.
Французская революция и наполеоновское землетрясение, бурление идей либерализма и национализма сильно повлияли на многоэтническую монархию. Империя Габсбургов вышла победительницей из военного столкновения и возросшей территориально благодаря приобретению после Венского конгресса земель, которые прежде составляли Венецианскую республику, а теперь стали частью нового Ломбардо-Венецианского королевства. Однако на самом деле с того момента империя должна была противостоять всё более нарастающей угрозе национальных притязаний, с одной стороны, и конституционных требований — с другой, что ставило вообще под вопрос абсолютную монархию. К этому добавлялись международные угрозы, прежде всего — Пруссии, претендовавшей на роль гегемона в обширном немецкоязычном пространстве. Революция 1848 г. серьезно пошатнула основание Габсбургского государства. Два главных очага революции вспыхнули в Венгрии и в итальянских владениях Австрии, но потрясена была вся империя, от Милана до Праги, от Будапешта до Венеции: баррикады доходили также до Вены. Национальные устремления переплетались с либеральными претензиями, наследием французского революционного духа.
Армия сыграла существенную роль в восстановлении порядка, усилив свою функцию в качестве опоры традиционного строя. Вокруг объединяющей фигуры императора, лояльность к которому должен был демонстрировать каждый подданный, сплотились армия, бюрократия и Церковь — центростремительные силы всё еще могли уравновесить альтернативные движения, связанные с энергичным развитием национального сознания. В течение следующих десятилетий ставка империи была именно на способность консервативных сил противодействовать дезинтегрирующему действию местных и региональных компонентов. Но это была попытка, ведущая к краху, поскольку она не могла разрешить национальные и политические проблемы, раздиравшие монархию. Эти проблемы внешне казались схожими, но на самом деле они отличались от одного региона к другому. Существовали народы, находившиеся под воздействием притяжения суверенных соседей (итальянцы, румыны), другие, которые жили полностью в границах империи, стремясь устроить свое собственное государство (чехи, словенцы), а также те, кто мечтал о национально-государственном объединении с единоплеменными подданными других держав (поляки, рутены[11], украинцы).
В 1866 г. Австрия потерпела острое и неожиданное поражение от Пруссии, которое определило окончательное превосходство Берлина над фрагментированными, но обширными германскими землями. Австрия вступила в военный конфликт, уверенная в собственном превосходстве и укрепленная союзами с рядом государств центральной и южной Германии, прежде всего с Саксонией и Баварией. Война закончилась всего через три недели, с поражением при Садове (Кёниггреце) в Богемии, которая горько рассеяла уверенность Вены и санкционировала явное военное господство Пруссии, коснувшееся в 1870 г. также Франции Наполеона III. Последующий Пражский мир привел к роспуску старого Германского союза и созданию нового Северогерманского союза-конфедерации, где доминировала Пруссия и куда Австрия не входила, теперь лишенная какого-либо влияния на центральную и северную Европу. Исключение из германского мира сопровождалось для Австрийской империи потерей итальянских территорий (Венето и провинция Мантуи), несмотря на ее военные победы над Италией, воспользовавшейся союзом с мощным прусским государством. Результатом стало глубокое изменение этнического профиля Австрии и ее геополитических перспектив. Она окончательно проиграла роль гегемона для германского и итальянского миров, которая ей определялась Венским конгрессом 1815 г., и была вынуждена перенести центр тяжести своих стратегических интересов в дунайско-балканский район.
Престиж и международный вес Габсбургской монархии были теперь значительно ослаблены военным поражением, которое высветило отсталость ее государственной машины. Возник образ Австрийской империи как «европейского Китая», т. е. страны, слишком обширной и страдавшей от неисправимого раздробления, с не жизнеспособной экономикой, с засильем аристократии над более динамичной буржуазией, с вездесущим и неэффективными бюрократами, подобными восточным мандаринам[12]. Внутри монархии росло понимание необходимости быстрого вмешательства в структуру управления ради усиления внутренней сплоченности и разрядки национальных разногласий. Только вступив на этот путь, можно было мечтать о реванше. Но с исключением из Германского союза Австрия перестала, даже формально, являться германским государством и оказалось вынужденной переопределить себя как многонациональную структуру с немецким компонентом, который должен был бы приспособиться к жизни в качестве одной из многих национальностей. Немцы, продолжая быть более сильными в экономическом и социальном плане, теперь соотносили себя с другими национальными группами, очевидными даже в численном выражении. Так, славян было в два раза больше, чем немцев, а их самих теперь было не больше чем, венгров. Реформа государства не могла состояться без уступок для славян или же для венгров[13].
Венгры представлялись единственными, кто предлагал прочную основу для государственного союза, учитывая раздробленность славянского мира, разделенного на чехов, словаков, поляков, рутенов, хорватов, словенцев, сербов. Соглашение, или компромисс (Ausgleich) 1867 г. признал особый статус венгров, приравненный к статусу немцев, и создал Двуединую монархию (Doppelmonarchie), институциональную структуру, остававшуюся почти неизменной до момента распада империи. Монархия теперь становилась Австро-Венгерской, основанной на союзе двух независимых государств с равными прерогативами, которыми правил один и тот же государь — император Австрийский и король Венгерский. Каждое государство имело свой собственный парламент и свое правительство и независимо осуществляло большинство своих полномочий, делегируя трем общим министерствам управление иностранными делами, обороной и общим налогообложением. В десятилетнем соглашении между двумя сторонами была установлена квота финансирования каждой из них для покрытия общих расходов[14]. Это породило сложную и оригинальную конституционную структуру, которую нельзя было назвать федерацией, потому что не существовало высшего органа для двух государств, как нельзя было назвать и конфедерацией, так как ее компоненты не имели суверенитета. В последующие десятилетия напряженность между Австрией и Венгрией не ослабевала из-за различных толкований Соглашения, но в целом оно гарантировало достаточную внутреннюю стабильность в последние полвека жизни империи, переименованной после 1867 г. в Австро-Венгрию.
Однако это не стало решением проблем национальных требований: был удовлетворен только венгерский вопрос, наиболее дестабилизировавший государство, что продемонстрировала революция сорок восьмого года. Положение других меньшинств не улучшалось, но, напротив, ухудшалось, будучи обусловленным немецким господством в Цислейтании (так официально назвали Австрию, имея ввиду территории к западу от реки Лейта) и венгерским господством в Транс-лейтании (т. е. Венгрии, территории, находившиеся к востоку от той же реки).
Две страны, будучи объединенными в добровольный союз, состояли из обширных территорий, где продолжало проявляться множество национальных трений[15]. В Венгрии только половина жителей говорила на мадьярском языке — остальные ее жители (хорваты, немцы, румыны, рутены, поляки, словаки, сербы, словенцы) помещались новой институциональной структурой в подчиненное состояние. В то время как Австрия провозгласила себя многонациональным государством, признавая языковые права своих подданных, Венгрия заявила себя государством национальным, не беря в расчет население, говорящее на других языках. В последующие десятилетия она повела агрессивную политику мадьяризации, обострившую национальные конфликты. Венгерский язык был введен в качестве обязательного в начальных школах, а институциональные и культурные пространства для выражения интересов других народов постепенно сокращались. Дуализм власти усиливал положение венгерского меньшинства, но в ущерб всем остальным. Это, впрочем, создавало относительно крепкий порядок, разрушившийся только из-за Первой мировой войны, но который основывался на немецком господстве в Цислейтании и на венгерском в Транслейтании, таким образом предотвращая превращение империи в действительно многонациональную институциональную реальность.
2. Австрийские итальянцы
К середине XIX в. около пяти с половиной миллионов итальянцев составляли важную часть габсбургской мозаики. Это была значительная составляющая империи не только с количественной, но и с экономической и культурной точки зрения. Среди всех народов монархии австрийские немцы обнаруживали только среди итальянцев, кроме, разумеется, как в своей среде, настоящих представителей Kulturnation, т. е. нации с солидным историческим и культурным багажом. Но итальянское присутствие было вовсе не однородным, будучи распределенным по широкой территориальной полосе, которая извивалась с запада на восток, включая регионы с разными экономическими, социальными и демографическими характеристиками и судьбой.
Австро-Венгерская империя, 1867–1918 гг.
Исторические моменты, когда земли, населенные итальянским населением, стали частью многонациональной империи, были, в самом деле, разными. Австрийское Приморье с одной стороны, с Триестом, графством Торица и Градишкой и маркграфством Истрия, и регион Трентино с другой, на протяжении веков входили в зону влияния Габсбургов. Ломбардия же (Миланское и Мантуанское герцогства) перешла во владение Австрийского дома только в начале XVIII в. Этот переход произошел еще позднее для зоны Венето — упраздненной Венецианской республики — и для ее далматских владений, санкционированный только с Кампо-Формийским миром 1797 г. По этим причинам исторический опыт взаимодействия каждой итальянской земли с австрийской реальностью разнился, и разными были отношения, установившиес