ествимое дело, «из-за трудностей с транспортом и огромных расходов на поездку»[515]. Всё более драматичные новости, поступавшие из России, и соображения самого Бассиньяно заставили его передумать: он признал, что теперь это было единственным решением во имя спасения пленных и что любые расходы по их переезду будут меньше, чем те, которые необходимы для их пропитания в Кирсанове, где они почти ничего не получали от русских[516]. «Спасение от австрийской виселицы» стало приоритетом правительства, осознававшего катастрофические последствия для имиджа и интересов Италии в результате возможного захвата ирредентистов врагом[517].
Бассиньяно выделили 300 тыс. рублей для «абсолютно убежденных ирредентистов», как будто в таких условиях можно было провести новые и точные экспертизы итальянскости[518]. Каждому из них выдали в итоге небольшую сумму денег и «подорожную» от итальянского посольства, действительную в течение трех месяцев, что должно было облегчить их путешествие. Поскольку оказалось невозможным организовать большую единую пересылку, решили разделить людей на небольшие группы по несколько десятков человек, чтобы посадить их на три ежедневных поезда, которые шли по Транссибирской магистрали на Дальний Восток. Первые группы отправились перед Рождеством из Вологды, где находилось около 600 пленных, покинувших Кирсанов несколькими месяцами ранее при неудачной попытке отправиться из Архангельска[519]. Затем постепенно посылали остальных.
В последующие недели около 2600 человек отправились в путь протяженностью более 9 тыс. км, пересекая опустошенную революцией Россию в зимние холода. «Отчаянное сибирское путешествие», — так определил его Анджело Дзени в своем дневнике[520]. Многие повторили долгий путь, проделанный ими в предыдущие месяцы из своих лагерей плена в Кирсанов. В переполненных вагонах и вперемешку с деморализованными русскими солдатами, возвращавшимися в свои края, они в третий раз пересекли гигантский российский континент. Так произошло с Фиораванте Готтарди, который мельком взглянул с поезда на лагерь под Читой, где он находился 18 месяцев, и на холм, где были похоронены сотни пленных, включая его личных товарищей[521].
В дневниках солдат говорится в основном о морозах: «такого холода я не испытывал никогда в жизни», писал Артуро Деллаи, хлебопек из Перджине. Многие отправились в путь практически в летней одежде, при температуре 40 градусов ниже нуля. На каждой станции они должны были достать дрова, необходимые для топки печей, расположенных в центре вагонов, и купить продовольствие. Тяготы путешествия усугублял абсолютный беспорядок в России: территории, контролируемые большевиками, чередовались с другими, находящимися в руках контрреволюционных сил, и с третьими — безо всякой власти или же во власти банд мародеров. Особо опасная ситуация сложилась для иностранцев, которых легко отождествляли как вчерашних врагов: по свидетельству Адольфо Гальваньи, бывшие пленные попеременно выдавали себя за итальянских рабочих, румынских беженцев, австрийских пленников и регулировали свое поведение в зависимости от пересекаемой территории: «Приходилось быть большевиками, республиканцами, умеренными, милитаристами, империалистами и так далее»[522].
Маршрут освобожденных италоязычных пленных из европейской части России к Тихому океану и затем к Италии
К февралю переброска была завершена, и на Дальний Восток прибыло 2350 человек. Неизвестное число пленных рассеялось в пути, погибло или решило покинуть конвои, которые многим казались бессмысленными[523]. Первоначальные планы предусматривали перевозку пленных во Владивосток, а затем в Японию. Однако сразу же выяснилось, что обустроить лагерь и обеспечить продовольствие в городе было крайне сложно, а надежда найти корабли для путешествия в Японию оказалась иллюзорной[524]. Сначала «ирредентистов» разместили в Харбине — городе в китайской Маньчжурии у Транссибирской магистрали — а затем после Пекина перевели в Тяньцзинь, где у Италии, как и других европейских стран, существовала своя военная концессия, полученная в 1902 г. после интервенции против повстанцев в ходе Боксерского восстания[525].
О том, в каком состоянии они прибыли после нескольких лишений в лагерях и трудного путешествия, можно судить по словам посланника Италии в Китае Карло Альберто Алиотти, который вместе с вице-консулом Даниэле Варе заботился об их размещении[526]. Оборванные, в ужасных санитарно-гигиенических условиях, многие несли на себе следы, вызванные болезнями, холодом, недоеданием. Однако после первого лечения, отдыха и нормального питания бывшие пленные быстро восстановили свои силы: «Их благодарность в отношении Италии — искренняя и явная», — писал дипломат[527]. Это подтверждали и сами итальянцы. «Пора! Да, мы страдали, но теперь всё прошло, и теперь для нас начинается новая жизнь!», — с удовлетворением восклицал Фиораванте Готтарди после прибытия в Тяньцзинь, где его встретил стол с дымящимся блюдом, комната, где стояли кровати с белыми простынями: ему выдали двойное белье и мыло, отобрав грязное тряпье, полное блох. О «земном рае» говорил Эутимио Гуттерер, вспоминая тарелку лапши, которой его и его попутчиков встретили в Пекине: «Представьте себе горячую еду после голодных месяцев!!!»[528] Еще более восторженным был Джузеппе Пассерини, хлебопек из Мори — в письме к своей семье в феврале 1918 г. он так проиллюстрировал свое возрождение в Тяньцзине: «Теперь я могу дышать; я чувствую, что наконец-то снова стал человеком, я прекратил быть рабом, рабочей машиной, нежеланным существом. <…> Здесь мы среди своих людей; удобно размещенные, хорошо накормленные, с заботливым отношением мы ожидаем нашего отъезда в Италию»[529].
Должная благодарность пленных к Италии, сначала вырвавшей их из русского плена, а затем принявшей на Дальнем Востоке, стала тем моментом, на который рассчитывали военные учреждения. Однако временный этап на пути быстрого возвращения в Европу превратился в очередной военный опыт. 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске большевистская Россия подписала мирный договор с Центральными державами, окончательно выйдя из европейского конфликта и прекратив свое участие в Антанте. Договор повлек для страны тяжелые территориальные потери, в то время как власть большевиков была под вопросом во многих областях бывшей империи, с рождением нескольких государств, провозгласивших независимость. В этом контексте Антанта быстро выработала намерение осуществить военную интервенцию в Россию для поддержки контрреволюционных сил.
Она сделала это еще до подписания Брест-Литовского договора, изначально предусмотрев использование «ирредентистов». Уже в январе, по настоянию Франции, была проведена ограниченная их акция в Иркутске, когда в результате стычек были убиты несколько французских офицеров. Акция, внешне скромная, однако, имела амбициозную цель — заложить основы для обеспечения контроля над Транссибирской магистралью, чтобы сохранить связь с югом России, бывшим под контролем антибольшевистских сил[530]. Сразу же итальянский посол в Пекине предложил использовать для этой цели «группу ожидаемых из России убежденных ирредентистов», а через несколько дней французский посол сделал то же самое предложение и к Соннино. Таким образом, переброска «ирредентистов» из Кирсанова и Вологды еще не была завершена, а план их использования в военных целях уже вырисовывался[531]. Неопределенная ситуация, возникшая после сепаратного мира между советской Россией и Центральными державами, оставила проект в подвешенном состоянии, но вскоре он возобновился в более широкой форме.
Поводом для интервенции послужило восстание Чехословацкого легиона, состоявшего из 40–70 тысяч бывших пленных австро-венгерской армии, которые в предыдущие годы сражались вместе с русской армией с целью способствовать распаду империи Габсбургов и созданию собственного национального государства. Намереваясь продолжать борьбу и после окончания войны на Восточном фронте, они также решились на длительное путешествие по Транссибирской магистрали, чтобы добраться до Владивостока, откуда их перебросили бы на Французский фронт. Первоначальное соглашение, заключенное в этом смысле с большевиками, распалось после череды перестрелок между чехословаками, удрученными медлительностью транспортировки, и частями Красной Армии, которые были обеспокоены присутствием на своей территории боеспособной иностранной армии и требовали ее разоружения[532].
После упорных боев чехословаки, взяв под контроль протяженные участки Транссибирской магистрали и сам город Владивосток, стали активной частью жестокой Гражданской войны, к тому времени охватившей всю Россию. Летом и Антанта решила вмешаться, маскируя причины своей антибольшевистской акции и поддержки контрреволюционных сил необходимостью оказать помощь союзникам-чехословакам. Для итальянского правительства официально существовали только якобы «соображения справедливости и гуманности», без какого-либо намерения вмешиваться во внутренние дела России