oppidum с земляным валом и деревянными хижинами.
Каменное строительство исчезло, количество грамотных людей резко сократилось. Если верить показателям загрязнения в ледяной шапке Гренландии, то выработка металла упала до доисторического уровня. Без дальней торговли, способной поддержать их, большие города стали экономически нецелесообразными. Могущество и благосостояние ушли из городов, переместились в монастыри, поместья и замки. На то, чтобы вернуться к римскому уровню урбанизации – с ее инфраструктурой, технологиями, санитарией, водопроводом, уровнем населения, гражданской культурой, стандартами жизни и утонченностью, – Европе понадобилось как минимум 1300 лет. Ни один город не мог похвастаться миллионом жителей до 1800 года. Исчезнувшие бани – эмблема урбанистической изощренности – вернулись в общественную жизнь только после того, как в Ливерпуле в 1829 году открылись бани Пир-Хед.
«Тому, кто однажды омылся во Христе, не требуется повторного омовения», – сказал святой Иероним. Для создания бань не хватало не только умения и технологии, но также культуры общественного мытья. Христианство не одобряло наготу; проповедники осуждали тщеславие и излишнее внимание, которое римляне уделяли собственному телу; на фривольные бани смотрели как на источник греха и всяческой заразы. Все, что осталось, – традиция омовения паломников; социальная и коммунальная культура городских бань, не говоря уже о связанных с ними удовольствиях, – все это умерло[138].
В самом Риме виадуки продолжали доставлять подогретую воду в дворцовые бани. В 408 году граждане все так же ходили в термы Агриппы, Каракаллы или Диоклетиана, как и многие поколения их предков. В V веке, когда городская ткань Европы оказалась разорвана на лоскуты, Рим оставался образцом того, как может и должен выглядеть великий метрополис. Зерно с Сицилии и из Северной Африки, оливковое масло, китайский шелк, пряности из Индонезии и многое другое продолжало прибывать в город. Империя распалась на две части, и правитель того, что осталось от западной половины, мог отсутствовать в столице годами, так что она превратилась в бледную тень бывшего величия. Сенат, некогда решавший судьбу государств, стал не более чем городским советом; форум, бывший сценой политических драм мирового масштаба, стал базарной площадью; языческие храмы закрылись по приказу христианских властей. Но Рим оставался величайшим городом, бо́льшая часть его величия и удобства никуда не делась. Население, уменьшившееся до 800 тысяч, было этнически разнообразным, хорошо накормленным и хорошо развлекаемым. Имелись два больших рынка, два амфитеатра, два цирка, три театра, четыре гладиаторские школы, пять озер для постановочных водных сражений, шесть обелисков, семь церквей, восемь мостов, десять базилик, одиннадцать форумов, двенадцать имперских терм, девятнадцать акведуков, двадцать восемь библиотек, двадцать девять проспектов, тридцать шесть мраморных арок, тридцать семь ворот, сорок шесть борделей, 144 публичных туалета, 254 пекарни, 290 складов, 423 жилых квартала, 500 фонтанов, 856 частных бань, 1790 особняков, 10 000 статуй и 46 602 многоквартирных здания[139].
В том же 408 году Рим осадила громадная армия вестготов, ведомых Аларихом. Через два года и через восемь столетий после того, как защита города была прорвана варварами, Аларих взял Рим. Вестготы находились в городе всего три дня, так что вред, причиненный столице и ее жителям, был сравнительно небольшим. Но психологическая травма оказалась невероятной силы. «Град, бравший весь мир, сам оказался взят», – изумленно написал по этому поводу святой Иероним. Дела пошли хуже, когда вторгшиеся вандалы основали королевства в Сицилии, на Сардинии и в провинции Африка (Ливия). Это были главные житницы Рима. Лишенный постоянного подвоза зерна город не мог прокормить огромное население. Вандалы взяли Рим в 455-м, и за четырнадцать дней грабежа расхитили бо́льшую часть сокровищ. Город уменьшался, с 600 тысяч в середине века популяция скатилась до 100 тысяч к его концу; у Рима осталось мало что, кроме наследия, но это было очень богатое наследие. Город начал поедать себя.
Люди, оставшиеся посреди опустевших осыпающихся высоток insula и ветшающих монументов древнего величия, начали забирать камни, мрамор, бронзу и свинец с благородных имперских зданий. На Форуме Августа появились печи для обжига извести, где расплавляли мраморные статуи, постаменты и колонны, чтобы получать штукатурку. Плоть города, пожираемая его же жителями, шла либо на продажу, либо на постройку церквей. Столетиями римляне жили, продавая предметы искусства, созданные в древности. Кое-что ремонтировали с помощью украденного камня, но Рим пришел в упадок: пустые разбитые портики, огрызки колонн, куски статуй и груды плит из мостовых; трава росла всюду, даже в Большом цирке. Но несмотря на такое запустение, Кассиодор, историк и писатель VI века, заметил: «Рим целиком – настоящее чудо». Он был «удивительным лесом зданий», в числе которых был «громадный Колизей, чья вершина почти недоступна человеческому взгляду; Пантеон с его куполом, размерами сравнимый с целым кварталом». Все еще использовались «бани, построенные большими, словно провинции»[140].
Римляне продолжали наслаждаться, посещая свои драгоценные термы, и продолжалось это до 537 года, когда последняя капля воды попала в бани Каракаллы и другие места омовений. Армия остготов, осадивших Рим, взяла и разрушила акведуки. Вода не вернулась больше; но дворцы и общественные здания оставались сравнительно целыми еще несколько столетий – ошеломляющее свидетельство того, насколько могучей была сгинувшая цивилизация. Сохранилось достаточно, чтобы было что зарисовать художникам XVI и XVII веков. Бани Каракаллы, поскольку они находились за пределами города, превратились в импозантные руины. Бани Диоклетиана оказались перестроены в новые здания. Микеланджело превратил frigidarium с его колоссальным сводчатым залом и уцелевшими колоннами из красного гранита в неф базилики Санта-Мария-дельи-Анджели-э-деи-Мартири. Позже некоторые части громадного комплекса использовались как зернохранилище, а затем они стали частью Национального музея Рима. Грандиозная полукруглая апсида теперь часть ансамбля площади Республики.
К тому моменту Рим давно перестал быть политической силой, но закрытие бань в 537 году было важной датой. Источник древней урбанистической культуры на берегах Тибра пересох. Без акведуков Рим смог поддерживать численность населения на уровне тридцати тысяч. Если вы хотели помыться, то к вашим услугам был все тот же Тибр. Обиталище папства, центр христианского паломничества, место легендарных руин, способных тронуть любое воображение (и позволяющих заработать), Рим выжил, чтобы морочить головы будущим поколениям.
Западная Европа потеряла свои мегаполисы, но в городах Восточной Римской империи – в Северной Африке и Западной Азии – муниципалитеты заботились о том, чтобы вода продолжала поступать; бани оставались важной частью городской жизни. Традиции и роскошь публичного очищения в горячей воде были унаследованы и адаптированы в сотнях исламских городов. Общественные бани, именуемые хаммамами, имели большое значение для омовений, которые требовалось совершать перед молитвой. Они также служили как ключевые точки социализации для мужчин и женщин. В исламских городах хаммам, мечеть и базар были троицей институтов, формирующих основу урбанистической жизни. Бани процветали в городах Юго-Западной Азии, Северной Африки и Иберии; в Дамаске, например, было 85 бань в городе и 127 в пригородах.
Схожим образом бани в Японии начались с ритуального водного очищения в храмах. К XIII веку смешанные коммерческие общественные бани – sentos – с большими бассейнами и парными стали признаком городов и ритуалом повседневной жизни. Они были местами общественного взаимодействия, социализации и соседской идентификации, известной как hadaka no tsukiai – «товарищество голышом», которое лежало в сердце японского общества. Намного позже эта форма физической интимности была названа sukinshippu[141] («близость, связанная с прикосновениями»). В XVIII столетии Эдо (Токио), имевший население, близкое к миллиону, мог похвастаться шестью сотнями общественных sentos, в 1968 году их число в городе достигло пика в 2687. Пейзаж Токио был отмечен многочисленными печными трубами, которые принадлежали как раз баням: ошеломляющее визуальное доказательство того, что совместное омовение занимало центральное место в социальной жизни города.
Бани могут служить средством измерения урбанистической витальности. Разрушение бань и акведуков в большей части Европы означало падение городской культуры. Их выживание в мусульманских метрополисах и городах по всей Азии символизировало мощь городской жизни. В то время как западная оконечность Евразии откатилась к варварству, остальной мир вступил в эпоху энергичной урбанизации.
5ГастрополисБагдад, 537–1258 годы
Они ныряли за морскими огурцами, но вытащили кусок коралла, проросший через древнюю керамику. В 1998 году индонезийские рыбаки наткнулись на одну из самых сенсационных подводных находок всех времен. Утонувший корабль с грузом провел под водой более 1100 лет и лишь чудом не был пожран морскими червями. На поверхность удалось поднять 60 тысяч предметов. Некоторые были очень дорогими, из золота, серебра (помимо прочего, нашли 18 серебряных слитков), бронзы, и еще там была керамика, изготовленная для богачей.
Но бо́льшую часть груза никто не назвал бы сокровищем около 826 года, когда все эти вещицы изготовили, – 98 % составляли дешевые предметы, предназначенные для обычных покупателей. Однако для археологов и историков они, конечно же, оказались бесценными, поскольку проливали свет на будничную жизнь. Некоторые образцы позже выставили в Музее азиатских цивилизаций в Сингапуре. Чаши из Хунаня (в то время их производили массово), покрытые абстрактными рисунками и яркой глазурью, смотрятся совершенно новыми – глядя на них, ощущаешь себя в музейном магазине. Всего под водой таких чаш нашли 55 тысяч (!).