– Заткни свой.
Он решил, что может хамить кому угодно. Не на ту напал. Пусть теперь знает.
Вдруг откуда ни возьмись передо мной возникает Алекс. После бега он тяжело дышит.
– Ты видела игру? – спрашивает он меня, заслоняя спиной Рива. – Я практически добежал до зачетной зоны. Обвел трех парней прежде, чем меня остановили!
Я вздыхаю. Милый, дорогой Алекс. Заботился о том, чтобы малышам хватило кексов. Он никогда и ничем меня не обидит. Приходит на помощь каждый раз, когда я в ней нуждаюсь. Подумав немного, опускаю голову ему на плечо и шепчу:
– Ты такой хороший.
– Напилась? – Алекс немного обеспокоен и удивлен.
– Да. Нет. Ладно, да.
– Ты же никогда раньше не пила.
– Пила, – выпрямляюсь я и смотрю на него. Мне требуется несколько секунд, чтобы сфокусировать на нем взгляд. – Было как-то раз, и это была самая-самая ужасная ошибка в моей жизни. Иногда я думаю… думаю, что уже никогда не стану прежней. – Мои глаза сами собой закрываются. – Неважно. Мне не нужно было этого говорить. У меня слипаются глаза.
Алекс берет из моих рук термос и кладет мою голову обратно к себе на плечо.
– Тебе холодно?
Мотаю головой. Мне нехолодно. От пунша внутри разливается тепло. К тому же я накинула поверх трико свитер. Я все еще похожа на балерину, которая вернулась с репетиции.
– Разливается тепло? – переспрашивает Алекс.
Хлопаю себя по губам ладонью.
– Я что, сказала это вслух?
– Да, – смеется он. Выворачиваю шею и смотрю на него. Какие красивые глаза.
– Какие красивые… – говорю я и трогаю егоочки.
– Спасибо, – отвечает он торжественно.
Я начинаю дрожать. Алекс снимает с себя куртку и накидывает ее мне на плечи.
– Не стесняйся, приваливайся ко мне, – говорит он, и я его слушаюсь. Наваливаюсь на него всем своим расслабленным телом. Таким расслабленным, будто в нем нет костей. Он обнимает меня, и я чувствую себя в безопасности. Такого со мной еще не было.
Мы смотрим как Пи-Джей подбрасывает мяч высоко в воздух.
– Филд гол! – вопит он.
Но Дерек его поправляет:
– Нет, старик, зачетная зона у склепа Зейнов. – Он показывает на скопление замшелых каменных крестов в центре кладбища.
Зейны. Наверное, это родственники Мэри. А я и не знала, что они старожилы Джар Айленда.
Спор продолжается, и я говорю Алексу:
– Не верится, что в следующую пятницу будет последний футбольный матч. Вы, наверное, расстроены, что не вышли в плей-офф.
– Вовсе нет. Сезон мог бы закончиться гораздо раньше, после травмы Рива, но мы смогли переломить ситуацию. И заешь, это прекрасно, что Ли получил возможность играть в этом сезоне. Он показал себя. Готов поспорить, что в следующем году Чайки будут участвовать в соревнованиях между штатами.
– Ты такой хороший, – говорю я и киваю сама себе, потом обращаю внимание на Рива. Он пытается встать, балансируя на одной ноге и костыле.
– Куда ты собрался? – спрашивает его Ренни.
Его лицо ярко-красного цвета.
– Домой. Меня достал этот отстойный праздник.
Ренни надувает губы, но Рив на нее даже не смотрит. Он идет на своих костылях прочь.
– Ривви, ну останься еще ненадолго, – ноет она. – Скоро я отвезу тебя домой.
И тут встреваю я.
– Пока-пока! И смотри там осторожно, а то вдруг тебя дверью прихлопнет!
Меня начинает разбирать истерический смех.
Он делает вид, что не слышит, и скрывается в темноте. Как только Рив уходит, Ренни подскакивает ко мне, нагибается прямо к лицу и шипит:
– Ты это все серьезно?
Прежде чем я успеваю сказать: «Да, я серьезна на все 1000 %», меня перебивает Алекс:
– Да ладно, она совсем пьяная. Сама не знает, что говорит.
– Зато я знаю! – кричу я и толкаю его в грудь. Выпрямляю спину и говорю Ренни: – Ты специально не стала заниматься Осенним фестивалем и просто смылась, а потом сделала так, что никто не захотел мне помочь.
Ренни закрывает глаза и качает головой:
– Меня так достало слушать твои вечные охи, ахи и стоны. Бедной Лилии так нужна помощь. Сама она вообще не в состоянии что-либо сделать, ей нужно, чтобы кто-то ее вечно спасал. Твоя игра в беспомощную барышню уже всем надоела, Лил.
Меня как будто ударили по лицу. Застываю от возмущения.
Алекс вскакивает на ноги.
– Зачем ты ведешь себя как последняя сука?
Ренни улыбается и наставляет на него свой палец.
– Вскочил, щеночек, как по команде.
Парни перестают играть в футбол. Кто-то делает тише музыку. Все на нас смотрят, но мне плевать.
– Значит, беспомощная барышня… – повторяю я. – Совсем как тогда, на вечеринке, когда я звала тебя мне помочь. – Вижу, как она вспоминает, чего я и добивалась. Мне нужно, чтобы Ренни вспомнила ту ночь в съемном домике с Майком и Йеном. То, о чем мы вообще не должны были говорить. – Погоди-ка, ты же говорила, что не слышала, как я кричу, так? Или слышала, но была так занята со своим парнем? – Как только эти слова сорвались с моих губ, я почувствовала, что вся дрожу.
Лицо Ренни каменеет.
– Ты совсем свихнулась. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Иди, проспись, – выдыхает она, разворачивается и идет вслед за Ривом.
Алекс кладет руку мне на плечо. Я и забыла, что он все еще здесь.
– Что это, черт побери, было?
Не отвечаю на его вопрос и просто говорю:
– Не мог бы ты отвезти меня домой?
Глава семнадцатая. Мэри
По моим ощущениям прошло несколько часов. Я, наконец, выбираюсь из леса и бреду по улице. Не могу сообразить, сколько сейчас времени и как долго я плутала. Высоко в небе по-прежнему светит луна, и нет никаких признаков рассвета.
Судя по старомодным домикам на крошечных участках земли среди болота, я где-то на пути к Каноби Блаффс. Я забрела очень далеко, и мой дом находится на противоположном конце Джар Айленда. А это означает, что дорога к Мидлбери будет долгой. При одной мысли, что мне придется ее пройти на высоченных каблуках, хочется плакать.
Но я не могу, даже если бы очень захотелось. У меня не осталось слез.
Слава богу, никому не навредила. Если бы такое случилось, я бы не знала, как жить дальше. Сегодня я чувствовала энергию в сотню раз сильнее, чем тогда, на осеннем балу. Даже сейчас она все еще во мне. Ощущаю ее, она похожа на шум океана во время отлива.
Иду посередине улицы, и мне очень хочется закрыть глаза, щелкнуть пальцами и оказаться в своей кровати. Вокруг тишина. Дети, обходившие дома в поисках сладостей, давно уже спят. Лишь изредка подают голос последние цикады, и слышится шум мотора на соседней улице. Почти во всех домах темные окна. Единственно, что выдает коттеджи под сдачу, – это отсутствие тыкв, страшил и других осенних украшений. Все, кто остался на острове, спят. Наверное, уже очень поздно.
Я прохожу несколько кварталов. Вдруг на улицу выезжает какая-то машина и освещает меня фарами. К счастью, слезы не слишком повредили мой макияж, и я по-прежнему выгляжу, как крутая девчонка. Только это все неправда. Я не крутая. И совсем не сильная. Я – ходячая катастрофа.
Вдруг окно водительского сидения приоткрывается.
– Привет, байкерша!
Я вижу парня. Парня из очереди у входа в лабиринт. Бинты, которыми он был обмотан, изображая мумию, валяются на пассажирском сидении. Теперь на нем футболка с длинными рукавами и символикой Большого Кросса в Джар Айленде и джинсы. Без бинтов теперь я удостоверилась – он симпатичный. У него темные волосы, светлая кожа, голубые глаза и веснушки. Он худой и высокий, даже слишком высокий для своей машины. Колени едва не касаются серебристого руля, и это при максимально отодвинутом сидении. Скорее всего, он даже выше Рива.
– Тебя куда-нибудь подбросить?
Я обхожу машину спереди, заслоняя сначала одну фару, потом вторую. Он тянется к двери и распахивает ее передо мной, как настоящий джентльмен.
– Меня зовут Дэвид. – Он откашливается. – Дэвид Вашингтон. – Это не вызывает у меня никаких ассоциаций. – А тебя как?
Я отворачиваюсь к окну, чтобы на него не смотреть.
– Элизабет, – почему-то вырывается у меня. И я этому рада. Мне не хочется ничего рассказывать о себе этому парню.
– Ну, что, Элизабет, – спрашивает он шутливо, – много ли сладостей ты получила на этот Хэллоуин?
– Нет, – отвечаю я. – Хэллоуин оказался для меня совсем не сладким.
– Тогда давай исправим это прямо сейчас. – Он показывает на держатель для стаканов, в обеих выемках которого полно конфет. – Бери, что хочешь.
Не могу вспомнить, когда в последний раз ела сладкое. Но с другой стороны, почему я должна волноваться, что снова наберу вес? Рив ведь все равно никогда даже не посмотрит в мою сторону.
Беру леденец на палочке и разворачиваю. Конфета ярко-розового цвета. Кладу ее в рот. Она оказывается такой сладкой, что у меня чуть не сводит скулы. Дэвид с любопытством смотрит в мою сторону.
– Целую вечность не ела сладкого, – объясняю я, и, поскольку это звучит довольно глупо, добавляю: – Раньше была толстой.
Он смеется, как будто я пошутила. Кручу леденец во рту, чтобы он побыстрее растворился.
– Правда. Раньше все всегда надо мной смеялись.
Дэвиду явно было неловко. Интересно, может, он тоже над кем-нибудь издевался?
Я поворачиваюсь к нему.
– Как ты считаешь, я красивая? Моя подружка решила, что ты со мной флиртовал там, в лабиринте.
Дэвид выглядит ошарашенным.
– Да, ты красивая. Правда, красивая.
– Я совсем другая в обычной жизни, – говорю я слишком поспешно. – Я никогда так не крашусь.
Он качает головой.
– Но ведь в этом смысл Хэллоуина – надевать маскарадный костюм, да?
Вдруг вспоминаю, что на мне до сих пор наряд байкерши. Я больше не выгляжу, как грустная толстая девочка, но внутри осталась такой.
Он нервничает. Мне кажется, он не знает, что сказать.
– Знаешь что? А у меня был синдром ленивого глаза. И мне три года пришлось носить повязку, чтобы развить мышцы. – Сделав признание, он улыбнулся. – Сможешь угадать, какой глаз был закрыт? Спорим, что нет?