Стало неловко.
— И что, без вариантов? — хмуро спросил Артем, но Леха на него шикнул.
— Какие тут варианты подкуп должностного лица это самое немедленно сейчас раз и все и чтобы больше не сметь никогда ясно или нет! — грозно проговорила рожинская голова. — В то время как люди по всему метро вы просто не имеете права! Карантин на то и дан человеку чтобы а не то ситуация может выйти понимаете вы это или нет! И если мы тут поставлены чтобы блюсти то мы будем блюсти и блюсти до последнего потому что на карту поставлено сами знаете что! Меры фитосанитарного контроля! Сухая гниль между прочим! Этот разговор окончен!
Он замолчал и в комнате установилась тишина, как будто отказ был заранее записан на кассету; вот она доиграла до конца, щелкнула — и за ней уже никакой музыки.
Рожин жег Артема и Леху взглядом через толстые линзы своих очков, тишина копилась и копилась; будто от них чего-то ждали.
Прожужжала навозная муха — тяжелая, как бомбовоз. В кармане ее, что ли, Леха пронес?
— Значит, поверху пойду, — развел руками Артем. — Халтурщик ты, Алексей.
— Мои десять все равно мне…
— Зачем же поверху? — наконец подал голос неприметный человек. — Это небезопасно.
Он, в отличие от Рожина, за всю встречу не поморщился и не фыркнул ни разу. И вообще, видимо, морщился он редко. Лицо у него было гладким, черты — безмятежными, голос — баюкающим:
— Сергей Сергеевич высказал официальную позицию. Он ведь при исполнении. Его можно понять. И Сергей Сергеевич правильно обозначил проблему: наша задача — помешать распространению сухой гнили, опасной грибковой инфекции, которая поражает шампиньоны. Если у вас в голове созрел компромисс, обсудите его со мной. Ситуация серьезная. Сто патронов за троих.
— Я не с ними, — сказал Леха.
— Сто патронов за двоих.
Артем подсмотрел, что там с Рожиным: от такой крамолы его обязательно должны были поразить корчи. Но нет, заместитель начальника станции ничуть не пострадал, как будто неприметный человек издавал инфразвук, просто неслышный для его уха.
Сто патронов.
Три с лишним рожка — из шести, которые Артем захватил с собой. За одну только возможность пройти на Ганзу. А ведь это самое начало дороги. И все же… Все другие маршруты, включая и путь по поверхности, могли стоить им еще дороже — к примеру, головы.
Карта перед глазами: спуститься по Ганзе, проехаться на ее удобных, скорых маршрутках сразу до Павелецкой, а оттуда — по прямой уже, без трудностей и препятствий — сигануть до Театральной. И не нужно ступать за границу Красной Линии, и Рейх можно миновать…
— Идет, — сказал Артем. — Прямо тут доставать?
— Ну естественно, — ласково ответил неприметный.
Артем сбросил рюкзак, расстегнул баул, нашарил спрятавшиеся в барахле магазины, принялся выщелкивать тусклые островерхие патроны на стол.
— Десять, — он пододвинул первую партию к Сергею Сергеевичу.
— Ну что за бестактность! — расстроился неприметный; поднялся со своего места и забрал пульки себе. — Человек же при исполнении! Ну вы что? А я для чего, по-вашему?
К счастью, Сергей Сергеевич патронов не увидел.
Нахмурившись неприступно, он прочистил горло и принялся перебирать сваленные на столе документы, перекладывая их из одной стопки в другую. Теперь казалось, что он остался в кабинете один: присутствие всех прочих он вообще не мог как-либо зарегистрировать своими органами чувств.
— Восемь, девять, десять: сто.
— Все правильно, — заключил неприметный. — Спасибо. Вас проводят.
Леха одобрительно потрепал Христа.
— И чтобы больше не это самое! — заговорила голова Рожина. — Потому что должны быть какие-то принципы! И в такой трудный момент когда требуется солидарность! Сухая гниль! Безотлагательно! Всего доброго!
Гомер, всю эту встречу остававшийся от удивления немым, поклонился говорящей голове с подлинным почтением.
— Красиво, — сказал он.
— Всего доброго! — строго повторила голова.
Артем взвалил на плечи ранец; резко слишком взял, и зеленый железный бок выпростался из верхнего угла.
Сергей Сергеевич ожил и стал поднимать из-за стола короткое пухлое туловище, которое, по крайней мере, было.
— У вас не рация ли там это самое? Очень напоминает рацию армейскую в некотором смысле в плане проноса на территорию Ганзы!
Артем покосился на неприметного; но теперь, когда Рожин проснулся, тот, едва успев сгрести всю сотню патронов куда-то под стол, потерял всякий интерес к действительности и рассеянно вычищал грязь из-под ногтей.
— Спасибо! — возразил Артем и, подобрав баул, потянул Гомера на выход.
— Еще мне десяточек мой! — напомнил брокер, выметаясь за ними следом.
Сквозь хлопнувшую дверь Артем услышал бубнеж.
А на платформе их уже поджидали.
Не те камуфлированные караульные, которые их привели сюда. Люди в штатском, с раскрытыми книжечками, в которых из-за полумрака все равно не прочесть ничего.
— Служба безопасности, — корректно произнес один, высокий. — Майор Свинолуп, Борис Иванович. Сдайте, пожалуйста, оружие и оборудование связи. Вы задержаны по подозрению в шпионаже на Красную Линию.
Глава 5. Враги
Майорский кабинет оказался вполне уютен и даже больше напоминал холостяцкую квартиру. Сразу становилось ясно, что хозяин тут и ночует: угол задернут занавеской, но из-под занавески торчит краешком как-то по-домашнему кровать, небрежно застеленная синтетическим пледом. Ковер битый молью, с затейливым восточным узором, детали которого уже стали пропадать. В другом углу прилажена богатая икона: два тонких человека в красном, с печальными лицами и с хрупкими мечами в нежных долгих пальцах.
Отперев дверь, майор окинул комнату критическим взглядом, с оханьем подобрал брошенные в разных концах трогательные плюшевые тапочки, смущенно загнал их под стол.
— Прошу прощения за раскардаш. В спешке собирался.
Артем и остальные толклись пока в предбаннике. Прибравшись, Борис Иванович пригласил их внутрь. Но не всех.
— Брокер? — спросил он у Лехи с расстояния вытянутой руки.
— Брокер, — признал тот.
— Погоди снаружи, друг. Отдельно поговорим. А то ведь я в этом кабинете и обедаю. Работы невпроворот. Враг не дремлет.
И отрезал амбре дверью — стеганой, мягкой, но при закрытии лязгнувшей железно.
— Садитесь вот на стульчики.
Он смахнул со стола крошки, заглянул в расписанную гжелью кружку, цыкнул. Артем уже ждал — неужели и чаю еще предложит, но Борис Иванович не стал. Отодвинул латунную лампу под стеклянным зеленым абажурчиком в сторону, чтобы глаза не резало. И уже из уютного сумрака спросил:
— Откуда к нам?
— ВДНХ.
— О.
Борис Иванович ВДНХ покатал на языке как витаминку, потер себе нос, вспоминая.
— Как там начальство ваше? Каляпин, кажется, Александр Николаевич? Справляется?
— Каляпин в отставку вышел полгода назад. Сейчас Сухой.
— Сухой… Сухой! Это бывший по безопасности, да? Коллега! — обрадовался майор. — Рад за него!
— Так точно.
— А вы и сами оттуда, я так понимаю? — Свинолуп пролистнул Артемов паспорт. — Кем служите?
— Сталкер, — сказал Артем.
— Я так и подумал. Ну а вы? — Борис Иванович переключился на Гомера.
— С Севастопольской.
— Вот это — интересно! Не ближний свет. Севастопольская! Денис там… Денис… По батюшке-то, господи…
— Михайлович.
— Верно! Денис Михалыч. Как он?
— В форме.
— В форме! Хаа! — Борис Иванович подмигнул Гомеру заговорщически. — Лучше и не скажешь. Пересекались с ним как-то. С искренним уважением к нему отношусь. Профессионал. Мда.
Свинолуп снова заглянул к себе в чашку, словно надеясь, что та сама собой наполнится. Потом осторожно притронулся к своим щекам. Что-то не так было с его щеками, но в полумраке Артем никак не мог понять, что именно. Казалось, лицо у майора… Разрисовано, что ли?
В остальном он был внешности скорее приятной: рослый, лоб широкий и высокий от залысин, спортивная молодость ссутулена кабинетной работой. Глаза из полутени поблескивали тепло, изучающе. Фамилия его ему удивительно не шла, слишком его грубила. Это не из народа был человек.
— А вы, кстати, не еврей? — спросил Борис Иванович у Гомера.
— Нет. А что?
— «Нет, а что?» — засмеялся хозяин кабинета. — Вы мне определенно нравитесь. Я, кстати, к вашему брату с большим пиететом, в отличие от многих коллег…
— Я не еврей. Вы же паспорт видели. А что, это имеет значение?
— Паспорт! Паспорта люди рисуют. Я же не про паспорт говорю, а про состояние души. Отвечая на ваш вопрос: значения — никакого! У нас же не Рейх тут, в самом деле.
На стене шуршали стрелками ходики: простые, стекляшка в синей пластмассе. На циферблате был нарисован, кажется, щит, и шли через тире какие-то буквы. В зеленом отсвете настольной лампы Артем прочел про себя: «ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ-ФСК-ФСБ-СБ СКЛ». «СКЛ — Содружество Кольцевой Линии», механически расшифровал Артем настоящее наименование Ганзы.
— Раритет, — объяснил ему Борис Иванович. — Таких на все метро пара штук только. Ценитель поймет.
— У вас к нам какие-нибудь еще вопросы есть? — сказал Артем.
— Конечно. И немало. Вот руки можете на свет сюда, ладонями кверху? — не покидая тени, попросил майор. — Ага, спасибо. Пальцы. Разрешите, я потрогаю? Ну как будто руку вам пожму. Оп. Мозольки. А вот это от пороха, да? Плечо покажете? Да покажите, покажите. Правое. Нет, можно не раздеваться. Пожалуйста, синяк. Приходится, видать, пользоваться автоматом-то?
И вот еще странно: пальцы у него были влажные и липкие немного. Но это не пот на них лип, а… Артем еле переборол желание понюхать свои руки, только они освободились от майорова пожатия.
— Сталкер. Я объяснил.
— Ну да, это да. Но ведь сталкеры в химзащите, в перчатках всегда, так? Это-то вы не наверху себе настреляли. А вы, Николай Иванович? — по паспорту обратился он к Гомеру, аккуратно ощупывая свои скулы. — Руки. Будьте любезны. Спасибо. Вот, тут видно интеллигента.