Раппопорт Соломон АроновичМеж двух миров (Дибук)
Лица
Старик.
Дочь.
Раби Шлоймеле Тартаковер — цадик, старик.
Михоэль — его главный служка (габай).
Раби Шамшов — раввин в Тартакове.
1-й духовный судья (даян).
2-й духовный судья (даян).
Раввин в Бринице.
Сендер Гевирцман — купец, хасид в Бринице.
Лия — его дочь.
Фрада — ее старая няня.
Гитель, Бася } — племянницы Лии, приезжие.
Хонон, Энех, Хаим } — ешиботники в Бринице.
Меер — синагогальный служка в Бринице.
1-й, 2-й, 3-й } — синагогальные завсегдатаи, старики.
Прохожий старик.
Старый хасид.
Пожилая еврейка.
Маршалок — свадебный поэт.
Алтер — сервировщик.
Бабка Хана — повитуха.
Кухарка.
Свадебный гость.
Горбун.
Нищий на костылях.
Хромая, Безрукая, Полуслепая } — нищие старухи.
Высокая, бледная женщина, нищая.
Хасиды, ешиботники, прихожане, лавочники, лавочницы, свадебные гости, слуги, нищие, уличные прохожие, женщины, дети, водонос, 2-я кухарка.
Пролог
Дочь(нерешительно). Папа...
Старик(оборачивается к ней, тревожно). Что ты, дочь моя?
Дочь. Не могу уснуть... Жутко... Тяжело дышать... Побуду немного с тобою. Старик (тревожно). Доктор сказал, что тебе следует лежать.
Дочь. Ничего... Посижу здесь на диване. (Взбирается на диван, садится в углу.)
Старик. Я принесу одеяло или платок закутать тебя.
Дочь. Не надо, папа, так мне легче... Ты читай себе, как раньше. Я буду сидеть молча, не буду тебе мешать. (Пауза.) В детстве я очень любила глядеть, как ты изучаешь твои фолианты. Я иногда целыми часами просиживала неподвижно на этом месте и следила за тобою, как ты, чуть-чуть раскачиваясь, тихо произносишь странным грустным напевом непонятные слова. Мне тогда казалось, что фолиант тоже живой и мудрый, что вы шепчетесь о чем-то очень важном и сообщаете друг другу тайны, которых никто не должен подслушивать... (Тише, подавленным голосом.) Как давно это было...
Старик(поникнув головой). Давно...
Дочь. Тогда мне казалось, что никто не в состоянии понять и не должен знать то, о чем ты шепотом беседуешь с фолиантом... А теперь мне хотелось бы знать, что там написано. О чем ты сейчас читал?
Старик(растерянно). Тебе трудно будет понять... (Заглядывает в фолиант.) Впрочем, как раз это место, где я остановился, тебе будет понятно. (Глядя в книгу.) «И сказал раби Иосаи: "Однажды, будучи в пути, я зашел в один из разрушенных домов Иерусалима, чтобы там помолиться. Когда вышел, я нашел у дверей Илью-пророка, и он спросил меня: — Сын мой, какой глас слышал ты в сем пустынном доме? — И я ответил ему: — Я слышал глас голубиный, рыдающий и говорящий: Горе мне! Я разрушил свой дом, сжег свой Храм и обрек своих детей на скитание между чужими народами. — И сказал мне Илья: Клянусь жизнью и головой твоей, что не только в сей час, но три раза в день раздастся этот плачущий глас Господа"»...
Дочь(поражена). Неужели все это так и сказано?.. Бог кается! Бог плачет! Как это неожиданно! Я всегда представляла себе еврейского Бога грозным и непреклонным. И вдруг оказывается, Ему присущи человеческие чувства, раскаяние, слезы...
Старик. Господь любит кающихся.
Дочь. И прощает их?
Старик. В Талмуде сказано: «Величайшим праведникам недоступны чертоги, уготованные для раскаявшихся грешников».
Дочь(вдруг совершенно иным тоном. Громко и сухо). Господь прощает. А ты? Ты не прощаешь!
Старик(растерявшись). Что ты говоришь?..
Дочь. Я говорю, что ты не прощаешь! (С отчаянием.) Почему ты все время молчишь?
Старик. Что ты, дочь моя, что ты! Успокойся, не волнуйся. Кто молчит?
Дочь. Вот уже месяц, как я вернулась к тебе, больная и надломленная. И ты мне еще ни одного слова не сказал.
Старик. Что же я должен был тебе сказать? Что я мог сказать?
Дочь. Как? Дочь, единственная дочь, опозорила твои седины, бежала из-под венца с человеком, которого ты к себе на порог не пускал, пропадала без вести целых пять лет. И вдруг неожиданно вернулась домой... И ты не нашел, что сказать ей?
Старик(сухо). Не нашел...
Дочь. Ты не выгнал, не проклял меня, не упрекнул. Ты окружил меня нежным уходом. Но ты поставил между собой и мною немую стену, которую ничем нельзя пробить. Ты отнял у меня всякую надежду на прощение...
Старик(подавленным голосом). Я тебя простил...
Дочь. Так не прощают... Так не прощают живых людей... Ты думаешь, я не понимаю, почему ты так осторожно относишься ко мне...
Старик(вскакивает, кричит). Молчи! Ты ничего не понимаешь! Ни ты не понимаешь, ни я не понимаю, ни доктор не понимает. Понимает лишь Один, Тот, Кто все знает!
Дочь(притихнув). Да... Мы не понимаем. Поэтому, может быть, мы не умеем прощать... (С горечью.) Но почему ты не сделал попытки понять меня?
Старик(с мольбой). Дочь моя, не будем говорить об этом. Я не могу тебя понять.
Дочь. Ты можешь, ты должен меня понять! Ты должен понять, что я полюбила этого человека беззаветно, безумно...
Старик. Беззаветно... Безумно... Знала ты его всего несколько недель, может быть, несколько дней... И был еще человек, которого ты целых восемнадцать лет любила и, казалось, тоже беззаветно, человек, у которого, кроме тебя, никого в мире не было. Почему же вторая любовь перевесила первую?
Дочь. Не перевесила... Я продолжала тебя любить, как раньше. Но та любовь была совершенно иная...
Старик(тихо). Иная... иная... Не понимаю...
Дочь. Отец! Ведь ты сам был когда-то молод. Неужели ты никогда не любил? Старик (печально). Как не любил? Любил! Твою покойную мать, и сильно любил. Любил всякого, кто был достоин любви...
Дочь(в отчаянии). Ах, не то... Не то... (Иным тоном.) Отец, ты мне рассказывал, что в молодости учился в ешиботе. Там были сотни юношей. Неужели ни с кем из них не случилось ничего подобного? Чтобы кто-нибудь влюбился в женщину. Понимаешь, влюбился!
Старик. Влюбился в женщину... Нет. Случались развратники. Но о них не стоит говорить... А о любви мы не слыхали. У нас мысль была занята совершенно иным...
Дочь(в сильном волнении). Отец! Этого быть не может. Молодость всегда и везде одна. Подумай! Припомни!..
Старик. Ради Бога, не волнуйся! (Торопливо.) Ну, я припомнил, припомнил... Был такой случай... Но это было нечто совершенно другое.
Дочь(радостно). Был случай! Был!
Старик. Когда я был юношей, у нас в синагоге рассказывали историю про ешиботника. Но это совершенно не то, что ты думаешь!
Дочь(жадно). Расскажи! Расскажи!
Старик. История эта длинная и очень печальная! Там вмешались сверхъестественные силы. По вашим теперешним понятиям ты, пожалуй, не поверишь, что все это могло случиться. Но я слышал историю от людей, которые собственными глазами все видели.
Дочь. Расскажи! Я поверю! Я всему поверю!
Старик(закрывает фолиант, садится против дочери и начинает повествовательным тоном). У Талненского цадика, раби Довидл, блаженной памяти, был золотой трон, и на этом троне было начертано: «Давид, царь Иудейский, жив и вечен».