Потому что в первый раз, тогда еще, тебе со мной было хорошо. Потому что я красивый, там, не знаю… Мужественный.
– Я не очень помню, как там было в первый раз.
– Дай еще глоток. И да, я думаю, я один такой. Хочу думать, что я такой один. Можно, я так буду думать? Хотя бы час?
– Пей.
– Все… Все… Все… Я все…
– Ты просто… Сумасшедшая… Я еще… Можно мне еще…
– Ты облученный же… Куда тебе… А?
– Не знаю… Мне еще тебя нужно. Может, организм думает, что в последний раз… А?
– Дурак. Тяжело.
– Это необъяснимо с точки зрения медицины. Это чудо. Но я вот опять…
– Ладно. Если чудо.
– Ты, кстати, очень красивая. Я говорил уже?
– Говорил.
– Твои брови особенно. И реснички. И глаза. А губы – вот уголки. И тут… Излом. Очень. И шея. Шейка. Ножки такие… Как спичечки.
– Так себе комплимент.
– И стрижка… Ну… Волосы.
– Сама себя перед зеркалом обкорнала.
– Знаешь, я пока тут тебя ждал, днем… Пока ты там… Пока тебя…
– Хватит.
– Я столько всего наслушался.
– Встал бы и вышел.
– Нет, подожди. И вот мне сейчас столько хочется тебе сказать… И что ты потрясающая, и что мне с тобой было так хорошо, и что с моей женой мне так давно не было, и что я хочу тебя отсюда забрать и заберу, когда смогу… А это все тебе сегодня другие уже сказали.
– И вчера тоже.
– И вчера еще.
– Так что? Ты ничего мне из этого не скажешь теперь?
– Сказать?
– Лучше воды дай. Вон стоит.
– Крестик… Ты веришь?
– Не знаю. А ты веришь?
– Раньше не верил. Как-то оказался у Свидетелей Иеговы. Было так глупо и смешно. После этого долго еще… Как подумаю… Да. А сейчас… Да, наверное. Я… Молюсь иногда. Часто. Ну не то чтобы прямо молюсь… А прошу что-нибудь. Давай, Господи, так: ты мне это, а я тебе это.