Мои родители точно замечают мое поведение. Они обмениваются обеспокоенными взглядами. В какой-то момент мама садится рядом на кушетку и прикладывает руку ко лбу, проверяя, нет ли у меня температуры.
Я не думала, что буду чувствовать себя настолько плохо. Что мне будет так больно от того, что должно было быть фальшивкой.
Когда все подарки открыты, мама кивает отцу, и он выходит из комнаты. Когда он возвращается, в его руках две огромные коробки. Надя подпрыгивает и пытается забрать одну из них, но папа говорит:
– Оба для Лилии.
Я открываю их. Это новенький багажный комплект из Туми, оба в жесткой ярко белой оболочке. Один большой чемодан на колесиках и один поменьше, который можно поместить в багажное отделение над головой.
– Это для колледжа, – объявляет папа, – Ты знаешь, в Уэлсли есть потрясающие программы за границей.
У меня нет сил, чтобы возразить ему что-нибудь. Я не уверена по поводу Уэсли. Я просто киваю и несколько раз открываю и закрываю чемодан.
– Твой папа сам выбрал этот комплект. Он решил, что тебе понравится белый, – произносит мама и кладет мне ладонь на колено и крепко его сжимает.
Я автоматически перевожу взгляд на папу.
– Мне очень нравится.
– С Рождеством, принцесса, – отвечает он.
Глава пятьдесят восьмая. Мэри
Наконец-то наступил канун Нового Года.
Сегодня ночью идет снег, уже насыпало несколько дюймов. Ветер воет. Вечеринка Ренни наверняка все еще продолжается. Очень надеюсь, что завтра паром будет работать. Мне не терпится увидеть маму и папу.
Я уже приготовила специальный костюм для поездки домой. Юбка карандаш, каблуки и кремовая блузка. Я хочу выглядеть красивой и взрослой, когда они меня увидят. Я хочу, чтобы они поняли, что я выросла. Они хотели для меня только хорошего, но всегда слишком сильно меня опекали. Когда я вернусь, я хочу чтобы они видели во мне девушку, а не девочку.
Но сперва мне нужно посетить одну вечеринку и попрощаться с двумя особенными людьми.
Я не тороплюсь, укладывая волосы и нанося косметику. Я крашу губы в рубиново-красный цвет и собираю волосы в пучок. Я надеваю платье, которое я нашла в шкафу – белое с низкой талией, дополняю наряд золотыми браслетами и бусами и начинаю искать свои золотые босоножки.
Звонит дверной звонок. Боже, эти дамы из сообщества по сохранению культурного наследия никак не отстанут. Я рассчитываю, что тетя Бэтт как всегда не ответит, но звонок продолжает настойчиво надрываться.
Странно.
Наконец я слышу, как тетя Бэтт открывает дверь.
– Эрика?
Я замираю.
– О боже, Бэтт. Посмотри на это место.
Этот голос, я так давно его не слышала.
Моя мама! Она… Она здесь! Я подпрыгиваю и несусь вниз по ступеням, и когда я вижу ее я останавливаюсь как вкопанная.
Мамочка?
Она стоит в прихожей в длинном черном пальто. У нее совсем седые волосы, почти такие же, как и у тети Бэтт. Как она могла так быстро постареть? Меня не так уж долго не было.
– Что это за шум? – спрашивает мама.
– Это Мэри, – отвечает тетя Бэтт.
– Бэтт, прошу тебя. Пожалуйста, не мучай меня так.
Я замираю. Что-то не так. Что-то совсем не так.
Я чувствую, как меня бросает в жар, и начинается паника. Рамки на стене начинают дрожать, и мне приходится уговаривать себя успокоиться, просто успокоиться.
Успокойся, успокойся, успокойся.
– Тебе нужна помощь, Бэтт, – говорит моя мама, и ее голос звучит так, будто она плачет. – Я забираю тебя отсюда. Этот дом отравляет тебя. Звонили из общества по сохранению памятников. И не зря. Ты только посмотри вокруг!
– Нет, нет, я в порядке Эрика! – с отчаянием в голосе говорит тетя Бэтт. – Мэри хочет уйти! Мне станет лучше, когда она уйдет!
– Этот дом в руинах, и ты… ты не в порядке, – убеждает ее мама. – Ты не можешь здесь дольше оставаться.
Тетя Бэтт начинает пятиться.
– Тебе стоит увидеть ее, Эрика. Поговорить с ней. Рассказать ей о Джиме. Может быть это поможет ей.
Джим – мой отец.
– Бэтт, пожалуйста, прекрати, – говорит мама, и ее голос звучит болезненно. – Прекрати говорить о ней.
Что происходит? Они поссорились? Они прекратили общаться, пока меня не было – вот почему они не приезжали меня навещать?
– Мы уезжаем. Сейчас же, – мама открывает дверь. Я смотрю на нее и заставляю ее закрыться. Мама в ужасе смотрит на то, как ручка двери выворачивается у нее из руки. Дверь захлопывается и защелкивается на щеколду.
Тетя Бэтт кричит.
– Мэри! Прекрати! Ты напугаешь ее! – Не обращая на нее внимания, я бегу к кровати, хватаю рюкзак и несусь вниз.
– Мамочка! Я еду с вами! Не уезжайте без меня!
Но я слышу, как открывается задняя дверь. Я подхожу к своему окну и вижу, как моя мать, держа тетю Бэтт за плечи, пытается заставить ее подойти к машине. Они уезжают? Без меня?
Я бегу вниз к машине.
Мама всхлипывает. Она даже не смотрит на меня.
– Бэтт, пожалуйста, пожалуйста, сядь в машину.
Я подбегаю к ней.
– Мамочка! – кричу я. Я реву, и ставни на доме начинают открываться и закрываться, быстрее и быстрее. Я не могу остановиться, я не контролирую себя.
– О боже! – кричит моя мама, рывком открывая пассажирскую дверь и заталкивая тетю Бэтт внутрь. Она подбегает к другой стороне машины, но спотыкается и падает на землю.
Я бегу за ней, всхлипывая.
– Мамочка, мамочка, мамочка, – плачу я. – Не уезжай, не оставляй меня. Я хочу домой!
Ее глаза расширяются в ужасе.
– Мэри, это ты?
– Не оставляй меня, – умоляю я. Она пытается подняться, и я жду, что она обнимет меня, прижмет к себе. Прошло так много времени, мамочка.
Но она не делает ни шагу навстречу, обегает машину и забирается внутрь. Я стучу по стеклу так сильно, что стекло начинает трескаться.
– Прости меня, – плачет она. – Мне так жаль. Я не могу остаться, – ее руки трясутся, пока она заводит машину, включает заднюю передачу, разворачивается и уезжает.
Глава пятьдесят девятая. Лилия
Я не собиралась идти на вечеринку. Кэт забрасывает меня сообщениями, уговаривая передумать, обещает, что они с Мэри будут защищать меня от Ренни. Потом в середине дня я получаю сообщение от самой Ренни. В нем говорится: «Начнем по новой в Новом году? Приходи сегодня вечером». После она шлет мне фотографию своей руки, в которой она держит вишневый Блоу Поп. У нее безупречный маникюр. Ногти, покрытые бледно-розовым лаком с блестками, похожи на конфетки.
Я решаю идти. Не хочу быть единственной в школе, кто это пропустит. И моя сестра там будет. Даже Кэт с Мэри пойдут. А мне что делать? Ужинать с родителями?
Еще несколько месяцев тому назад мы бы готовились к вечеринке вместе с Ренни. Мы бы врубили Мадонну и дрались за зеркало, выбирая между алой и кирпичного цвета помадой. Теперь я сама по себе. Даже Нади рядом нет, она ушла вместе с девчонками из класса к Жанель. Дома я одна.
Я нашла платье в интернете в магазине винтажной одежды, и очень волновалась, что оно на мне не будет сидеть, ведь раньше размеры были совсем другими, но, когда его доставили, оно оказалось идеальным. Из изумрудно-зеленого тонкого шелка, с низкой талией, глубоким V-образным вырезом и перекрещенными на спине лямками, оно было изящным и изысканным.
Я накрутила волосы на мамины бигуди, и сделала пучок. Он все время съезжал в сторону, и мне потребовалась целая куча шпилек, чтобы его закрепить. Последним штрихом стала темно-красная помада.
Я спускаюсь вниз по лестнице как раз, когда домой с работы приходит папа. Он обнимает меня и говорит, что я настоящая красавица. А еще напоминает, что сегодня я должна вернуться домой в два часа ночи и ни секундой позже. Он просит меня не ехать домой на машине, а взять такси или позвонить ему, чтобы он меня забрал.
– В канун Нового Года на улицах небезопасно, – говорит он. – Много пьяных.
Я закатываю глаза и повторяю, как попугай.
– Да, папочка. Хорошо, папочка.
На светофоре я пишу Эш, чтобы договориться прийти вместе. Она отвечает, что уже на месте. Я пишу Алексу, но ответа не дожидаюсь. Мы почти не разговаривали с того вечера у него дома, когда я рассказала ему, что целовалась с Ривом. Между ними и так все было непросто, и мне кажется, что мое признание еще больше все испортило.
Рядом с галереей припарковаться оказалось невозможно. Я оставляю машину в двух улицах от нее и сразу же жалею, что надела мамины туфли с ремешками и стразами. Они у нее от Маноло, и я всегда думала, что такая дорогущая обувь должна быть удобной. Эти туфли совсем неудобные. Когда я добираюсь до места, ноги уже болят, мне очень хочется разуться.
Название галереи с витрины уже стерто, и на ней висит объявление о сдаче помещения в аренду. С улицы оно выглядит таким заброшенным. Что происходит внутри не видно. Все стекла запотели.
У дверей действительно стоит охранник. Я его знаю, он работает поваром в «Галстуке-бабочке». Не могу поверить, что Ренни удалось уговорить его профукать Новый Год ради бессмысленного стояния у дверей галереи, где проходит школьная вечеринка.
– Пароль? – спрашивает он.
– Лунный свет, – отвечаю я, и на какое-то мгновение мне кажется, что Ренни его поменяла и я вообще не попаду внутрь.
Он кивает.
– Десять баксов.
Десять баксов? Я никогда в жизни не платила за вход ни на одну из ее вечеринок.
– Я из выпускного класса, – объясняю я ему. – Я подруга Ренни. Мы ведь встречались раньше в Галстуке-Бабочке?
– Сегодня все друзья Ренни, – говорит он и смотрит поверх моей головы на шумную компанию, проходящую мимо. – Для выпускников – десять, для первоклассников – двадцать, а второклассники платят тридцать.
Я на 1000 % уверена, что Эш и все наши ничего не платили, но мне не хочется стоять и спорить с ним на улице. Это унизительно.
– Ладно. Так и быть.
К счастью у меня есть наличные, которые дал мне папа на такси. Я достаю двадцатку из расшитого бисером клатча и отдаю ему.