Никто не проронил ни слова, пока он не справился с кашлем и не продолжил:
– Но ваше время заканчивается… И пусть я сам уже не доживу до этого, но вам на смену придут другие, придут те, кто понимает губительность техники, те, кто сможет обходиться без нее! Вы вырождаетесь, и вам остается недолго. Как жаль, что я не увижу вашей агонии! Но мы взрастим сыновей, которые увидят! Человек раскается в том, что в гордыне своей уничтожил все, что было у него ценного! После веков обмана и иллюзий он наконец научится различать зло и добро, правду и ложь! Мы воспитаем тех, кто заселит землю после вас. А чтобы ваша агония не затянулась, мы скоро воткнем вам кинжал милосердия в самое сердце! В дряблое сердце вашей догнивающей цивилизации… Этот день близится! – Он плюнул под ноги Мельнику.
Сталкер ответил не сразу. Он оценивающе разглядывал дрожавшего от ярости старика. Потом, скрестив руки на груди, заинтересованно спросил:
– И что же, вы выдумали какого-то червяка и насочиняли баек, только чтобы внушить вашим людоедам ненависть к технике и прогрессу?
– Молчите! Что вы знаете о моей ненависти к вашей треклятой, вашей дьявольской технике! Что вы понимаете в людях, в их надеждах, целях, потребностях?! Человеку не хватало именно такого бога… Такого, как мы создали! Если старые божества позволили человеку со-рваться в пропасть и сами погибли вместе со своим миром, нет смысла их оживлять… В ваших словах я слышу это чертово высокомерие, это презрение, эту гордыню, которые и привели человечество на край пропасти. Да, пусть Великого Червя нет, пусть мы его выдумали, но у вас очень скоро будет возможность убедиться, что этот выдуманный подземный бог куда более могуществен, чем ваши небожители, эти идолы, сверзившиеся со своих тронов и разлетевшиеся на куски! Вы смеетесь над Великим Червем? Смейтесь! Но последними будете смеяться не вы!..
– Довольно. Кляп! – приказал сталкер. – Пока его не трогать, он нам еще может пригодиться.
Сопротивлявшемуся и выкрикивавшему проклятия старику снова запихнули в рот тряпку. Дикарь, которого на всякий случай держали за руки двое бойцов, никак не проявлял своего сострадания. Он стоял молча, его плечи были бессильно опущены, а потухший взгляд не отрывался от жреца.
– Учитель… Что значит: Великого Червя нет? – тяжело выговорил он наконец.
Старец даже не посмотрел на него.
– Что значит: учитель выдумал Великого Червя? – тупо произнес Дрон, качая головой из стороны в сторону.
Жрец не отвечал. Артему показалось, что на свою речь старик израсходовал всю жизненную энергию и волю и теперь, выплюнув наружу весь без остатка огонь ненависти и презрения, впал в прострацию.
– Учитель… Учитель… Великий Червь есть… Ты обманываешь! Зачем? Ты говоришь неправду – запутать врагов! Он есть… Есть!
Неожиданно Дрон начал глухо и жутко подвывать. В его полувое-полуплаче слышалось такое отчаяние, что Артему захотелось подойти к нему, чтобы утешить. Старец, кажется, уже попрощался с жизнью и потерял всякий интерес к своему ученику, его теперь тревожили совсем другие вопросы.
– Есть! Есть! Он есть! Мы его дети! Мы все его дети! Он есть, и был всегда, и будет всегда! Он есть! Если Великого Червя нет… Значит… Мы совсем одни….
С дикарем, предоставленным самому себе, творилось что-то жуткое. Дрон вошел в транс, мотая головой, словно надеясь забыть услышанное, выводя одну и ту же ноту, и капающие из его глаз слезы мешались с обильно стекавшей слюной. Он даже не делал попыток утереться, вцепившись руками в свой бритый череп. Конвоиры отпустили его, и он упал на землю, затыкая руками уши, ударяя себя по голове, расходясь все больше и больше, пока его тело не стало бесконтрольно выделывать дикие кульбиты, а крик не заполнил весь туннель. Бойцы попытались усмирить его, но даже пинки и удары могли только на секунду перебить и сдержать рвавшийся наружу из его груди вопль.
Мельник неодобрительно посмотрел на заходящегося в припадке людоеда, потом расстегнул набедренную кобуру, выдернул оттуда «Стечкин» с глушителем, навел его на Дрона и спустил курок. Тихо стукнул глушитель, и изгибавшийся на полу дикарь мгновенно обмяк.
Нечленораздельный крик, в котором он заходился, оборвался, но эхо еще несколько секунд повторяло его последние звуки, словно на миг продляя Дрону жизнь:
– Ииииииииииииииии….
И только сейчас до Артема начало доходить, что именно кричал перед смертью дикарь.
«Одни!»
Сталкер сунул пистолет обратно в кобуру. Артем почему-то не мог заставить себя поднять на него глаза, вместо этого рассматривая успокоившегося Дрона и сидящего неподалеку жреца. Тот никак не отреагировал на смерть своего ученика. Когда раздался пистолетный хлопок, старик чуть дернулся, потом мельком оглянулся на тело дикаря и снова равнодушно отвернулся.
– Идем дальше, – приказал Мельник. – На такой шум сюда сейчас полметро сбежится.
Отряд моментально построился. Артема поставили в хвост, на место замыкающего, снабдив мощным фонарем и бронежилетом одного из бойцов, который нес Антона. Через минуту они снялись с места и двинулись в глубь туннелей.
На роль замыкающего Артем сейчас не годился. Он с трудом переставлял ноги, запинаясь о шпалы и беспомощно оглядываясь на шагающих впереди бойцов.
В ушах все еще стоял предсмертный плач Дрона. Его отчаяние, разочарование и нежелание верить в то, что в этом страшном угрюмом мире человек остался совсем один, передалось Артему. Странно, но, только услышав вопль дикаря, полный безысходной тоски по нелепому, выдуманному божеству, он начал понимать то вселенское чувство одиночества, которое питало человеческую веру.
Ступая по пустому безжизненному туннелю, он и сам сейчас ощущал нечто подобное. Если сталкер оказался прав и они уже больше часа углублялись в недра Метро-2, то загадочное сооружение оказывалось простой инженерной конструкцией, давным-давно заброшенной хозяевами и захваченной полуразумными людоедами и их фанатичными жрецами.
Бойцы зашептались. Отряд вступал на пустую станцию крайне необычного вида. Короткая платформа, низкий потолок, толстенные колонны из железобетона и кафельные стены вместо привычного мрамора указывали на то, что от станции не требовалось, чтобы она радовала глаз, и единственное ее призвание заключалось в том, чтобы как можно надежней защитить тех, кто ею пользовался.
Потускневшие от времени бронзовые буквы на стенах складывались в непонятное слово «Совмин». В другом месте значилось «Дом Правительства РФ». Артем точно знал, что станции ни под одним из этих названий в обычном метро не было, и означать это могло только одно: они уже давно вышли за его пределы. Мельник, похоже, не собирался здесь задерживаться. Спешно осмотревшись вокруг, он негромко посовещался о чем-то со своими бойцами, и отряд двинулся дальше.
Артема заполняло странное чувство, которое ему вряд ли удалось бы выразить словами. …Словно в подаренном ему отчимом на день рождения ярком свертке оказалась одна газетная бумага, а самого подарка найти так и не удалось.
Невидимые Наблюдатели на его глазах мертвели, превращались из грозной, мудрой и непостижимой силы в фантасмагорические античные скульптуры, иллюстрирующие древние мифы, крошащиеся от сырости и сквозняков туннелей. Заодно с ними в его сознании рассыпались шелухой и другие верования, с которыми ему пришлось столкнуться за это путешествие.
Перед ним раскрывалась одна из самых больших тайн метро. Он ступал по Д-6, названному кем-то из его собеседников Золотым мифом метрополитена. Однако вместо радостного волнения Артем испытывал непонятную горечь. Он начинал понимать, что некоторые тайны прекрасны именно потому, что не имеют разгадки, и что есть вопросы, ответов на которые лучше никому не знать.
Артем ощутил, как щеке стало холодно – в том месте, где дыхание туннелей прошлось по следу от ползущей вниз слезы. Он отрицательно покачал головой, совсем как это недавно делал пристреленный дикарь. Его начало знобить то ли от промозглого сквозняка, несущего запах сырости и запустения, то ли от пронзительного чувства одиночества и пустоты.
На долю секунды ему показалось, что все на свете вдруг потеряло смысл – и его миссия, и попытки человека выжить в изменившемся мире, и вообще жизнь во всех ее проявлениях. В ней не было ничего – только пустой темный туннель отмеренного каждому времени, по которому он должен вслепую брести от станции «Рождение» до станции «Смерть». Искавшие веру просто пытались найти в этом перегоне боковые ответвления. Но станций было всего две, и туннель строился только для того, чтобы их связать, поэтому никаких ответвлений в нем не было и быть не могло.
Когда Артем опомнился, оказалось, что он отстал от отряда на несколько десятков шагов. Что заставило его прийти в себя, он понял не сразу. Потом, оглядевшись по сторонам и прислушавшись, осознал: в одной из стен виднелась неплотно прикрытая дверь, через которую до него доносился странный нарастающий шум – чей-то глухой рокот или недовольное урчание. Его, наверное, совсем еще не было слышно, когда мимо двери проходили остальные. Но теперь не заметить этот шум становилось все сложнее.
Сейчас отряд оторвался от него уже, наверное, на сотню метров. Преодолев желание броситься вдогонку, Артем затаил дыхание, приблизился к двери и толкнул ее. За ней открывался довольно длинный и широкий коридор, оканчивавшийся черным квадратом выхода. Именно оттуда и долетал рокот, все больше напоминавший рев огромного животного.
Шагнуть внутрь Артем так и не осмелился. Как завороженный, он стоял, уставившись в чернеющую пустоту выхода в конце коридора и прислушиваясь, пока рев не усилился многократно и в проеме не показалось в ярком луче фонаря что-то смутное, неимоверно огромное, неудержимо несущееся вперед, мимо открытого прохода – дальше.
Артем отпрянул, захлопнул дверь и бросился догонять отряд.
Глава 18. Власть
Они уже успели заметить его отсутствие и остановились. Белый луч беспокойно шнырял по туннелю, и, попав в пятно света, Артем на всякий случай поднял вверх руки и крикнул: