А пока у него было немного времени, чтобы исследовать квартиру.
Хотя стекла здесь, как и во всем доме, давно были выбиты, мебель и вообще вся обстановка сохранились на удивление хорошо. По полу были разбросаны маленькие комочки, напоминавшие крысиный яд, который использовали на ВДНХ. Может, это он и был, потому что ни одной крысы в комнатах Артем не заметил. Чем дольше он ходил по квартире, тем больше убеждался, что жильцы не бросили ее впопыхах, а законсервировали, надеясь однажды вернуться. В ней царил идеальный порядок, на кухне не было оставлено никаких продуктов, которые могли бы привлечь грызунов или насекомых, а большая часть мебели была заботливо укутана целлофаном.
Переходя из комнаты в комнату, Артем пытался представить себе, каким был быт людей, обитавших здесь. Сколько их здесь жило? В котором часу они вставали, приходили с работы, ужинали? Кто сидел во главе стола? О многих занятиях, ритуалах и вещах он имел представление только по книгам и сейчас, видя настоящее жилье, убеждался в том, что раньше многое воображал себе совсем неверно.
Артем аккуратно приподнял полупрозрачную полиэтиленовую пленку и осмотрел книжные полки. Среди знакомых по книжным развалам в метро детективов там стояло несколько красочных детских книг. Он взялся за корешок одной из них и тихонько потянул на себя. Пока он листал украшенные изображениями веселых зверей страницы, из книги выпал листок плотной бумаги. Нагнувшись, Артем поднял его с пола: это оказалась выцветшая фотография улыбающейся женщины с маленьким ребенком на руках.
Он окаменел.
Ритм, с которым билось его сердце, нарушился. Только что разгонявшее по телу кровь размеренными толчками, оно вдруг заспешило, застучало невпопад. Артему страшно захотелось снять тесный противогаз, глотнуть свежего воздуха, каким бы ядовитым он ни был. Осторожно, словно опасаясь, что снимок рассыплется в прах от прикосновения, он взял его с полки и поднес к глазам.
Женщине на вид было лет тридцать, малышу на ее руках — не больше двух, и из-за смешной шапочки на голове трудно было определить, мальчик это или девочка. Ребенок смотрел прямо в камеру, и взгляд у него был удивительно взрослый, серьезный. Артем перевернул фотографию, и стекло его противогаза затуманилось. На обратной стороне синей шариковой ручкой было написано: «Артемке 2 годика и 5 месяцев».
Из него словно выдернули стержень. Ноги обмякли, и он уселся на пол, подставив снимок под падавший из окна лунный свет. Почему улыбка женщины на фотографии казалась ему такой знакомой, такой родной? Почему он начал задыхаться, как только увидел ее?..
До того, как этот город погиб, в нем жили больше десяти миллионов человек. Артем — не самое распространенное имя, но на многомиллионный мегаполис детей с таким именем должно было приходиться несколько десятков тысяч. Все равно как если бы так звали всех нынешних обитателей метро. Шанс был так мал, что считаться с ним просто не имело смысла. Но почему тогда ему казалась такой знакомой улыбка женщины на фотографии?..
Он попытался вызвать в памяти обрывки воспоминаний о детстве, иногда за доли секунды промелькнувшие перед его мысленным взором или всплывавшие в снах. Уютная маленькая комната, мягкое освещение, читающая книгу женщина… Широкая тахта. Он вскочил с места и вихрем пронесся по помещениям, пытаясь найти в одном из них обстановку, похожую на ту, что ему грезилась. На мгновение ему показалось, что в одной из комнат мебель расставлена так же, как в его воспоминаниях. Диван выглядел чуть иначе, и окно было не там, ну и пусть, в конце концов, в сознании трехлетнего ребенка эта картина могла отпечататься чуть искаженно…
Трехлетнего? Возраст на фотоснимке стоял другой, но это тоже ничего не значило. Даты рядом с подписью не было. Он мог быть сделан когда угодно, не обязательно за несколько дней до того, как жильцам квартиры пришлось навсегда оставить ее. Фото могло быть снято и за полгода, и за год до этого, убеждал он себя. Тогда возраст мальчика в шапочке на снимке совпал бы с его собственным… Тогда вероятность того, что на снимке изображен он сам…. и его мать… возросла бы в десятки раз. «Но фотография могла быть сделана и за три, и за пять лет до этого», — холодно произнес внутри него чей-то чужой голос. Могла.
Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль. Распахнув дверь в ванную комнату, он огляделся вокруг и еле нашел то, что искал: зеркало было покрыто таким слоем пыли, что даже не отражало света его фонаря. Артем снял с крючка оставленное хозяевами квартиры полотенце и протер зеркальную гладь. В образовавшейся проруби всплыло его отражение в противогазе и шлеме. Он осветил себя фонарем и посмотрел в зеркало.
Худого, изможденного лица было почти не видно под пластиковым забралом противогаза, но с трудом пробивавшийся из зазеркалья взгляд глубоко запавших темных глаз вдруг показался ему похожим на взгляд мальчика на фотографии. Артем поднес к лицу фотографию, внимательно вгляделся в личико мальчика, потом перевел глаза на зеркало. Снова посветил на снимок и опять посмотрел на свое лицо под противогазом, пытаясь вспомнить, как оно выглядело в последний раз, когда он видел свое отражение. Когда это было? Незадолго до выхода с ВДНХ, но сколько времени прошло с тех пор, он сказать не взялся бы. Судя по человеку, которого он видел в зеркале сейчас, несколько лет… Если бы только можно было стащить эту чертову маску и сравнить себя с ребенком на фото! Разумеется, вырастая, люди порой меняются до неузнаваемости, но ведь в лице каждого всегда остается что-то, напоминающее о далеком детстве.
Оставалось одно: когда он вернется на ВДНХ, спросить у Сухого, похожа ли женщина, улыбающаяся ему сейчас с кусочка бумаги, на женщину, которая передала ему из рук в руки детскую жизнь на станции, обреченной на пожирание крысами… На его мать. Пусть ее лицо было тогда искажено гримасой отчаяния и мольбы, Сухой все равно узнает ее. У него профессиональная память, он точно сможет сказать, кто на фото. Она это или нет?
Артем осмотрел снимок еще раз, потом с неожиданной для самого себя нежностью погладил изображение женщины, аккуратно положил фотографию в книжку, из которой она выпала, и убрал ее в рюкзак. Странно, подумал он, всего несколько часов назад он находился в самом большом хранилище знаний на континенте, где мог запросто взять себе любой из миллионов самых разных томов, многие из которых были просто бесценны. Но он оставил их пылиться на полках, и у него даже не возникло мысли поживиться богатствами Библиотеки. Вместо этого он берет дешевую книжку с немудреными рисунками для детей и при этом ощущает себя так, словно ему досталось величайшее из земных сокровищ.
Артем вернулся в коридор, собираясь пролистать и остальные книги со стеллажа, а может быть, и заглянуть в шкафы в поисках альбомов с фотографиями. Но, подняв глаза к окну, он почувствовал там почти неуловимые изменения. Его охватило легкое беспокойство: что-то было не так. Подойдя ближе, он понял, в чем дело: цвет ночи менялся, в нем появились желтовато-розовые оттенки. Светало.
Твари сидели рядом с подъездом, не решаясь войти внутрь. Трупа их сородича нигде видно не было, но утащил ли его крылатый гигант или они растерзали его сами, было неясно. Артем не понимал, что удерживает их от того, чтобы взять квартиру штурмом, но пока это его вполне устраивало.
Успеет ли он дойти до Смоленской до восхода солнца? И главное, сможет ли оторваться от преследования? Можно было остаться в забаррикадированной квартире, спрятаться от солнечных лучей в ванной комнате, дождаться, пока они прогонят этих хищных созданий, и выйти в путь с наступлением темноты. Но сколько выдержит защитный костюм? На какое время рассчитан фильтр его противогаза? Что предпримет Мельник, не найдя его в условленном месте в нужное время?
Артем подошел к двери, ведущей на лестничную клетку, и прислушался. Тишина. Он осторожно отодвинул шкаф и медленно приоткрыл дверную створку. На площадке никого не было, но, посветив фонарем на лестницу, Артем заметил нечто, чего он не видел раньше. Или просто не обратил внимания?
Ступени густо покрывала прозрачная слизь. Выглядело это так, будто кто-то только что прополз по ним, оставив за собой след. К двери квартиры, где он все это время просидел, след не приближался, но Артема это не утешало. Значит, заброшенные дома и вправду не были такими пустыми, как казались?
Теперь оставаться в этой квартире и уж тем более спать здесь ему совсем расхотелось. Оставалось только одно: отпугнуть не желающих отказываться от его мяса бестий и попытаться добежать до Смоленской. Сделать это до того, как солнце выжжет ему глаза и разбудит невиданных чудовищ, о которых его предупреждал Мельник.
На этот раз он целился не так тщательно, а просто старался, чтобы очередью задело как можно больше хищных тварей. Две из них взревели и рухнули на землю, остальные исчезли в переулках. Кажется, дорога была свободна.
Артем сбежал вниз, осторожно, опасаясь засады, выглянул из подъезда и кинулся что было сил к Садовому кольцу. Какая же там должна быть кошмарная чаща, в садах на этом кольце, подумал он, если даже тонкие полоски деревьев на бульварах за эти годы превратились в темные дебри… Не говоря уже о Ботаническом саде и о том, что там выросло.
Его преследователи дали ему небольшую фору, собираясь в стаю, и ему удалось добраться почти до самого конца проспекта. Становилось все светлее, но этих тварей солнечные лучи, видимо, совсем не смутили: разбившись на две группы, они мчались вдоль домов, с каждой секундой сокращая отделявшее их от Артема расстояние. Здесь, на открытом пространстве, преимущество было за ними: остановиться, чтобы прицелиться как следует, Артем не мог. К тому же они передвигались на четырех конечностях, и их силуэты сейчас не поднимались над землей больше чем на метр, почти сливаясь с дорогой. Как бы быстро Артем ни старался бежать, защитный костюм, рюкзак, два автомата и усталость, накопившаяся за казавшуюся бесконечной ночь, давали о себе знать.