oppida, поселения, защищенные земляным валом. Часто oppida находились у слияния рек, в эстуариях или на пересекающих остров торговых маршрутах; в некоторых начали чеканить свою монету. Подобные образования были скорее прото-урбанистическими, чем урбанистическими. Самый обширный из этих британских oppida находился на берегах реки Колн в современном Эссексе. Он был известен как Камулодун, «Твердыня Камулуса», британского бога войны; Колн защищал поселение и обеспечивал доступ к морской торговле.
В 43 году н. э. процветающий Камулодун обнаружил под своими стенами самую безжалостную боевую силу той эпохи, войско, в котором имелись слоны, метательные машины и сам римский император. Каратак, вождь племени катавеллаунов, бежал перед лицом такого могущественного врага; император Клавдий принял сдачу нескольких других вождей в бывшей столице Каратака, Камулодуне.
Вскоре после того, как владыка Рима отбыл, началась работа над первым британским городом, ныне известным как Колчестер. Он начал жизнь как римский военный лагерь, построенный на основе существовавшего oppidum, окруженный стеной и с решеткой улиц. Здания большей частью были простыми прямоугольными бараками, размещенными с военной точностью, чтобы принять 20-й легион, подразделения фракийской кавалерии и 1-ю когорту германцев-вангионов.
За шесть лет старая крепость оказалась уничтожена, и ее место заняли новые улицы. Город стал в два раза больше, сделался гражданским поселением, столицей новенькой римской провинции Британия, а население его составили большей частью урбанизированные легионеры-ветераны, их прихлебатели, в также местные элиты, подвергшиеся романизации. В центре города стоял римский храм из средиземноморского мрамора, имелся форум, гражданские здания, театр и монументальные врата с двумя арками. Остатки общественных бань пока не обнаружены, но они вполне могут находиться под современным городом. Сомнительно, чтобы в I или II веке какой-нибудь город в пределах империи не мог похвастаться красивыми банями, будь это маленькие частные бани или обширные муниципальные, вроде терм Адриана в Лептис Магна (Тунис), сооружений в португальской Коимбре или Терм Клюни в Париже.
Римские солдаты ожидали, что на службе у них как минимум будет возможность ходить в баню и развлекаться так, словно они находятся в Риме или по меньшей мере в родном городе в Италии, Южной Франции или где-либо еще в империи. На холодном и сыром севере бани обеспечивали лишенным средиземноморского солнца военным такое необходимое тепло. Вследствие этого первыми каменными зданиями, возведенными в военных лагерях вроде Эксетера или Йорка, были бани и амфитеатры, дававшие возможность проводить игры и представления. Подобно Колчестеру эти укрепленные поселки вскоре стали colonia, то есть городами для ветеранов. Во II веке, когда около 10 % громадной римской армии квартировалось в Британии, не было недостатка в желающих принять участие в местной строительной программе[134].
То, что произошло в Британии в первые десятилетия римской оккупации, было повторением случившегося повсюду в неурбанизированном мире, в Иберии, Галлии, Германии, Паннонии (современные Венгрия и Австрия) и Дакии (Румыния и Молдавия). Сначала накатывало ужасное цунами насилия, вторжение и оккупация, за которыми оставались трупы и разрушенный образ жизни. Затем являлись прогресс и урбанизация.
Римская империя была сетью из имперских городов: тысячи поселений, выстроенных по средиземноморской модели, соединялись мостами и дорогами. Как показывает случай Британии, урбанизация в только что завоеванных землях обеспечивала не только военно-административные центры, но и дом для отставных солдат, которых всегда можно было призвать в случае местных проблем. Города играли еще и иную роль. Они обеспечивали завоеванным, особенно элите, возможность принять римское правление и римский стиль жизни. Слово «цивилизация» происходит от латинского civis, небольшой город, в то время как «урбанистический» – от urbanitas, одно из значений которого – искусство говорить хитро, уклончиво, красиво, что неизбежно возникает, если тебе приходится иметь дело с самыми разными людьми, а такое возможно лишь в городе. Латинское слово cultus, от которого произошел термин «культура», значит «утонченность» и «умудренность», нечто противоположное rusticitas, сельской простоте.
Быстро выросший город Лондиниум стал вратами, через которые в Британию потекло иноземное влияние, входом для экзотических товаров и людей со всех краев римского мира. Он появился в тот момент, когда империя находилась на пике развития. Благодаря останкам кораблей, найденным на дне Средиземного моря, и загрязнению в ледяной шапке Гренландии видно, что уровень торговли и производства металла в I и II веках был высочайшим в Европе до наступления промышленной революции в конце XVIII – начале XIX века.
Бани были впечатляющим физическим воплощением «цивилизации», и они доминировали в ранних городских образованиях на диком западе Европы. Термы в Лондиниуме датируются последними десятилетиями I века н. э., и сейчас они известны под именем бани Хаггин-Хилл (несколько ярдов к юго-востоку от собора Святого Павла). Они возникли, когда город приобретал форму, и были массивным комплексом в сравнительно небольшом урбанистическом районе, обслуживали смешанную клиентуру из римских купцов и британских аристократов, погружавшихся в римскость[135].
Но одной важной вещи бани все же не делали – они не помогали людям держать себя в чистоте. Император Марк Аврелий сказал по этому поводу: «Что приходит в голову, когда думаешь о банях, – масло, пот, грязь, жирная вода, всеобщая суета…» Насколько часто меняли воду в имперских термах, мы не знаем. Но тысячи посетителей в день наверняка оставляли ее в худшем состоянии, чем описал Марк Аврелий; они бултыхались в теплом бульоне, полном бактерий, вирусов и яиц паразитов. Находки гребней, одежды и даже окаменелых фекалий по империи показывают, что римляне, несмотря на продвинутую гидротехнику и туалеты, были столь же заражены кишечными паразитами, вшами и блохами, как и те общества, где вообще не мылись, если даже не сильнее. Вода шла по свинцовым трубам, и это приводило к отравлению свинцом, которое ослабляет иммунную систему, а вода, в которой мылись многие, помогала распространяться дизентерии и другим болезням. Город сотен сверкающих бань, быть может, но это не мешало эпидемиям регулярно опустошать Рим. И все эти часы, проведенные в роскоши теплой воды, могли даже снижать выработку спермы, а это приводило к снижению рождаемости. Если все это правда, то можно добавить совершенно новый аспект к связи между банями и упадком Римской империи[136].
За годы были предложены сотни теорий, объясняющих падение великого государства. В третьем столетии империя оказалась в масштабном кризисе, враги перешли Рейн, Дунай и Евфрат, начались гражданские войны, серьезные эпидемии и невосстановимое разрушение торговых путей. Хотя Рим оправился, признаки долговременного упадка были очевидны на том широком холсте, который лучше всего отражал римский мир, – в городах. После кризиса III века самая идея римского города оказалась подорвана на западе империи. В Париже большие амфитеатры были снесены, и камни использовались для постройки стен, способных защитить город от варварских набегов. Подобное использование монументальных сооружений наблюдалось во многих городах Галлии и за ее пределами. Там, где они уцелели, форумы, амфитеатры и большие улицы постепенно «зарастали» слоем маленьких мастерских и магазинчиков. Слой «черной земли», который находят в британских городах, говорит, что там с III века начали появляться огороды и сады.
Торговля, некогда приведшая к тому, что города родились, так и не восстановилась. Пикты, готы, саксы, гунны, вестготы постоянно прорывали границы. Лишенные величественной красоты и сведенные к переполненным крепостям города не могли больше обеспечить полный «ассортимент» цивилизации. Денег, которые требовались на постройку бань, больше негде было достать. Два самых величественных комплекса терм в Западной Европе – в Париже и Трире – превратились в руины в III веке. Элиты провинций Западной Европы пытались сохранить римский стиль в собственных частных виллах – с фонтанами, статуями, колоннами, мозаиками и отапливаемыми банями. В тот век, когда города были буквально и фигурально демонтированы, вилла стала последним бастионом римскости, частной землей фантазий, где старые добрые времена сохранились для немногих[137].
Города – хрупкие образования, и без постоянных инвестиций, обновления и осознанного внимания их обветшание и фрагментация происходят удивительно быстро. Клирик Гильда в сочинении «На руинах Британии» вспоминал разрушение всех двадцати восьми римских городов сразу после того, как последние войска империи ушли с острова в 407 году. Прошло всего лишь два столетия деурбанизации, и от городов остались только оболочки. Лондиниум был полностью покинут к концу V века, и много позже саксонская деревня Лунденвик появилась в миле от призрачных руин там, где ныне район Ковент-Гарден. В Галлии и Германии римские города съежились до размера больших деревень.
Трир, некогда столица провинции с населением в 100 тысяч, распался на несколько деревушек вокруг собора; даже к 1300 году в нем обитало всего восемь тысяч человек. Отён, основанный Августом в Галлии, прошел путь от города с десятками тысяч жителей, что раскинулся на площади в 2500 акров, до деревушки в двадцать пять акров. В Ниме и Арле люди нашли убежище за громадными стенами амфитеатров, внутри которых появились городки. Города теперь были не более чем точками притяжения для грабителей и захватчиков; дороги из векторов торговли превратились в пути для вторжения. В Греции, на Балканах и в Италии люди покинули стоявшие у дорог города, переселившись на вершины холмов, туда, где их далекие предки до прихода римлян оборонялись от врагов. В Северной Европе появилось нечто вроде старых