— Так… Орденская книжка к медали «За заслуги перед Отечеством», — отшутился Ульман. — Перед нашим полковником все в долгу.
Переход на Кольцо представлял собой странную смесь крепости и торговых складов. Вторая граница Ганзы начиналась за мостиками над путями: там были возведены настоящие редуты с пулеметами и даже огнеметом. А дальше, рядом с памятником, — мудрого вида бронзовый бородатый мужик с автоматом, хрупкая девушка и мечтательный парень при оружии («Наверное, основатели Белорусской или герои борьбы с мутантами», — подумал Артем) — размещался целый гарнизон, не меньше двадцати солдат.
— Это из-за Рейха, — объяснил Артему Ульман. — С фашистами так: доверяй, но проверяй. Швейцарию они, конечно, не трогали, но Францию под себя подмяли.
— У меня пробелы с историей, — смущенно признался Артем. — Отчим учебника за десятый класс так и не смог найти. Зато я про Древнюю Грецию немного читал.
Мимо солдат тащилась бесконечная цепочка похожих на муравьев грузчиков с тюками за плечами: Ганза жадно всасывала в себя почти всю продукцию Сокола, Динамо и Аэропорта. Движение было хорошо налажено: по одному эскалатору носильщики спускались вниз с грузом, по другому — поднимались налегке. Третий был предназначен для остальных прохожих.
Внизу, в стеклянной будке, сидел автоматчик, следивший за эскалатором. Он еще раз проверил у Артема с Ульманом документы и выдал им бумажки со штампом «Временная регистрация — транзит» и датой. Путь был свободен.
Эта станция тоже называлась Белорусской, но разница с ее радиальным двойником была разительной: как между разделенными при рождении близнецами, один из которых попал в королевскую семью, а другого подобрал и вырастил бедняк. Все благополучие и процветание той, первой, Белорусской меркло в сравнении с кольцевой станцией. Она блистала отмытыми добела стенами, завораживала замысловатой лепниной на потолке и слепила неоновыми лампами, которых на всю станцию горело всего три, но и их света хватало с избытком.
На платформе вереница грузчиков распадалась на две части: одни шли к путям сквозь арки налево, другие — направо, скидывая свои тюки в кучи и бегом возвращаясь за новыми.
У путей были сделаны две остановки: для товаров, где был установлен небольшой кран, и для пассажиров, где стояла билетная касса. Раз в пятнадцать-двадцать минут мимо станции проезжала грузовая дрезина, оборудованная своеобразным кузовом — дощатым настилом, на который грузили ящики и тюки. Помимо трех-четырех человек, стоявших за рукоятями дрезины, на каждой был еще и охранник.
Пассажирские приходили реже — Артему с Ульманом пришлось ждать больше сорока минут. Как объяснил им билетер, маршрутки ждали, пока наберется достаточно людей, чтобы не гонять рабочих зря. Но само по себе обстоятельство, что где-то в метро до сих пор можно купить билет — по патрону за каждый перегон — и проехать от станции к станции, как тогда, Артема совершенно зачаровало. Он даже на некоторое время позабыл обо всех своих бедах и сомнениях, а просто стоял и наблюдал за погрузкой товаров, представляя, до чего же прекрасна была жизнь в метро раньше, когда по путям ходили не ручные дрезины, а огромные сверкающие поезда.
— Вон ваша маршрутка едет! — объявил билетер и зазвонил в колокольчик.
К остановке подкатила большая дрезина, к которой была прицеплена вагонетка с деревянными лавками. Предъявив билеты, они уселись на свободные места. Подождав еще несколько минут и набрав недостающих пассажиров, трамвай двинулся дальше.
Половина скамеек была расположена так, что пассажиры сидели лицом вперед по направлению движения, а половина — назад. Артему досталось место против хода состава, Ульман сел на оставшееся место — к нему спиной.
— Почему так странно сиденья расставлены, в разные стороны? — спросил Артем у своей соседки, крепкой бабки лет шестидесяти в дырявом шерстяном платке. — Неудобно ведь.
— А как же? — всплеснула руками та. — Что же ты, туннель без присмотру оставишь? Легкомысленные вы, молодые! Вон позавчера, не слыхал, чего было? Вот такущая крыса, — бабка развела руки, насколько хватило, — выпрыгнула из межлинейника, да пассажира и утащила!
— Да не крыса это была! — вмешался, обернувшись, мужичок в стеганом ватнике. — Мутан это был! На Курской, у них мутаны очень лезут…
— А я говорю, крыса! Мне Нина Прокофьевна говорила, соседка моя, что я, не знаю, что ли? — возмутилась бабка.
Они еще долго спорили, но Артем к их разговору больше не прислушивался. Мысли снова вернулись к ВДНХ. Для себя он уже твердо решил, что до того, как поднимется на поверхность, чтобы вместе с Ульманом отправиться к Останкинской башне, обязательно попытается прорваться на свою родную станцию. Как убедить в этой необходимости напарника, он пока не знал. Но в его груди копошилось нехорошее предчувствие, что последняя возможность увидеть свой дом и любимых людей предоставляется ему сейчас, до того, как он поднимется наверх. И упустить ее никак нельзя — кто знает, что будет потом? Хоть сталкер и говорил, что ничего сложного в их задании нет, сам Артем не очень-то верил, что когда-либо еще встретится с ним. Однако перед тем как начать свой, может быть, последний подъем наверх, он обязательно должен хоть ненадолго вернуться на ВДНХ.
«Звучит-то как… ВДНХ… Мелодично, ласково. Так бы слушал и слушал, — подумал Артем. — Неужели правду говорил случайный знакомый на Белорусской, и станция действительно вот-вот падет под натиском черных, а половина ее защитников уже погибла, пытаясь предотвратить неминуемое?» Сколько же он отсутствовал? Две недели? Три? Он закрыл глаза, пытаясь представить себе любимые своды, элегантные, но сдержанные линии арок, ажурную ковку медных вентиляционных решеток между ними, ряды палаток в зале: вот эта — Женькина, а сюда, поближе, — его.
Дрезину мягко покачивало в такт убаюкивающему стуку колес, и Артем сам не заметил, как его потянуло в сон. Ему опять снилась ВДНХ.
…Он больше ничему не удивлялся, не прислушивался и не пытался понять. Цель его сна была не на станции, а в туннеле, он точно помнил это. Выйдя из палатки, Артем сразу направился к путям, спрыгнул вниз и пошел на юг, к Ботаническому Саду. Кромешная темнота уже не пугала его, страшило другое: предстоящая встреча в туннеле. Кто его ждал там? В чем был смысл этого события? Почему ему никогда не хватало смелости выдержать до конца?..
Его двойник наконец появился в глубине туннеля — мягкие уверенные шаги постепенно приближались, как и в предыдущие разы, начисто лишая Артема решимости. Однако на этот раз он держался лучше: хоть колени и задрожали, Артем смог унять озноб и дотерпеть до того момента, как поравнялся с невидимым созданием. Покрываясь холодным липким потом, сдержался и не бросился бежать, когда легчайшее колебание воздуха подсказало ему, что таинственное существо находится в считаных сантиметрах от его лица.
— Не беги… Посмотри в глаза своей судьбе… — прошептал ему на ухо сухой шелестящий голос.
И тут Артем вспомнил — да как же он мог забыть об этом в прошлых кошмарах, — что в кармане у него лежит зажигалка. Нашарив пластмассовый корпус, он чиркнул кремнем, готовясь увидеть того, кто с ним разговаривал.
И тотчас же онемел, почувствовав только, как его ноги врастают в землю.
Рядом с ним неподвижно стоял черный. Широко открытые темные глаза без зрачков искали его взгляда.
Артем громко, что было силы, закричал.
— Маменьки грешные! — бабка держалась за сердце, тяжело дыша. — Перепугал-то как, ирод!
— Вы простите. Он у нас того… Нервный, — извинялся, обернувшись, Ульман.
— Что ты хоть там увидел, оглашенный? — из-под полуприкрытых опухших век бабка стрельнула любопытным взглядом.
— Сон… Кошмар приснился, — ответил Артем. — Извините.
— Сон?! Ну вы, молодые, впечатлительные, — и она снова принялась охать и ругаться.
На этот раз, как ни странно, проспал Артем довольно долго — пропустил даже остановку на Новослободской. И не успел он вспомнить, что же такое важное понял в конце своего кошмара, как маршрутка прибыла на Проспект Мира.
Обстановка здесь разительно отличалась от сытого благополучия Белорусской. Делового оживления на Проспекте Мира не было и в помине, зато сразу бросалось в глаза большое число военных: спецназовцев и офицеров с нашивками инженерных войск. С другого края платформы, на путях, стояли несколько охраняемых грузовых мотодрезин с загадочными ящиками, укрытыми брезентом. В зале, прямо на полу, сидели около полусотни кое-как одетых людей с огромными баулами, потерянно озираясь по сторонам.
— Что здесь происходит? — спросил Артем Ульмана.
— Это не здесь происходит, это у вас, на ВДНХ, — ответил тот. — Видно, собираются туннели взрывать… Если черные с Проспекта Мира полезут, Ганзе не поздоровится. Наверное, готовят превентивный удар.
Пока они переходили на Калужско-Рижскую линию, Артем смог убедиться, что догадка Ульмана, скорее всего, верна. Спецназ Ганзы орудовал и на радиальной станции, где он вообще не должен был появляться. Оба входа в туннели, ведущие на север, к ВДНХ и Ботаническому Саду, были отгорожены. Здесь кто-то на скорую руку устроил блокпосты, дежурство на которых несли ганзейские пограничники. На рынке почти не было посетителей, половина прилавков пустовала, люди тревожно перешептывались, словно над станцией нависла неотвратимая беда. В одном углу толпились несколько десятков человек, целые семьи с тюками и сумками. Цепочка очереди извивалась вокруг столика с надписью «Регистрация беженцев».
— Подожди меня здесь, я пойду нашего человека поищу. — Ульман оставил его у торговых рядов и исчез.
Но у Артема были свои дела. Спустившись на рельсы, он подошел к блокпосту и заговорил с хмурым пограничником.
— К ВДНХ еще можно пройти?
— Пока пускаем, но ходить не советую, — отозвался тот. — Что, не слышал, что там творится? Какие-то упыри лезут, да так, что не остановить. У них там чуть не вся станция полегла. Там, видно, здорово припекает — уж если наше скупердяйское начальство решило им боеприпасы безвозмездно поставлять, только чтобы те до завтра продержались…