Меж двух огней — страница 39 из 58

Во-вторых, даже в самой плотной толпе старайся уважать личное пространство людей. Ничего страшного, если ты будешь тереться о чей-то бок, но это все. Если у тебя с собой сумка, прижми ее к груди, чтобы не ударить никого из соседей.

В-третьих, если у тебя высокий рост, не будь уродом и не вставай перед тем, кто ниже тебя.

И еще одно правило, хотя такое вряд ли могло произойти на тех концертах, где я была: никогда не пытайтесь толкать сквозь толпу на чертовом рождественском концерте коляску для близнецов с парой орущих младенцев.

Я одариваю уничижительным взглядом эту «Мать Года» и читаю на ее лице: «Ах, простите, мне так жаль». А в это время ее отпрыски совершенно заглушают своими воплями целый хор.

Я поднимаюсь и ищу Лилию с Ривом, но они куда-то исчезли. И придурочная Эшлин со своим мешком с костями Дереком тоже.

Я встаю на цыпочки и пытаюсь разглядеть, куда все подевались, но толпа такая плотная, и семья передо мной смотрит на меня таким возмущением взглядом, что я снова поворачиваюсь к хору. Лилия расскажет нам о первом этапе плана в самых сочных деталях чуть позже. Я знаю, что у нее все получится.

А сейчас мне интересно послушать, как поет Алекс. Я пыталась уговорить его сыграть для меня одну из собственных песен, но он все время отнекивался несмотря на то, что это очень хороший способ потренироваться петь перед приемной комиссией. Он до сих пор, насколько я знаю, не отослал документы.

После двух скучнейших песен, группа начинает играть композицию «Малышка, на улице холод». Алекс с какой-то девчонкой, по-моему, из драмкружка, выступает вперед. У него в руках гитара, он начинает играть.

Сама того не желая, я начинаю улыбаться, забыв о девчонке, тем более, что в такой сексуальной песне, как «Малышка, на улице холод», ей до бродвейских див, как до звезд. Алекс все делает правильно. Он как будто рассказывает о себе очень проникновенно и в то же время с таким напором. Оказывается, у него прекрасный голос. Чистый, звонкий и очень уверенный. Если бы и в жизни он был таким же уверенным, как и в пении, он бы многого добился.

Песня заканчивается, он снова поднимается на возвышение на сцене и, услышав аплодисменты, краснеет. Аплодируют все. И вовсе не из вежливости, а как будто услышали что-то очень… необычное.

Алекс оглядывает толпу, будто кого-то ищет. Наверняка своих друзей. Но они все его бросили.

Бедный парень. Не понимаю, почему никто из его компании до сих пор не понял, какой он классный.

Алекс останавливает взгляд на мне. Я залихватски свищу и поднимаю обе руки с выставленными указательными пальцами и мизинцами. Как рок-звезде. Или тому, кто собирается ей стать.

Он широко улыбается, и мне, несмотря на холод, становится жарко.

Я ищу глазами Мэри, чтобы показать такой же знак и ей, ведь я страшно горда, что она набралась смелости выступить перед всеми, но ее тоже нигде нет. Черт бы их всех подрал, куда они подевались?

Мэр поднимается на сцену и подает знак, чтобы включили рождественское освещение. И оно на мгновение включается и гаснет, как и все другое освещение: уличные фонари, лампы в витринах магазинов, дорожные знаки. Наступает полная темнота. А потом все начинает мигать, как при перебоях с напряжением.

Черт, неужели на всем острове придется менять проводку? Только я собираюсь уже второй раз за этот год спасать свою шкуру, как все приходит в норму. Свет горит ровно и ярко, и все собравшиеся на площади начинают аплодировать, как будто стали свидетелями рождественского чуда.

Может, и так, но на всякий случай пойду-ка я отсюда подальше.

Глава сорок шестая. Лилия

В среду я сижу на обеде вместе со всеми, и вдруг к нам подходят две взволнованные второклассницы. В своих чересчур мешковатых и чересчур голубых джинсах, флисовых толстовках и конверсах[6] они выглядят совсем желторотыми.

– Ренни… Можно тебе задать один вопрос? – спрашивает та, у которой хвост выкрашен розовым.

– Если ты не слишком занята, – добавляет та, что похожа на мышку.

За последние несколько недель я уже привыкла притворяться, что Ренни не существует, поэтому продолжаю смотреть в учебник по истории и делаю вид, что внимательно разглядываю портрет Эли Уитни[7].

Плюс ко всему, я уже знаю, в чем дело.

Обе девочки выкладывают на стол перед Ренни какие-то листки бумаги. Даже не глядя, я определяю, что это вырезки из журналов для подростков или магазинных каталогов.

– Мы бы хотели узнать, подойдут ли эти платья для твоей вечеринки?

Все только и говорят, что о новогодней вечеринке у Ренни. Она пройдет в галерее ее матери, перед тем, как миссис Хольц закроет ее и продаст помещение. Ренни собирается стать на ней гвоздем программы и главной героиней. Тусовка будет посвящена 20-м годам прошлого века, Ренни пустилась во все тяжкие. Она весь последний месяц таскает из «Галстука-бабочки» бутылками джин и шампанское. Там сейчас проводится много корпоративных вечеринок, и это совсем несложно. Ренни утверждает, что после них остается огромное количество лишней выпивки. Все должны прийти в костюмах. Девочки подошли к Ренни, чтобы она одобрила выбранные ими платья и прически в стиле 20-х годов. Я уже давно заметила, что в свободное время она, наморщив лоб от усердия, изучает «Великого Гэтсби». Это очень смешно потому, что мы проходили его еще в первом классе.

Именно я подала Ренни эту идею еще в первый день после каникул. Ренни пригласила на свою вечеринку практически всю школу, кроме меня. Она не говорила открыто, что не хочет меня видеть, но и не звала. Мне и самой не хочется туда идти, к тому же у меня просто нет выбора. Нам предстоит исполнить финальный этап нашего плана.

Ренни накидывается на девчонок так, что пух и перья летят.

– Вы это серьезно? Первое – ни за что! Это вообще выпускное, а не новогоднее платье. Совсем не феминистическое. Видите, как затянут пояс? А эта кошмарная пышная юбка? Это полный отстой, такое надевали домохозяйки в 50-х годах. – Она сминает вырезки и швыряет их на пол.

Я давно знаю Ренни, и догадываюсь, что она рассчитывала провести эту вечеринку у меня дома. Я всегда отказывалась от таких мероприятий – мои родители разрешили бы провести только такую вечеринку, на которую большинство моих друзей вряд ли бы пришли, то есть: без алкоголя, без громкой музыки, без плаванья нагишом, без шатания по спальням. Все ограничилось бы караоке и сырной тарелкой.

И по правде говоря, мне и самой никогда не хотелось приглашать в наш дом кучу народа. Это такой стресс, следить за тем, чтобы гости хорошо веселились, и в то же время все не разгромили. Хотя наш дом идеален для вечеринок. Мама спланировала его так, что в нем есть большое открытое пространство с высокими сводчатыми потолками и множеством прилегающих к нему комнат. Вечер кино, который я устраивала несколько недель тому назад – прекрасное тому доказательство.

Весь остаток дня я размышляла о том, почему именно Ренни всегда придумывает какие-то вечеринки. Почему она и только она организатор любой социальной активности на Джар Айленде.

Вечером нежданно-негаданно ко мне приходит удача. Мы все втроем готовим ужин, и вдруг мама предлагает нам сделать папе сюрприз и приехать к нему в выходные в Нью-Йорк, он делает там доклад на медицинской конференции. Я напоминаю ей, что мне нужно поработать над сочинением для поступления в университет.

– Лилия, ты же почти не видишь папу. Это такой хороший повод провести время всей семьей. Сходим в театр, пообедаем, заглянем на новую выставку в Метрополитене. Если успеем, сходим на массаж. А еще устроим предрождественский шопинг! Ты, кажется, говорила, что тебе нужны новые ботинки для верховой езды?

Я догадываюсь, что она хочет соблазнить меня именно шопингом, но твердо стою на своем.

– Папа будет занят весь день. Не пойдет же он с нами вместе в СПА.

– Он будет с нами ужинать, – возражает мне мама.

– Мам, мне нужно готовить документы для поступления. Нам так много сейчас задают, что я просто не в состоянии была ими заняться в последнее время. – И это абсолютная правда.

Мама вздыхает.

– Хорошо, поедем как-нибудь в другой раз.

– Вы же можете поехать вместе с Надей. – Говорю я ей. – Я прекрасно справлюсь и без вас, обещаю.

Я вижу, что мама колеблется. Ей очень хочется уехать с острова, под любым предлогом. Зима очень плохо на нее действует. Она вызываем у нее клаустрофобию, на улице так серо и промозгло, что она не может заставить себя выйти из дома.

А еще она очень любит Нью-Йорк. Она жила там, когда ей было около двадцати, и каждый раз с ностальгией вспоминает о прогулках по городу с друзьями. Надя, развалившись на диване, присоединяется к разговору.

– Мам, ну пожалуйста, давай поедем вдвоем! Мне так хочется походить по магазинам, – и поспешно добавляет, – и увидеть папочку.

– Не знаю… Оставить тебя одну на все выходные?

– Мам, со мной все будет в порядке, – твердым и уверенным голосом заверяю ее я. – Я же оставалась одна в этом месяце и ничего не произошло.

– Ладно… Я очень люблю рождественский Нью-Йорк, – говорит мама и смотрит на Надю. Та визжит. – Весь город как подарок в праздничной подарочной упаковке. – Она смотрит на меня и добавляет. – Ты могла бы пригласить Ренни, чтобы она составила тебе компанию.

– Может быть, – отвечаю я и вижу, как Надины брови ползут вверх. Я поворачиваюсь к ней спиной и наливаю в стаканы воды.

– Что у вас там происходит? – спрашивает мама. – Я уже давно ее у нас не видела.

– Ничего. Просто мы обе очень заняты.

Я вижу, что мама готовится задать следующий вопрос. Самое время поменять тему разговора.

– Мам, когда вы будете в Нью-Йорке, не могла бы ты купить мне тот крем для лица из салона, в который ты ходишь? Тот, что пахнет леденцами.

– Возможно, Санта и положит его в твой носок, – подмигивает мне мама.