– Пойдем, что ли? Сегодня смена короткая, через шесть часов назад буду, – сообщил он жене.
Вслед за ним поднялись и Мельник с Артемом. Маленький Олег отчаянно смотрел на отца и беспокойно ерзал на месте, но не решался ничего сказать.
У черного жерла туннеля, на краю платформы, свесив ноги вниз, сидели двое караульных, третий стоял на путях и всматривался в темноту. На стене была надпись по трафарету: «Арбатская конфедерация. Добро пожаловать!» Буквы были полустертые, сразу становилось ясно, что краску уже давно не обновляли. Переговаривались караульные шепотом и даже шикали друг на друга, если один из них вдруг повышал голос.
Кроме сталкера и Артема, с Антоном шли еще двое местных. Оба они были мрачные и неразговорчивые, на гостей поглядывали недоброжелательно, а как их зовут, Артем так и не расслышал.
Обменявшись короткими фразами с охранявшими вход в туннель людьми, они спустились на пути и медленно двинулись вперед. Круглые своды туннеля были здесь совершенно обычные, пол и стены выглядели не тронутыми временем. И все же Артема уже с первых шагов начало охватывать то неприятное чувство, о котором говорили челноки. Из глубины им навстречу выползал темный, необъяснимый страх. В перегоне было тихо, только издалека слышались человеческие голоса: там, наверное, и располагался дозор.
Это был один из самых странных постов, которые Артему приходилось видеть. На набитых песком мешках сидели кружком несколько человек, посередине стояла железная печка-буржуйка, чуть поодаль – ведро мазута. Лица дозорных освещали только пробивавшиеся сквозь щели в печке язычки пламени да огонек, трепещущий на фитиле свисающей с потолка масляной лампы. От несвежего дыхания туннелей лампа чуть-чуть раскачивалась, и от этого казалось, что тени сидящих неподвижно людей живут своей собственной жизнью. Дозорные спокойно сидели спиной к туннелю, это поражало и резало глаз больше всего.
Прикрываясь ладонями от слепящих лучей карманных фонарей сменщиков, дозорные засобирались домой.
– Ну, как? – спросил у них Антон, зачерпывая ковшом мазут.
– Как тут может быть? – невесело усмехнулся старший смены. – Как всегда. Пусто. Тихо. Тихо… – он шмыгнул носом и, сгорбившись, зашагал к станции.
Пока остальные пододвигали свои мешки ближе к печке и рассаживались, Мельник обратился к Антону:
– Ну что, сходим дальше, посмотрим, что там?
– Да там нечего смотреть, завал как завал, я-то уже сто раз видел. Глянь, если хочешь, тут метров пятнадцать всего, – Антон указал через плечо в сторону Парка Победы.
Туннель перед завалом был полуразрушен. Пол покрылся осколками камней и землей, потолок в некоторых местах просел, а стены осыпались и сузились. Сбоку чернел перекошенный проем входа в неизвестные служебные помещения, а в самом конце этого аппендикса ржавые рельсы упирались в груду раскрошенных бетонных блоков, перемешанных с булыжниками и грунтом. В эту земляную толщу погружались и тянувшиеся вдоль стен железные трубы коммуникаций.
Осветив фонарем обрушившийся туннель и не найдя никаких тайных лазов, Мельник пожал плечами и вернулся к скособоченной двери. Он направил луч внутрь, заглянул туда, но порога так и не переступил.
– Во втором перегоне тоже никаких изменений? – спросил он у Антона, вернувшись к печке.
– Как десять лет назад все было, так и сейчас, – отозвался тот.
Они надолго замолчали. Теперь, при потушенных фонарях, свет снова исходил лишь от неплотно прикрытой печки да от крошечного огонька за закопченным стеклом масляной лампы, и тьма вокруг стала настолько плотной, что, казалось, выталкивала из себя чужеродные тела, словно соленая вода. Поэтому, наверное, все дозорные и сгрудились вокруг буржуйки так близко, как только было возможно: здесь темноту и холод прореживали желтые лучи, и дышалось свободнее. Артем терпел, сколько мог, но потребность услышать хоть какой-то звук заставила его преодолеть застенчивость:
– Я на вашей станции раньше не бывал никогда, – кашлянув, сказал он Антону, – не понимаю вот, зачем вы тут дежурите, если там ничего нет? Вы же туда даже не смотрите!
– Порядок такой, – объяснил старший. – Говорят, что потому здесь ничего такого и нет, что мы дежурим.
– А что там дальше, за завалом?
– Туннель, надо думать. До самого, – он прервался на секунду, обернувшись назад и посмотрев на тупик, – до самого Парка Победы.
– А там живет кто-нибудь?
Антон ничего не ответил, только неопределенно мотнул головой, помолчал, а потом поинтересовался:
– Ты что же, вообще ничего о Парке Победы не знаешь? – и, так и не дождавшись от Артема ответа, продолжил: – Бог знает, что там сейчас осталось, но раньше там была огромная двойная станция, одна из тех, которые в последнюю очередь строились. Те, кто постарше и бывал там еще тогда… ну… до… так вот они говорят, что очень богато было сделано, и залегала станция очень глубоко, не как другие новостройки. И люди там, надо думать, жили припеваючи. Но недолго. Пока туннели не обрушились.
– А как это случилось? – спросил Артем.
– У нас говорят, – Антон оглянулся на остальных, – что само рухнуло. Плохо спроектировали, или на строительстве воровали, или еще что-нибудь. Но это уже так давно было, что точно не помнит никто.
– А я вот слышал, – тихо сказал один из дозорных, – что это здешнее начальство оба перегона взорвало к чертям. То ли конкуренция с Парком Победы у них была, то ли еще что… Может, боялись, что Парк их со временем под себя подомнет. А у нас, на Киевской, в то время сам знаешь, кто распоряжался… Кто на рынке раньше фруктами торговал. Народ горячий, к разборкам привычный. Ящик динамита в этот туннель, ящик в тот, от своей станции подальше, и понеслась. Вроде и без крови, и проблема решена.
– А что с ними потом стало? – поинтересовался Артем.
– Ну, мы-то не знаем, мы потом уже сюда пришли… – начал было Антон, но разговорившийся дозорный перебил его:
– Да что там может стать? Перемерли все. Сам должен понимать, когда станция от метро отрезана, там долго не выживешь. Фильтры сломались, или генераторы, или заливать начало – и все, на поверхности и сейчас-то не разгуляешься. Я слышал, сначала они вроде копать пытались, но потом отступились. Те, кто здесь дежурил вначале, говорят, через трубы крики слышали… Но скоро и это прекратилось.
Он кашлянул и протянул ладони к печке. Согрев руки, дозорный посмотрел на Артема и добавил:
– Это даже не война была. Кто же так воюет? Там ведь у них и женщины, и дети были. Старики… Целый город. И за что? Так просто, деньги не поделили. Вроде сами никого и не убивали, а все равно. Вот ты спрашивал: что там, по ту сторону завала? Смерть там.
Антон покачал головой, но ничего не сказал. Мельник внимательно посмотрел на Артема, открыл было рот, будто собираясь что-то прибавить к услышанной истории, но передумал. Артему стало совсем холодно, и он тоже потянулся к пробивавшимся сквозь печную заслонку огненным язычкам. Он пытался представить себе, что значит жить на этой станции, обитатели которой верят, что рельсы, уходящие от их дома, ведут прямиком в царство смерти.
Артем постепенно начинал понимать, что странное дежурство в этом оборванном туннеле было не необходимостью, а скорее ритуалом. Кого они пытались отпугнуть, сидя здесь? Кому могли помешать пройти на станцию, а то и во все остальное метро? Становилось все холоднее, и от озноба не спасали уже ни печка-буржуйка, ни теплая куртка, выданная Мельником.
Неожиданно сталкер резко обернулся к ведущему на Киевскую туннелю и приподнялся с места, вслушиваясь и всматриваясь. Через несколько секунд причину его беспокойства понял и Артем. Оттуда раздавались быстрые легкие шаги, и в отдалении метался светлячок слабого фонарика, словно кто-то мчался, перескакивая через шпалы, изо всех сил торопясь к ним.
Сталкер вскочил с места, прижался к стене и нацелил на пятно света автомат. Антон спокойно поднялся, вглядываясь в темноту, и по его расслабленной позе сразу становилось понятно, что он не может себе представить никакой серьезной опасности, которая исходила бы с той стороны туннеля.
Мельник щелкнул выключателем своего фонаря, и тьма неохотно отползла назад. Шагах в тридцати от них, посреди полотна, замерла хрупкая фигурка с поднятыми вверх руками.
– Пап, пап, это я, не стреляйте! – голос был, несомненно, детский.
Сталкер отвел луч в сторону и, отряхиваясь, поднялся с земли. Через минуту ребенок уже стоял у печки, смущенно разглядывая свои ботинки. Это был сын Антона, тот самый, который просился на дежурство.
– Случилось что-нибудь? – встревоженно спросил его отец.
– Нет… Я просто с тобой очень хотел. Я уже не маленький, в палатке с мамой сидеть.
– Как ты сюда пробрался? Там же охрана!
– Соврал, что мама к тебе послала. Там дядя Петя, он меня знает. Сказал только, чтобы я ни в какие боковые проходы не заглядывал и шел быстрее, и дал пройти.
– Мы с дядей Петей еще поговорим, – мрачно пообещал Антон. – А ты пока подумай, как маме это объяснять будешь. Обратно я тебя одного не пущу.
– Мне можно с вами остаться? – мальчик не смог сдержать своего восторга и принялся прыгать на месте.
Антон подвинулся в сторону, усаживая сына на нагретые мешки, снял куртку и закутал его было, но мальчишка тут же сполз на пол и, достав из кармана, разложил на тряпочке принесенное с собой добро: пригоршню гильз и еще несколько других предметов. Сидел он рядом с Артемом, и у того было время, чтобы изучить все эти вещи. Самой интересной оказалась маленькая металлическая коробочка с вертящейся ручкой. Когда Олег держал ее в одной руке и проворачивал ручку пальцами другой, коробочка, издавая звонкие металлические звуки, начинала проигрывать несложную механическую мелодию. Занятно было и то, что стоило прислонить ее к другому предмету, как тот начинал резонировать, многократно усиливая звук. Лучше всего это выходило с железной печкой, но долго продержать там устройство не удавалось, потому что оно нагревалось слишком быстро. Артему стало так любопытно, что он решил попробовать сам.