И вдруг все оборвалось. Они вывалились в просторное помещение – широкий круглый коридор, замыкавшийся кольцом. Внутренняя стена его была облицована мрамором, отчего Артем сразу почувствовал себя как дома, а внешняя…
За внешней, совершенно прозрачной, сразу начиналось небо, а где-то далеко-далеко внизу были рассыпаны крошечные домики, разрезанные дорогами на кварталы, чернели пятна парков и огромные провалы воронок, виднелись прямоугольнички уцелевших высотных зданий…
Отсюда просматривался весь бескрайний город, серой массой уходивший к темному горизонту. Артем съехал на пол, привалившись к стене, и долго-долго смотрел на Москву и на медленно розовеющее небо.
– Артем! Вставай, хватит сидеть! Вот, помоги-ка, – тряхнул его за плечо Ульман.
Боец вручил ему большой моток проволоки, и Артем непонимающе уставился на него.
– Не ловит эта треклятая антенна, – Ульман указал на скрученный шестиметровый штырь, валявшийся на полу. – Будем рамовой пробовать. Вон там дверь на технический балкон, который этажом ниже. Выход как раз со стороны Ботанического сада. Я пока на рации буду сидеть, выйдите с Пашкой наружу, он антенну разматывать будет, ты его подстрахуешь. Давайте поживее, а то уже светать скоро начнет.
Артем кивнул. Он вспомнил, зачем он здесь, и у него открылось второе дыхание. Кто-то подкрутил невидимый ключ в его спине, и внутренняя пружина снова начала разворачиваться. До цели оставалось совсем немного. Он взял проволоку и двинулся к балконной двери.
Створка не поддавалась, и Ульману пришлось всадить в нужную секцию целую очередь, пока изъеденное пулями стекло не треснуло и не рассыпалось. Мощный порыв ветра чуть не сбил их с ног. Артем шагнул на балкон, огороженный решеткой высотой в человеческий рост.
– На вот, посмотри на них, – Павел протянул ему полевой бинокль и махнул рукой в нужном направлении.
Артем приник к окулярам и долго бесцельно водил взглядом по приблизившемуся городу, пока Павел не навел его на нужное место.
Ботанический сад и ВДНХ срослись в одну темную, непроходимую чащобу, среди которой высились облупленные белые купола и крыши павильонов Выставки. В этом дремучем лесу оставалось всего две прогалины – узенькая дорожка между главными павильонами («Главная аллея», – боязливо прошептал Павел) и это.
Прямо посреди Сада образовалась огромная проплешина, словно даже деревья брезгливо отступали от невиданной язвы. Это было зрелище странное и отталкивающее: не то городище, не то гигантский животворящий орган, пульсирующий и подрагивающий, раскинувшийся на несколько квадратных километров.
Небо постепенно окрашивалось в утренние цвета, и эту жуткую опухоль становилось видно все лучше: опутанная жилками живая пленка, вылезающие из выходов-клоак крохотные черные фигурки, деловито копошащиеся, как муравьи… Именно муравьи, а их городище-матка напоминало Артему громадный муравейник. И одна из тропок шла – он сейчас хорошо видел это – к стоявшему на отшибе белому круглому строению, точь-в-точь напоминавшему вход на станцию ВДНХ. Черные фигурки добирались до дверей и пропадали. Их дальнейший путь Артем знал слишком хорошо.
Они действительно были совсем рядом, а не пришли откуда-то издалека. И их действительно можно было уничтожить, просто уничтожить. Теперь главное, чтобы Мельник не подвел. Артем вздохнул с облегчением. Почему-то ему вспомнился черный туннель из собственных снов, но он тряхнул головой и принялся разматывать шнур.
Балкон опоясывал башню по периметру, но сорокаметрового провода не хватило, чтобы сделать полный круг. Привязав конец к прутьям решетки, они стали возвращаться назад.
– Есть! Есть сигнал! – радостно заорал Ульман, завидев их. – Вышли на связь! Полковник матерится, спрашивает, где мы раньше были, – он приложил наушник к голове, прислушался и добавил: – Говорит, все даже лучше, чем думали, четыре установки нашли, все в отличном состоянии, их законсервировали… В масле, под брезентом… Говорит, Антон – молоток, со всем разобрался. Скоро готовы будут. Надо координаты сообщить. Привет тебе передает, Артем!
Павел развернул большую, расчерченную на квадраты карту местности и, глядя в бинокль, начал надиктовывать координаты, а Ульман повторял их в микрофон своей рации.
– Саму станцию тоже на всякий случай запечатаем, – боец сверился с картой и назвал еще несколько цифр.
– Все, координаты ушли, теперь они наводить будут. – Ульман снял наушник и потер лоб. – На это еще время уйдет, твой ракетчик там один на всех. Но это ничего, подождем…
Артем взял бинокль и опять вылез на балкон. Что-то тянуло его к этому мерзкому муравейнику, какое-то непонятное гнетущее чувство, неосязаемая и невыразимая тоска, словно грудь сдавило что-то тяжелое, не давая вдохнуть глубоко. Перед глазами снова встал черный туннель – да вдруг так ясно, так четко, как Артем не видел его даже в неотступно преследовавших его кошмарах. Но теперь можно было не бояться: этим упырям оставалось недолго хозяйничать в его снах.
– Все, полетело! Полковник говорит, ждите привета! Сейчас мы этих ваших сук черных поджарим! – завопил Ульман.
И именно в этот момент город под ногами исчез, кануло в темную бездну небо, стихли радостные крики за спиной – остался только один пустой черный туннель, по которому Артем столько раз брел навстречу… чему?
Время загустело и застыло.
Он достал из кармана пластмассовую зажигалку и чиркнул кремнем. Маленький веселый огонек выскочил наружу и заплясал на фитиле, озаряя пространство вокруг себя.
Артем знал, что увидит, и понимал, что теперь уже не должен страшиться этого, поэтому он просто поднял голову и заглянул в огромные черные глаза без белков и зрачков. И услышал.
– Ты – избранный!
Мир перевернулся. В этих бездонных глазах он вдруг за доли секунды увидел ответ на все, что оставалось для него непонятным и необъясненным. Ответ на все его сомнения, колебания, поиски.
И ответ этот оказался совсем не таким, как Артем думал всегда.
Провалившись во взгляд черного, он вдруг увидел вселенную его глазами.
Возрождающаяся новая жизнь, братство и единение сотен и тысяч отдельных разумов, но не растворяющее границы между ними, а сопрягающее мысли всех участвующих сущностей в единое целое…
Упругая черная кожа, отталкивающая губительные лучи, позволяющая с легкостью перенести и палящее солнце, и январские морозы, тонкие гибкие телепатические щупальца, способные и ласково гладить любимое создание, и больно жалить врага, полная невосприимчивость к боли…
…Черные были истинным венцом разрушенного мироздания, фениксом, восставшим из пепла человечества. И они обладали разумом – любознательным, живым, но, к несчастью, настолько не похожим на людской, что никакой возможности наладить контакт не было. До него, до Артема.
Глазами черных он увидел людей: озлобленных, загнанных под землю грязных ублюдков, огрызавшихся огнем и свинцом, уничтожавших парламентеров, которые направлялись к ним с песней мира, – а у них вырывали белый флаг и его древком пробивали им же глотку.
Потом Артем постиг их нарастающее отчаяние от невозможности установить связь, достичь взаимопонимания, потому что в глубине, в нижних ходах сидят неразумные, взбесившиеся твари, которые уничтожили свой мир, продолжают грызню между собой и скоро вымрут, если их не перевоспитать. Черные предпринимают новую попытку протянуть людям руку помощи, а они снова вцепляются в нее с такой ненавистью, что вызывают теперь опасение. И желание избавиться от этих озлобленных как бродячие псы, но дьявольски смышленых созданий, пока им не стало тесно в нижних ходах и они не выплеснулись из них на поверхность.
Но все это время продолжаются отчаянные поиски хотя бы одного из загнанных – того, кто сможет стать толмачом, мостиком между двумя мирами, который переведет обеим сторонам смысл поступков и желаний каждого, который объяснит людям, что им нечего бояться, и поможет черным общаться с ними. Потому что людям и черным нечего делить. Потому что они – не соперничающие за выживание виды, а два организма, предназначенные природой для симбиоза. И вместе – с человеческим знанием техники и истории отравленного мира, со способностью черных противостоять его угрозам, – они могут вывести человечество на новый виток, и остановившаяся Земля, скрипнув, продолжит вращение вокруг своей оси. Потому что черные – это тоже часть человечества, новая его ветвь, зародившаяся здесь, на останках сметенного войной мегаполиса.
Черные – порождение последней войны, они – дети этого мира, лучше приспособленные к новым условиям игры. Как и многие другие существа, появившиеся после, они ощущают не только привычными человеку органами, но и щупальцами сознания.
Артем вспомнил загадочный шум в трубах, дикарей, завораживающих взглядом, штурмующую рассудок отвратительную массу в сердце Кремля… Человек не был способен справиться с их воздействием на разум, но черные были словно созданы для этого. Только им был нужен партнер, союзник… Друг. Кто-то, кто поможет наладить связь с их оглохшими и ослепшими старшими братьями – людьми.
И вот тогда начался долгий, терпеливый поиск Посредника, увенчавшийся удачей, восторгом, потому что такой толмач, избранный, был найден. Но еще до того, как контакт с ним был установлен, он исчез. Щупальца Общего ищут его повсюду, иногда захватывая, чтобы начать общение, но он тоже боится, вырывается и убегает. Его приходится поддерживать и спасать, останавливать, предупреждать об опасности, подталкивать и снова вести домой, туда, где связь с ним будет особенно сильна и чиста. Наконец контакт становится вполне устойчивым: каждый день, иногда по нескольку раз удается сблизиться с избранным, и тогда он делает еще один робкий шаг к пониманию своей задачи. Своей судьбы. Он всегда был предназначен именно для этого, ведь даже саму дорогу в метро, к людям, черным открыл не кто иной, как он.
Артем хотел было задать им тревоживший его вопрос: что же случилось с Хантером? Но мысль эта закружилась в вихре новых невероятных ощущений и, как ни пытался он ее удержать, выскользнула, канула в бурлящий водоворот переживаний и сгинула в нем без следа. Через мгновение он и не помнил уже, что собирался дознаваться, какая судьба постигла Охотника.