Под гордым названием «Новости метро» на грубо обрезанном желтоватом листе ютились несколько небольших статей, одна из которых даже сопровождалась черно-белой фотографией. Заголовок гласил: «Загадочные исчезновения на Киевской продолжаются».
— Живы еще курилки, печатают, — Антон осторожно взял в руки газету и разгладил ее. — Ладно, пойдем, покажу тебе твои боковые ответвления. Оставишь почитать?
Сталкер кивнул. Антон поднялся, посмотрел на сына и сказал ему:
— Сейчас приду. Смотри, не шали тут без меня, — и, обернувшись к Артему, попросил: — Присмотри за ним, будь другом.
Артему ничего не оставалось, как кивнуть.
Как только его отец и сталкер отошли подальше, Олег вскочил, с озорным видом отнял у Артема коробочку, крикнул ему: «Догоняй!» и бросился бежать к тупику. Вспомнив, что мальчишка теперь под его ответственностью, Артем виновато посмотрел на остальных дозорных, зажег фонарь и пошел за Олегом.
Тот не стал исследовать полуразрушенное служебное помещение, как того опасался Артем. Он ждал у самого завала.
— Смотри, чего сейчас будет! — сказал мальчишка.
Олег вскарабкался на камни, оказавшись на уровне исчезающих в завале труб. Потом он достал свою коробочку, приложил ее к трубе и завертел ручку.
— Слушай! — восторженно предложил он.
Труба загудела, резонируя, и словно вся наполнилась изнутри простой унылой мелодией, которую играла шкатулка. Мальчик припал ухом к трубе и, как завороженный, продолжал крутить ручку, извлекая из металлической коробочки звуки. На секунду он остановился, вслушиваясь, радостно улыбнулся, а потом спрыгнул с каменной груды и протянул шкатулку Артему:
— На, сам попробуй!
Артем вполне мог себе представить, как изменится звук мелодии, пропущенный сквозь полый металл трубы. Но глаза мальчишки так горели, что он решил не вести себя как последний зануда. Приставив коробочку к трубе, он прижался к холодному железу ухом и начал проворачивать рукоятку. Музыка загремела так громко, что он чуть не отдернул голову. Законы акустики Артему знакомы не были, и каким чудом этот кусок железа может во столько раз усиливать и придавать объем мелодии, до того беспомощно дребезжавшей внутри коробочки, он понять не мог.
Покрутив ручку еще несколько секунд и проиграв коротенький мотив добрых три раза, он кивнул Олегу:
— Здорово.
— Послушай еще! — засмеялся тот. — Не играй, просто слушай!
Артем пожал плечами, оглянулся на пост — не вернулись ли дозорные — и снова приложился ухом к трубе. Что там можно было услышать теперь? Ветер? Отголоски страшного шума, который затопил туннели между Алексеевской и Проспектом Мира?..
…Из невообразимого далека, с трудом пробиваясь через толщу земли, доносились приглушенные звуки. Они шли со стороны мертвого Парка Победы, никаких сомнений в этом быть не могло. Артем замер, вслушиваясь, и, постепенно холодея, понял: он слышит нечто невозможное — музыку.
Одну ноту за другой кто-то или что-то в нескольких километрах от него воспроизводило тоскливую мелодию из музыкальной шкатулки. Но это было не эхо: в нескольких местах неведомый исполнитель ошибся, кое-где затянул ноту, но мотив оставался вполне узнаваемым. И, главное, это был вовсе не пружинный перезвон, звук напоминал скорее гудение… Или пение? Невнятный хор множества голосов? Нет, все же гудение…
— Что, играет? — с довольным видом спросил у него Олег. — Дай я еще послушаю!
— Что это? — еле разлепив губы, хрипло пробормотал Артем.
— Музыка! Труба играет! — просто объяснил мальчик.
Тоскливое, гнетущее впечатление, которое это жуткое пение произвело на Артема, мальчишке, похоже, не передавалось. Для него это была просто веселая игра, и вряд ли он задавался вопросом, что может отзываться на мелодию с отрезанной от всего мира станции, где все живое кануло в ничто больше десятилетия назад?
Олег снова залез на камни, приготовившись было запустить свою машинку еще раз, но Артему вдруг стало необъяснимо страшно за него и за себя. Он схватил мальчишку за руку и, не обращая внимания на его протесты, потащил за собой к печке.
— Трус! Трус! — кричал Олег. — Только маленькие в эти сказки верят!
— Какие еще сказки? — Артем остановился и заглянул ему в глаза.
— Что они детей забирают, которые в туннели трубы слушать ходят!
— Кто забирает? — Артем потащил его дальше к печке.
— Мертвые!
Разговор оборвался: говоривший про проклятия дозорный встрепенулся и окинул их таким пристальным взглядом, что слова сами собой застряли в горле. Приключение их закончилось как нельзя вовремя: к посту возвращались Антон и сталкер, и с ними шел кто-то еще. Артем быстро усадил мальчика на место. Отец мальчишки просил его присмотреть за Олегом, а не потакать его капризам… Да и кто знает, в какие суеверия верил сам Антон?
— Извини, задержались, — старший опустился на мешки рядом с Артемом. — Не шалил он тут?
Артем покачал головой, надеясь, что у мальчишки хватит ума не хвастаться их авантюрой. Но тот, похоже, и сам прекрасно все понимал. С увлеченным видом Олег принялся заново расставлять свои гильзы.
Третий человек, который пришел со старшим и сталкером, лысеющий худой мужчина со впалыми щеками и мешками под глазами, Артему был незнаком. К печке он подошел только на минуту, дозорным кивнул, а Артема рассмотрел изучающе, но ничего ему не сказал. Представил его Мельник.
— Это Третьяк, — сказал он Артему. — С нами дальше пойдет. Специалист. Ракетчик.
Глава 16. Песни мертвых
— Нет там никаких тайных входов и не было никогда. Неужели ты сам не знаешь? — Третьяк недовольно повысил голос, и его слова долетели до Артема.
Они возвращались с дежурства — назад на Киевскую. Сталкер и Третьяк шагали чуть позади других и оживленно что-то обсуждали. Когда Артем тоже задержался, чтобы принять участие в их разговоре, те перешли на шепот, и ему оставалось только снова присоединиться к основной группе. Маленький Олег, который семенил, стараясь не отставать от взрослых, и отказывался залезать на плечи к отцу, тут же радостно схватил его за руку.
— Я тоже ракетчик! — объявил он.
Артем удивленно поглядел на мальчика. Тот был рядом, когда Мельник представил ему Третьяка и наверняка случайно услышал это слово. Понимал ли он, что оно значит?
— Только никому не говори! — поспешно добавил Олег. — Это другим знать нельзя. Секрет. Этот дядя, наверное, твой друг, если это тебе про себя рассказал.
— Хорошо, никому не скажу, — подыграл ему Артем.
— Это не стыдно, наоборот, этим гордиться надо, но другие могут от зависти плохие вещи про тебя говорить, — объяснил мальчик, хотя Артем и не собирался ничего спрашивать.
Антон шел шагах в десяти впереди, освещая путь. Кивнув на его щуплую фигуру, мальчишка громко прошептал:
— Папа сказал не показывать никому, но ты ведь умеешь секреты хранить. Вот! — он достал из внутреннего кармана маленький кусочек ткани.
Артем посветил на него фонариком. Это оказалась споротая нашивка — кружок из плотной прорезиненной материи, сантиметров семи в поперечнике. С одной стороны он был полностью черным, с другой — на темном фоне было изображено пересечение трех непонятных продолговатых предметов, что-то вроде шестиконечной бумажной снежинки, какими ВДНХ украшали на Новый год. В том из предметов, что располагался вертикально, Артем, присмотревшись, узнал патрон, кажется, от пулемета или снайперской винтовки, но с зачем-то приделанными к основанию крылышками, а вот другие два, одинаковые, желтые, с двойными ободами с обеих сторон, он определить не смог. Загадочная снежинка была вписана в стилизованный венок, как на старых кокардах, а по кругу нашивки шли буквы. Но краска на них была до того вытерта, что прочитать Артему удалось только «…ые войска и ар…», да еще слово «..оссия», написанное снизу, под рисунком. Будь у него чуть больше времени, он, может, и сумел бы понять, что ему показывает мальчик, но получилось иначе.
— Эй, Олежек! Иди сюда, дело есть! — окликнул сына Антон.
— Что это? — успел спросить мальчишку Артем, прежде чем тот выхватил у него нашивку и спрятал к себе в карман.
— Эрвэа! — тщательно выговорил Олег, сияя от гордости, потом подмигнул ему и побежал к отцу.
Взобравшись на платформу по приставной лестнице, дозорные стали разбредаться по домам. Антона у самого выхода ждала жена. Со слезами на глазах она кинулась навстречу маленькому Олегу, подхватила его на руки, а потом набросилась на мужа:
— Ты меня совсем извести хочешь?! Что я должна думать? Ребенок уже сколько часов назад из дому ушел?! Почему я за всех думать должна? Сам как маленький, не мог его домой отвести! — запричитала она.
— Лен, давай не при людях… — смущенно озираясь, пробормотал Антон. — Не мог же я уйти из дозора. Думай, что говоришь, командир заставы и вдруг пост оставит…
— Командир! Вот и командуй! Как будто не знаешь, что тут творится! Вон, у соседей младший неделю назад пропал…
Мельник и Третьяк ускорили шаг и даже не стали прощаться с Антоном, оставив его наедине с женой. Артем поспешил за ними, и долго еще, хотя слов уже было не разобрать, до них доносились плач и укоры Антоновой жены.
Все трое направились к служебным помещениям, где находился штаб начальника станции. Через несколько минут они уже сидели в завешенной потертыми коврами комнате, а сам начальник, понимающе кивнув, когда сталкер попросил оставить их наедине, вышел.
— Паспорта у тебя, кажется, нет? — скорее утвердительно заметил Мельник, обращаясь к Артему.
Тот покачал головой. Без конфискованного фашистами документа он превращался в изгоя, которому был заказан путь почти на все цивилизованные станции метро. Ни Ганза, ни Красная Линия, ни Полис не приняли бы его. Пока сталкер находился рядом, Артему никто не задавал лишних вопросов, но, окажись он один, ему пришлось бы скитаться между заброшенными полустанками и дичающими станциями, такими как Киевская. И уж нечего было бы и мечтать о том, чтобы вернуться на ВДНХ.