Шестая армия, 270 тысяч человек, оказалась в ловушке; Гитлер поклялся, что немцы не оставят город, Паулюсу было запрещено как прорываться на запад, так и сдаваться. Продовольствие его людям забрасывали по воздуху, но это не помогло. Наступил декабрь, и немецкие войска на Кавказе и юге России начали отступать, оставив Шестую армию на произвол судьбы. Ограниченные в запасах пищи и боеприпасов, немцы вступили в новую фазу городских боев. Они пережили то, через что раньше прошли граждане Ленинграда и Варшавского гетто, столкнувшиеся с нацистской оккупацией: голод и разгул заболеваний. Тридцать первого января 1943 года остатки Шестой армии сдались.
Гитлер, самопровозглашенный «сокрушитель городов», оказался сокрушен городами. За время Второй мировой 1710 советских городов и 70 тысяч деревень были превращены в руины. Когда Красная армия погнала немцев обратно на запад в 1943-м и 1944-м, на долю населенных пунктов и их жителей выпали новые испытания. Во время наступательной операции 1944 года «Багратион» русские перешли в масштабную атаку в тот момент, когда немцы этого совсем не ждали. Сначала был атакован и окружен город Витебск; остававшиеся там части хотели отступить, на что фюрер отреагировал бешенством. Витебск был одним из нескольких Fester Platz, укрепленных городов, которые необходимо было удержать любой ценой, до последнего человека, чтобы остановить русских. Но вместо того чтобы стать препятствием, они превращались в смертельные ловушки для затравленных, теперь уже уступающих в числе нацистов. Окруженные танками и пехотой, под бомбежками с воздуха, они просто не имели шансов. Третья танковая армия была уничтожена в Витебске, в городах-«крепостях» Орша и Могилёв погибли или попали в плен тысячи солдат вермахта. Несколько налетов и краткое, напрасное сопротивление в городе закончилось тем, что 70 тысяч немецких солдат сдались в Бобруйске и еще 100 тысяч – в Минске, которому так и не суждено было стать «небесным городом богов» из мечтаний Гитлера[441].
Маниакальная идея – что солдаты должны держаться и сражаться в укрепленных городах – привела к полумиллионным потерями и 150 тысячам попавших в плен, в числе которых было двенадцать генералов, и все это за две недели.
Однако к концу войны 209 белорусских городов и городков из 270, что имелись в республике, были полностью или частично разрушены.
По мере того как Советская армия двинулась дальше, в Литву и Польшу, та же судьба ждала еще больше городов. Вильнюс, Белосток, Люблин и Кёнигсберг – Гитлер также назначил их «крепостями», в результате гарнизоны и жители столкнулись с бомбежками, насилием, лишением крова, нехваткой пищи и воды.
Перед лицом неминуемого поражения фюрер был готов спустить с цепи в Европе урбанистический апокалипсис, превратить каждый город в поле боя. В канун Рождества 1944 года Будапешт пополнил список городов, принесенных им в жертву, поскольку оказался в окружении советских частей. Тысячи городов лежали дымящимися руинами между Сталинградом и Берлином.
Как убить город, часть 4: геноцид, депортация, мародерство и уничтожение
Обугленная атомным огнем почва Хиросимы по всем прогнозам была не в состоянии поддерживать растительную жизнь семьдесят пять лет. Но громадные камфорные деревья и олеандры, которые неожиданно расцвели следующей весной, символизировали стойкость жизни. Что же касается человека, то он не сдается даже перед лицом апокалипсиса. Как только Сталинград был освобожден, жители начали селиться в подвалах под грудами обломков, а вскоре после войны город был восстановлен.
В Варшаве аппарат запугивания был нацелен на уничтожение гражданского духа и солидарности, как раз того, что позволяло городам бороться. Собственно, и этот город был кандидатом на уничтожение, но сначала из его населения надо было выжать все соки на фабриках по производству снаряжения для Восточного фронта. Но даже в таких условиях параллельно с городом, который контролировали нацисты, существовала тайная Варшава. Когда были запрещены университеты, немедленно возник подпольный Университет западных земель, в котором работали 250 преподавателей; рискуя собственными жизнями, они выдали около двух тысяч дипломов. Учителя продолжали наставлять школьников, несмотря на урозу Освенцима. Печатали листовки, заменявшие газеты; из подвалов вещало радио; литературные встречи на квартирах – крайне опасное мероприятие! – сохраняли жизнь польской культуры и дух города. В трамваях люди обменивались шутками и слухами. «Вагон был на нашей стороне, – вспоминал один из варшавян, – разделял нашу ненависть и презрение». Многие знали о том, что планировалось вооруженное восстание, и готовы были его поддержать[442].
Урбанистическая жизнь заявляла о своем праве на существование, все ее пороки и достоинства были видны даже посреди отчаяния и нищеты варшавского гетто. В конце концов, гетто было городом в городе с населением около 400 тысяч человек. Грязь, унижения и страх вызывали у многих почти тюремную апатию, но другие были настроены жить достойно и целеустремленно. Юденрат, административный орган еврейского самоуправления, организовывал вывоз мусора, следил за порядком и оказанием медицинской помощи, помогал искать работу. Многочисленные благотворительные общества по мере возможности обеспечивали продуктами и средствами для жизни нуждающихся; около двух тысяч домовых комитетов помогали заботиться о детях и о чистоте. В гетто были клиники, сиротские дома, библиотеки, детские сады, гимназии и учреждения дополнительного образования. А если вернуться к параллельной жизни, то и там, по некоторым сведениям, выходило сорок семь подпольных газет. Политика также присутствовала: имелись активные левые юношеские группы сионисткой направленности и нелегальные профсоюзы; потом все это эволюционировало в движение вооруженного сопротивления[443].
Чтобы заботиться о потребностях города, деловые люди открывали разного рода предприятия. Трудно поверить, но летом в Варшаве появился усыпанный песком пляж, где в купальном костюме можно было понежиться на солнце; вход стоил два злотых. Работали кафе и рестораны; те, у кого были средства, носили модную одежду, сшитую портными. Процветали импресарио, даже в гетто имелся симфонический оркестр, а у профессиональных еврейских актеров была возможность выступать на сцене. (Как вспоминал один из жителей гетто, «каждый наш танец был протестом против угнетателей»[444].)
Однако в гетто, этом городе внутри города, выпячивались экстремальные проявления урбанистической жизни. Если верить одному из выживших, «ни один город в мире не мог похвастаться таким количеством красивых женщин, работавших в кафе, например, в Cafés des Arts, Splendide, Negresco и других; но прямо перед витринами бродили орды истощенных людей, которые иногда падали от недоедания». В гетто процветали криминал и проституция; правили бал неравенство и спекуляция. Совет гетто и его полиция вынуждены были иметь дело с нацистами, что усиливало напряжение внутри сообщества. Постоянный приток депортированных со всей Европы усиливал голод и ухудшал трущобные условия[445].
Чаша весов качнулась в конце 1941 года. На совещаниях, состоявшихся между 7 и 18 декабря, Гитлер заявил, что евреи должны понести наказание за войну. Перед жителями Европы еврейского происхождения замаячило «Окончательное решение еврейского вопроса». В начале 1942-го условия в варшавском гетто начали быстро ухудшаться, и уже за первые шесть месяцев года 39 719 человек умерли от голода и болезней. Двадцать первого июля вышло распоряжение о вывозе всех евреев, кроме тех, кто работает на немцев и в принципе пригоден к работе. На следующий день, в праздник Девятого ава[446], 7200 евреев насильственно доставили в Umschlagplatz, эвакуационный пункт. На протяжении следующих восьми недель немцы ежедневно зачищали определенные секции гетто, перемещая в Umschlagplatz по 5–10 тысяч человек.
«Гетто превратилось в ад, – писал Хаим Каплан в дневнике летом 1942 года. – Люди стали животными». Еврейская полиция гетто, вынужденная обеспечивать установленные нацистами «эвакуационные квоты», сражалась с собственными родичами, находила и вытаскивала людей из убежищ, чтобы доставить в Umschlagplatz. Чтобы сбежать, люди карабкались по стенам и крышам, они умоляли, торговались и предлагали взятки; женщины готовы были отдать свое тело, чтобы только спастись. Некоторые из тех, кто оставался, грабили опустевшие квартиры. Жажда выживания становилась основой для индивидуальной битвы, в которой общественные связи, вера, дружба и семейные узы распадались. Иногда полицейские, испытывавшие отвращение к тому, что им приходилось делать, дезертировали или совершали самоубийство. К середине сентября в Umschlagplatz были перемещены 254 тысячи человек; оттуда их перевозили в лагерь смерти Треблинка и убивали[447].
Тридцать шесть тысяч евреев, оставшихся в Варшаве в качестве рабов, страдали от чувства вины и стыда, зная, что их близкие погибли. И единственное, что осталось выжившим, – сопротивляться. Они начали запасать продукты. Zydowska Organizacja Bojowa (Еврейская боевая организация) и Zydovski Związek Wojskowy (Еврейский боевой союз) обустраивали бункеры, где было электричество и туалеты. Всеми правдами и неправдами добывали оружие и изготавливали коктейли Молотова.
Восстание в гетто продолжалось с 19 апреля по 16 мая 1943 года и было жестоко подавлено нацистами. Бойцы сопротивления знали, конечно, какая участь их ждет; но для них было важно выбрать то, как они умрут, – им хотелось спасти свой народ и сохранить свою собственную идентичность. Даже после того, как нацисты взорвали дома и коллекторы, «бункерная война» продолжалась месяц