– Я тебе не верю.
– Это был тот самый дом на Шор Роуд. Один из тех, за которыми присматривает мой отец. Я заехал туда после того, как с вечеринки Алекса все разошлись. Я видел, как вы с Рен мешали ирландские автобомбы[4], а потом поднялись с теми парнями наверх.
У меня кружится голова. Он там был. Он видел.
Я медленно отворачиваюсь, все туже заматываясь в полотенце.
– Тогда ты уже знаешь.
– Да, я знаю, что ты совсем не такая тихоня, какой тебя все считают.
Я окидываю его взглядом, мой подбородок дрожит из-за того, что я изо всех сил стараюсь не заплакать, не убежать, и не отводить взгляд.
– Тогда, ты наверняка знаешь и то, что я была такой пьяной, что голову не могла держать, что Ренни была в той же комнате с другим парнем. Мне кажется, я просила его остановиться, но я в этом не уверена. – И я начинаю плакать, потому, что уже больше не могу держать это все в себе.
Рив смягчается.
– Я ничего не знал…
Он поднимает руку, чтобы коснуться меня, но видя, как я вздрагиваю, роняет ее.
Это была моя тайна. Моя и Ренни. Ее никто не должен был узнать. В особенности он. Я заплакала еще сильнее, и мои слезы смешались с каплями воды, стекающими с волос.
– Прости, – говорит Рив. – Пожалуйста, не плач.
Я сажусь на скамейку. Он, перетаптываясь от неловкости, стоит рядом.
– Тогда не смей говорить о том, чего не знаешь наверняка.
– Ты права, – быстро соглашается он. – Я придурок. Мне не нужно было это обсуждать.
Я продолжаю плакать. Теперь, когда я уже начала, уже просто невозможно остановиться. Слезы градом катятся по щекам, и я вытираю их полотенцем.
– Лилия… Если бы я только знал, что ты настолько пьяная, я бы никогда в жизни не дал тебе пойти наверх с тем парнем. Я бы тебя остановил. – Он присаживается на корточки, и, пытаясь удержать равновесие, кладет руки мне на ноги. Я вздрагиваю, он их убирает и опирается локтями себе в колени. – Пожалуйста, не плач.
Я киваю. И делаю глубокий вдох. Странно, но мне стало легче оттого, что я кому-то рассказала. Вслух. Совсем немного. Но и это уже хорошо.
Мы сидим так довольно долго, потом он встает. Я вижу, что его беспокоит нога.
– Тебе больно? – спрашиваю я, и мой голос отражается странным эхом от стен, как будто они уже отвыкли от звуков.
– Совсем не больно, – отвечает он.
Я встаю, протягиваю ему руку, и он берется за нее. Рив вытягивает ногу и начинает массировать.
– Тебе не нужно себя так нагружать, – говорю я ему. – Слушайся докторов.
Рив пожимает плечами, и мышцы на его спине перекатываются.
– Мне нужно нагружаться, чтобы получить стипендию.
Всхлипывая, я возражаю.
– Разве физиотерапевт не говорил тебе, что перегрузка может сделать только хуже? Уверена, что говорил. Или говорила. Если она или он действительно хороший физиотерапевт.
– Оказывается, ты теперь тоже доктор? – Улыбается Рив. – У нас на Джар Айленде появился еще один доктор Чоу?
Я начинаю вытирать волосы полотенцем, потом сажусь, открываю сумку и достаю легинсы и толстовку с капюшоном на молнии.
– Ненавижу выходить на холод после плавания. Мне все время кажется, что я больше никогда не согреюсь.
– Именно поэтому тебе и нужно надевать плавательную шапочку.
– Никогда. Моя голова будет похожа на ананас.
– Принцесса Лилия. Всегда полна тщеславия, – качая головой, мягко и сочувственно говорит Рив. Он садится рядом, но не слишком. – Тогда не уходи сразу. Подожди, пока голова высохнет.
Вот так оно все и случилось. Сев в машину, я пишу Кэт сообщение. Я не описываю все в подробностях, просто сообщаю, что дело сдвинулось с мертвой точки.
Глава двадцать пятая. Кэт
В среду у нас третье занятие в подготовительной группе. Несколько человек бросили ходить, чего я совершенно не понимаю. Ведь раз в две недели ты получаешь разрешение не посещать занятия!
Алекс уже здесь, он что-то печатает в своем ноутбуке. Я тихонько сажусь сзади, чтобы напугать его, и вижу, какой сайт его заинтересовал.
Университет Южной Калифорнии.
Забавно. Я считала, что Алекс подаст документы в 2 колледжа: в Мичиганский университет, а для страховки – в Бостонский колледж.
Он заходит на страницу с перечнем направлений, по которым готовят специалистов, и выбирает курс по написанию песен.
Я не успеваю сказать ни слова, как к нам подходит миссис Чиразо. Алекс мгновенно захлопывает ноутбук, как будто боится, что его уличат в просмотре порнографии или еще чего-нибудь предосудительного. Я подвигаю стул к нему поближе и сажусь рядом.
– Итак, вы, двое… Я прочитала проекты ваших эссе. – Она кладет листы бумаги на стол. Наши с Алексом эссе. На его листке совсем немного текста и всего пара исправлений, сделанных красной ручкой, а мое все исчиркано.
Черт. Я переворачиваю его, чтобы Алекс не видел.
– Алекс, мне понравилось, как ты пишешь. Мне показался очень сильным твой тезис о том, как разделение на классы и привилегии исчезают на футбольном поле, и успех зависит исключительно от того, насколько упорно ты работаешь. Но я думаю, что говоря о собственной жизни, тебе не следует быть столь критичным по отношению к благосостоянию твоих родителей. Я надеюсь, что ты смягчишь некоторые формулировки и попробуешь выразить чуть больше благодарности за возможности, которые они тебе предоставили.
Алекс кивает.
– Конечно.
Я оседаю на стуле. Эссе Алекса мне показалось очень хорошим, оно хорошо и емко написано, но я прекрасно понимаю, что имеет в виду миссис Чиразо. Пара-тройка предложений в нем показались мне откровенной глупостью. Там, где он писал: Я никогда не осознавал, насколько богата моя семья, и как это влияет на отношение ко мне других людей.
О чем ты говоришь, парень, твой внедорожник стоит, как год обучения в Оберлине.
Миссис Чиразо поворачивается ко мне.
– Итак, Кэт… Твое эссе меня удивило.
– Надеюсь, приятно? – говорю я мрачно, уже зная, что оно ей абсолютно не понравилось.
Я написала о том, как странно было расти в таком месте, как Джар Айленд. Как ты чувствуешь себя отделенным от остального мира. Я написала о своей дружбе с Ким, как музыка помогла раздвинуть границы моего мира. О том, с какой радостью уеду отсюда, чтобы начать жить собственной жизнью. Конечно, не такими словами, но все равно в каждой фразе чувствовалось моя неприязнь к этому месту. Наши с Алексом эссе оказались противоположными по смыслу. Забавно, но, сами того не желая, мы с ним описали разное отношение к одному и тому же.
– А мне эссе Кэт показалось прекрасным, – говорит Алекс. – Джар Айленд действительно очень странное место для жизни, но оно сделало ее очень стойкой.
Спасибо тебе на добром слове.
Очки Миссис Чиразо висят у нее на шее на цепочке. Она водружает их на нос и подвигает к себе мой опус.
– Согласна. Я и не говорю, что твое эссе настолько плохо, Кэт. Оно хорошее. Только мне лично, в отличие от тебя, наш остров никогда не представлялся именно таким. – Она начинает переворачивать страницы и поджимает губы. – Главная проблема в том, что ты не рассказала почти ничего о себе лично, а только о месте, где живешь. Хочу тебе напомнить, что мы стараемся сделать так, чтобы приемная комиссия думала о тебе, как о реальном человеке. – Она снова кладет листы на стол и поворачивается ко мне. – А ты не хочешь написать о том, что потеряла маму в таком раннем возрасте?
У меня отвисает челюсть. Я не ослышалась? Эта придурковатая миссис Чиразо никак не успокоится по поводу смерти моей мамы. И вспоминает о ней при каждом удобном и неудобном случае.
– Я думала над этим, но решила не писать, – говорю я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и не сорваться. Наверняка именно этого она и хочет. Чтобы я взорвалась, а она бы заставила меня ходить к ней на беседы.
– Ты не могла бы объяснить, почему?
Я фыркаю.
– Знаете, у меня есть целая куча причин, но я расскажу вам только об одной. Я не хочу, чтобы люди жалели меня из-за того, что я осталась без мамы. Я уже не говорю о том, что на 100 % я не единственная выпускница в Соединенных Штатах, которая потеряла одного из родителей. Это случается не так уж и редко. Есть дети, у которых ситуация гораздо хуже моей. Поверьте мне, – говорю я в самой стервозной своей манере. – Поэтому мне не нужно использовать это во вступительном эссе. У меня прекрасные оценки, и я очень надеюсь, что в последний раз мне удалось побороть тесты и поднабрать больше баллов.
– Ты добилась прекрасных результатов, Кэт, что особенно важно, в твоей ситуации.
– В моей ситуации, – повторяю я, кривясь.
И тут я чувствую это. Руку Алекса на моем колене под столом, там, где никто ее не видит. Он ободряюще сжимает его, подает знак, чтобы я дышала, чтобы не расстраивалась так сильно и не срывалась на эту женщину на глазах у всех.
Я откидываюсь на спинку стула и говорю.
– Отлично. Как бы там ни было, я обдумаю ваше предложение.
– У меня не было намерения тебя расстроить, Кэт. Но, пожалуйста, подумай. Ты ведь можешь написать о своей маме, не оскорбляя память о ней. Мне кажется, что тебе нужно написать о том, как ты смогла это пережить и стать такой сильной, как сейчас.
Миссис Чиразо встает, похлопывает меня по спине и идет к другой группе, а я все это время растягиваю губы в улыбке.
– Спасибо тебе за это, – говорю я Алексу шепотом. – Если бы тебя не было, я бы спустила на нее всех собак.
Он пихает мою ногу под столом. Интересно, скажет ли он мне какие-нибудь чувственные слова, спросит ли что-нибудь о маме, попытается ли уговорить меня написать о ней в эссе? Но Алекс всего лишь спрашивает.
– На этой неделе играют какие-нибудь интересные группы?
Я чуть было не сказала ему, что иду на концерт с Рикки, чтобы посмотреть, будет ли он ревновать, но передумываю. Вдруг он собирается меня куда-нибудь пригласить? Ведь раньше мы так хорошо проводили с ним время, особенно этим летом.