Глава 20. Рожденные ползать
Эскалатор казался просто бесконечным.
Ступать по нему приходилось медленно и очень осторожно, ступени скрипели и стучали под ногами, а в одном месте неожиданно подались вниз, так что Артем еле успел отдернуть ногу. Повсюду валялись замшелые обломки крупных веток и небольшие деревца, которые занесло сюда, наверное, еще тогда, может быть, взрывом. Стены поросли вьюнком и мхом, а сквозь дыры в пластиковом покрытии боковых барьеров виднелись заржавленные части механизма.
Назад он ни разу не оглянулся.
Вверху все было черно. Ничего приятного это не предвещало: вдруг павильон станции обвалился и ему не удастся преодолеть завалы? Если же дело просто в безлунной ночи, хорошего тоже мало: при слабой видимости наводить огонь ракетной батареи будет непросто.
Но чем меньше оставалось до конца эскалатора, тем ярче становились блики на стенах и пробивавшиеся сквозь щели тонкие лучики. Выход в наружный павильон был действительно перекрыт, но не камнями, а поваленными деревьями. После нескольких минут поисков Артем обнаружил среди них узкий лаз, через который еле-еле смог протиснуться.
В крыше вестибюля зияла огромная, почти во весь потолок, пробоина, через которую внутрь падал бледный лунный свет. Пол был тоже завален сломанными ветвями и даже целыми деревьями, примятыми и образовывавшими настоящий настил. У одной из стен Артем заметил несколько странных предметов: утопающих в хворосте больших, в человеческий рост, кожистых темно-серых шаров. Выглядели они отталкивающе, и подходить к ним ближе Артем побоялся. На всякий случай выключив фонарь, он выбрался на улицу.
Верхний вестибюль станции стоял посреди скопления развороченных остовов некогда изящных торговых павильонов и киосков. Впереди виднелось громадное здание странной вогнутой формы, одно из крыльев которого было наполовину снесено. Артем осмотрелся: Ульмана и его товарища нигде не было видно, должно быть, они задерживались по пути. У него оставалось немного времени, чтобы изучить окрестности.
На секунду затаив дыхание, он прислушался, пытаясь уловить раздирающий душу вопль черных. Ботанический сад находился не так далеко отсюда, и Артем не мог понять, почему эти твари до сих пор не добрались до их станции по поверхности.
Все было тихо, лишь где-то вдалеке подвывали дикие собаки, жалобно, тоскливо, словно плача. Однако и с ними Артему встречаться совсем не хотелось: если им удалось выжить на поверхности все эти годы, что-то должно было их отличать от обычных собак, которых держали жители метро.
Отойдя чуть дальше от входа на станцию, он обнаружил еще одну странность: павильон опоясывала неглубокая, грубо прорытая канава. Ее, словно крошечный крепостной ров, заполняла стоячая темная жидкость. Перепрыгнув через канаву, Артем подошел к одному из киосков и заглянул внутрь.
Тот был совершенно пуст. На полу валялось битое бутылочное стекло, все остальное было вынесено подчистую. Он обследовал еще несколько других ларьков, пока не наткнулся на один, обещавший быть интереснее прочих. Внешне он напоминал крошечную крепость: это был куб, сваренный из толстых листов железа, с совсем крохотным окошком из зеркального стекла. Вывеска над окном гласила: «Обмен валюты».
Дверь была заперта на необычный замок, отпиравшийся не ключом, а правильной цифровой комбинацией. Подойдя к окошку, Артем попытался открыть его, но у него ничего не вышло. Зато он заметил на подоконнике почти стершуюся за долгие годы надпись. Укрепленный киоск заинтриговал его, и, забыв об осторожности, Артем включил фонарь.
Он с трудом смог прочитать корявые, как если бы их выводили левой рукой, буквы: «Похороните по-человечески. Код 767». И как только он понял, что это могло означать, как в вышине раздалось гневное верещание. Артем сразу узнал его: точно так же кричали летающие чудовища над Калининским.
Он поспешно потушил фонарь, но было поздно: клич послышался снова, теперь прямо над головой. Артем судорожно огляделся по сторонам, ища, куда спрятаться. Пожалуй, единственным выходом было проверить его догадку.
Нажав кнопки с цифрами в нужной последовательности, он потянул ручку на себя. Мысль оказалась верной: внутри замка раздался глухой щелчок, и дверь с трудом поддалась, дьявольски скрипя ржавыми петлями. Артем пролез внутрь, заперся и снова включил свет.
В углу, привалившись спиной к стене, на полу сидела высохшая мумия женщины. В одной руке она сжимала толстый фломастер, в другой — пластиковую бутылку. Оклеенные линолеумом стены были сверху донизу исписаны аккуратным женским почерком. Сквозь толстое стекло окошка просматривалось пространство перед входом на станцию. На полу валялись пустая пачка таблеток, яркие обертки от шоколада, железные банки из-под газировки, в углу стоял приоткрытый сейф. Трупа Артем не испугался, только ощутил, как накатила жалость к неизвестной девушке. Ему почему-то показалось, что это была именно девушка.
Снова послышался крик летучей бестии, а потом на крышу обрушился мощный удар, от которого киоск заходил ходуном. Артем упал на пол, выжидая. Атаки не повторялись, визг раздосадованной твари стал отдаляться, и он решился встать на ноги. По большому счету, в своем укрытии он мог прятаться сколько угодно: оставался же в неприкосновенности труп девушки все это время, хотя охотников полакомиться им вокруг наверняка хватало. Можно было, конечно, попытаться убить или хотя бы ранить чудовище, но тогда пришлось бы выходить наружу. А если он промахнется или бестия окажется закована в броню, на открытой местности второго шанса ему уже не представится. Разумнее будет дождаться Ульмана. Если тот еще жив.
Чтобы отвлечься, Артем начал читать надписи на стенах.
«…Пишу, потому что скучно и чтобы не сойти с ума. Уже три дня сижу в этом ларьке, на улицу выйти боюсь. На моих глазах десять человек, которые не успели добежать до метро, задохнулись и до сих пор лежат прямо посреди улицы. Хорошо, успела прочитать в газете, как проклеивать скотчем швы. Жду, пока ветер отнесет облако, писали, что через день опасности уже не будет.
9 июля. Пробовала попасть в метро. За эскалатором начинается какая-то железная стена, не могла поднять, сколько ни стучала, никто не открыл. Через 10 минут мне стало очень плохо, вернулась к себе. Вокруг много мертвых. Все страшные, раздулись, воняют. Разбила стекло в продуктовой палатке, взяла шоколад и минералку. От голода теперь не умру. Почувствовала себя ужасно слабой. Полный сейф долларов и рублей, а делать с ними нечего. Странно. Оказывается, просто бумажки.
10 июля. Продолжили бомбить. Справа, с проспекта Мира, целый день слышался страшный грохот. Я думала, никого не осталось, но вчера по улице на большой скорости проехал танк. Хотела выбежать и привлечь внимание, но не успела. Очень скучаю по маме и Леве. Целый день рвало. Потом уснула.
11 июля. Мимо прошел страшно обожженный человек. Не знаю, где он прятался все это время. Он непрерывно плакал и хрипел. Было очень страшно. Ушел к метро, потом слышала громкий стук. Наверное, тоже стучался в эту стену. Потом все затихло. Завтра пойду смотреть, открыли ему или нет».
Палатку сотряс новый удар — чудовище не желало отступаться от своей добычи. Артем пошатнулся и чуть было не повалился на мертвое тело, еле сумел удержаться, схватившись за прилавок. Пригнувшись, подождал еще минуту, потом продолжил читать.
«12 июля. Не могу выйти. Бьет дрожь, не понимаю, сплю я или нет. Сегодня час разговаривала с Левой, он сказал, что скоро женится на мне. Потом пришла мама, у нее вытекли глаза. Потом снова осталась одна. Мне так одиноко. Когда уже все закончится, когда нас спасут? Пришли собаки, едят трупы. Наконец, спасибо. Рвало.
13 июля. Еще остаются консервы, шоколад и минералка, но уже не хочу. Пока жизнь вернется в свою колею, пройдет еще не меньше года. Отечественная война шла 5 лет, дольше ничего не может быть. Все будет хорошо. Меня найдут.
14 июля. Больше не хочу. Больше не хочу. Похороните меня по-человечески, не хочу в этом проклятом железном ящике… Тесно. Спасибо феназепаму. Спокойной ночи».
Рядом были еще какие-то надписи, но все больше бессвязные, оборванные, и рисунки: чертики, маленькие девочки в больших шляпах или бантах, человеческие лица.
«Она ведь всерьез надеялась, что кошмар, который ей довелось пережить, скоро кончится, — подумал Артем. — Год-два, и все вернется на круги своя, все будет, как прежде. Жизнь продолжится, и о случившемся все забудут. Сколько лет прошло с тех пор? За это время человечество только отдалилось от возвращения на поверхность. Могла ли она помыслить, что выживут только те, кто тогда успел спуститься в метро, и немногие счастливчики, которым, в нарушение инструкций и уставов, открывали двери в последующие несколько дней?»
Артем подумал о себе. Ему и самому всегда хотелось верить, что однажды люди смогут подняться из метро, чтобы снова жить как прежде, чтобы восстановить величественные здания, воздвигнутые их предками, и поселиться в них, чтобы, не щурясь, смотреть на восходящее солнце, чтобы дышать не безвкусной смесью кислорода и азота, процеженной через фильтры противогаза, а с наслаждением глотать воздух, напоенный ароматами растений… Сам он не знал, как они раньше пахли, но это должно было быть прекрасно, особенно цветы, про которые вспоминала его мать.
Но, глядя на высохшее тело неизвестной девушки, которая так и не дождалась заветного дня, когда кошмар кончится, он стал сомневаться, что сам сможет до него дожить. Чем его надежда увидеть возвращение прежней жизни отличается от ее уверенности в том, что это непременно случится, и уж никак не позже, чем через пять лет? За годы существования в метро человек не накопил сил, чтобы с триумфом подняться вверх по ступеням сияющего эскалатора, ведущего к былой славе и великолепию. Напротив, он измельчал, привык к темноте и тесноте. Большинство уже позабыло за ненадобностью о некогда абсолютной власти человечества над миром, другие продолжали тосковать по нему, третьи прокляли. За кем из них было будущее?