— А, господин Брингер! Здравствуйте! Отчего Рамигани не доложил о вас? Не заставил ли я вас дожидаться? В таком случае, прошу меня извинить!
— Рамигани, по-видимому, не здоров, ибо говорит глупости. Я думаю, не хватил ли его солнечный удар!
— Я велю ему передать, что не люблю, когда мои слуги болтают, — заметил равнодушно раджа. Надеюсь, что это его вылечит. Но, вероятно, вы пришли не из-за здоровья Рамигани?
— Нет. Конечно нет. Я пришел сообщить вам, что моя жена сейчас находится у меня!
Наступила пауза. Оба смотрели друг на друга.
— Жаль, — сказал раджа. — Благодаря этому испорчен сюрприз, который я хотел вам устроить.
— Ваше Высочество! Вы можете быть уверены, что сюрприз был полный, — отпарировал сухо Брингер.
Раджа засмеялся.
— Вы сердитесь на меня? — произнес он сердечно. — Вам придется примириться с такими вещами в Индии; вся эта таинственность у нас в крови… Вдобавок, так как ваша супруга с сегодняшнего дня составляет известный фактор в нашей совместной жизни, то, может быть, она не прочь принять участие в моем предложении. Мы еще не нашли до сих пор подходящего места дли гробницы, ибо вам то место в долине не нравится. Если вас устраивает, то поедемте сегодня на автомобиле в равнину.
— Я думаю, что моя жена будет очень рада, — сказал Брингер, и подумал: «Мира ошиблась. Раджа не устраивает сегодня никакого празднества».
— Я прошу вас, — продолжал раджа, — приветствовать вашу супругу. Так как вы долго были в разлуке, то вам будет, полагаю, приятно побыть вместе до отъезда. С завтрашнего дня, я был бы очень рад, если ваша супруга согласилась бы исполнять за моим столом роль хозяйки, на европейский лад.
Брингер поклонился.
— До свиданья, — произнес раджа.
Брингер взял протянутую руку; та была тяжела и холодна, и не отвечала на пожатие.
— До свиданья, ваше высочество, — сказал Брингер и ушел.
Рамигани не было у дверей. И по дороге он его не видел.
Вообще, весь дворец казался как бы вымершим.
Брингер вошел к себе.
Ирен была у окна. У ее ног сидела Мира; она высыпала все свои украшения. Пёстрые бусы гирляндами свешивались с ее колен.
— Ну что, подружились? — спросил Брингер, целуя глаза жены.
— Говорил ты с раджей?
— Да…
— Ну, и что он сказал?
— Нечего… Пожалел, что я испортил ему сюрприз, который он мне готовил… Просит кланяться тебе и приглашает нас вместе с ним прокатиться в равнину, осматривать место для гробницы…
— Говорил он что-нибудь про сегодняшний вечер?
— Ничего… Он надеется, что с завтрашнего дня ты будешь исполнять обязанности хозяйки за нашим столом. Сегодня он не хочет нас беспокоить.
— С завтрашнего дня? — переспросила Ирен и поднялась. — Мы должны сегодня же бежать…
— Почему?
— Не знаю… Я боюсь!
— Ну, послушай. Это — глупо!
— Может быть это и глупо с моей стороны, но я боюсь. Ты знаешь, что я вообще то не труслива и меня не так легко вывести из равновесия. Но тут я боюсь… У меня чувство, точно я в гробу, крышка которого через час будет заколочена, и я должна буду задохнуться. Сейчас ещё не поздно. Назови это глупостью, милый… но один раз уступи мне… уйдем сегодня…
— Это невозможно, Ирен. Я дал слово радже, что выстрою гробницу. И у меня нет ни малейшего повода стать нарушителем данного слова. Очень возможно, что он по отношению к нам враждебен. Но мы должны быть осторожны, и делать вид, как будто ничего не замечаем.
— Я думаю, что знаю, зачем он меня привез сюда, — заметила жена. — Ему нужна была заложница.
— Возможно. Но тем более надо быть осмотрительным.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите.
— На пороге появился Нисса.
— Я должен отдать тебе вот это, — сказал он и подал письмо Ирен.
— От раджи? — спросил Брингер.
Да.
— Ирен разорвала конверт. Брингер через ее плечо читал:
Многоуважаемая госпожа!
В виду того, что Вы еще не освоились с нашим климатом, обстоятельством, совершенно упущенным мною из виду, то я предлагаю отменить нашу сегодняшнюю предполагаемую поездку до той поры, когда погода будет благоприятнее. Вместо этого, я был бы весьма обрадован, если Вы приняли бы приглашение на маленькое празднество, устраиваемое мною сегодня вечером. Я верю, что являюсь Вашим должником за доставленную Вам скуку одиночества и заодно рад использовать этот случай, дабы иметь возможность показать Вам индийские чудеса, так хорошо или дурно, как сумеют Вам продемонстрировать наши фокусники. Ожидаю Вашего утвердительного ответа и прошу передать Вашему супругу мое почтение.
Ваш покорнейший слуга
Арада
раджа Эшнапура.
— Что ты ему напишешь?!
— Согласие, конечно?
— Но с условием, что я возьму с собою Миру.
Брингер поднял брови.
— Это звучало бы объявлением войны!
— Я не позволю этому ребенку отлучаться от меня. Я больше не хочу и не желаю видеть в ее глазах страха смерти…
— Ну, хорошо!
Ирен пошла в соседнюю комнату и там, стоя, написала следующие строки:
Ваше Высочество.
Благодарю Вас от себя и от имени моего мужа за Ваше любезное приглашение, которое мы принимаем с особым удовольствием. Прошу Ваше Высочество разрешить Мире быть в течении сегодняшнего вечера, в Вашем присутствии, в моем личном услужении. Я была бы Вам глубоко благодарна за исполнение этого моего желания. Чтобы не беспокоить Ваше Высочество, я буду считать Ваше молчание за знак согласия. Примите наши лучшие пожелания, от меня и от моего мужа.
Ваша
Ирен Брингер.
— Хорошо! Но…
— Ах, еще есть какое-то «но»…
— Я думаю, что мы сделаем лучше, если спросим Миру о ее желании, идти ли с нами или остаться здесь. Мы знаем, что она чего-то боится, но не ведаем — чего, и может быть, принудим ее как раз следовать тому, чего она боится.
— Она до ужаса послушна. Она пойдет за тобой, куда ты ее позовешь, хотя бы на смерть. Спросим ее?
— Спроси!
Мира сидела на полу. Ее взгляд был прикован к белым людям; он дышал глубоким спокойствием. Ее губы не улыбались, но, возможно, что ее душа улыбалась.
— Моя сестричка, — сказал Брингер, подсаживаясь к ней, — ты была права, — раджа устраивает сегодня вечером праздник!
— Да, — ответила Мира.
— Он просил нас, жену и меня, принять в этом празднике участие. Мы пойдем туда, потому что не идти нельзя. Но сердце наше не будет спокойно, если ты не будешь спокойна, маленькая Мира… Что ты хочешь: оставаться ли здесь, где ты можешь запереться и ждать нас, или идти с нами, где ты можешь все время сидеть рядом с моей женой?..
Мира не шевелилась.
— Один путь долог и туда ведет много шагов. Другой — короток и туда ведёт мало шагов. Но кончаются оба в одном месте.
— Отвечай же мне, маленькая сестричка, — попросила Ирен, опускаясь на колени перед нею.
Мира посмотрела на нее, точно спрашивая, имела ли эта чужая женщина право называть ее своей сестрой, а потом подняла руки ко лбу, в знак послушания.
— Хочу остаться с тобой, — прошептала она.
Брингер взял письмо из рук жены и отдал его слуге.
В минуты, следовавшие за уходом слуги, никто из трех человек не говорил ни слова. Брингер ходил взад и вперед по комнате, Ирен села у окна и пощипывала нервно лепестки цветка. Мира сидела, скрестив ноги, в углу и не шевелилась.
Через несколько минуть за дверью раздались шаги. Ирен побледнела.
— Он откажет! — прошептала она.
Брингер не ответил и смотрел на дверь.
Вошел Нисса.
— Мой господин велел передать тебе: «воля гостя в доме священна».
— Передай своему господину, что я благодарю его, — сказала Ирен, и облегченно вздохнула.
Она встала, подошла к Мире и поцеловала ее.
— Укрась себя, маленькая Мира! Я хочу, чтобы ты была красивее всех танцовщиц раджи!
К вечеру Мира принарядилась, ибо была послушна. Она казалась красивой, потому что ей так приказали. И когда Нисса пришел сопровождать госпожу и господина Брингер, то она следовала им как тень, потому что такова была воля ее господина.
Раджа встретил гостей в огромном зале, в бесконечности которого терялись колонны. Зал был празднично освещен. По середине возвышался помост, перед которым стояли три черных резных кресла. Везде кругом разбросаны были подушки, покрытые тяжелой парчой.
Раджа был одет по-восточному; на голове осыпанный камнями тюрбан, по середине которого красовался крупный рубин.
— Добро пожаловать, — произнес раджа, целуя руку Ирен и пожимая руку Брингеру. — Радуюсь, что вы согласились принять участие в сегодняшнем празднике; а то пришлось бы справлять его одному…
— Могу полюбопытствовать о причине сегодняшнего празднества? — спросил Брингер.
— Позаботься о еде, Рамигани, — сказал раджа громко. Целая армия безмолвных слуг двинулась в торжественным величии, неся столики с сосудами, наполненными едой и питьем.
— Покорно прошу садиться, — пригласил раджа. Он уселся в середине и указал Брингеру на кресло по левую руку от себя.
Мира уселась рядом с белой госпожой на полу; она казалось тенью.
И хотя кушанья разносились в дорогих сосудах и аромат их был восхитителен, хотя бокалы сверкали камнями и движения слуг были изящны и изысканно-вежливы, — тем не менее, чувствовалась в этом пиру какая-то скрытая дикость, казалось, ожидавшая момента, чтобы вырваться наружу.
Брингеры ели из вежливости. Раджа не прикасался ни к какому блюду и только прихлебывал по временам ледяную воду из запотевшего бокала.
Вдруг, резким движением повернулся он к Брингеру.
— Вы спросили меня, давеча, о причинах празднества.
— Я не желаю быть назойливым, ваше высочество!
— Само собою. Но я хочу, что, бы вы и нутром, так сказать участвовали в сегодняшнем празднике. Я получил сегодня извещение о смерти!
— Смерти?
— Да.
— Необычайный повод для празднования? Весть о смерти женщины?