учится. Но это случилось. Они меня поймут. Должны понять.
Я сажусь и осторожно трясу Рива за плечо.
– Просыпайся.
Он открывает глаза и улыбается. Потом его лицо становится изумленным.
– Черт.
– Родители меня убьют. Я должна была быть дома в 2.
Я отодвигаюсь от него и начинаю искать сумочку. Она валяется на полу рядом с туфлями. Я проверяю телефон. 15 пропущенных звонков. И все из дома.
– О, нет.
Рив заводит грузовик и в один прием выезжает из леса на главную дорогу.
– Через шесть минут ты будешь дома. Мы скажем, что уснули. Все будет хорошо.
– Ты ничего не объяснишь, – говорю я ему. – Просто высадишь меня у дома и все. Я сама с ними поговорю.
Я смотрюсь в зеркало. Мои волосы в полном беспорядке. Я пытаюсь распутать пальцами свалявшиеся концы. Мне тревожно, и не только из-за родителей. Всякий раз, когда я вспоминаю про Мэри, у меня щемит в груди. Как мы вчера расстались с Ренни… какой кошмар!
Рив наклоняется и берет мою руку. Он сплетает свои пальцы с моими и говорит.
– Рен когда-нибудь это переживет. Я с ней поговорю. Не может же она вечно злиться.
Я хмыкаю.
– Ты вообще-то ее хорошо знаешь? Я уверена, что сможет.
– Но только не на меня. Мы так давно знаем друг друга, – уверенно говорит он.
– Хорошо, она простит тебя, но меня будет ненавидеть всю жизнь, – как только я это произношу, до меня доходит, что именно так оно и будет. Рив – просто парень, он никогда не был ее лучшим другом. Он не предавал ее, как я.
– Я не позволю ей тебя ненавидеть, Чоу, – говорит Рив, я начинаю улыбаться, но почти сразу же снова становлюсь серьезной.
– А Мэри. Мэри так расстроится.
– Кто такая Мэри? – спрашивает Рив.
– Она мой друг. – Мы уже въехали в мой квартал. Позже, если родители вообще выпустят меня когда-нибудь из дома, я расскажу ему. И о нашем с Кэт и Мэри плане мести, и об наркотиках на осеннем балу, и о том, как я старалась влюбить его в себя. Обо всем. Я знаю, что он не захочет слышать, но другого пути нет. Когда он поймет, как больно он ранил Мэри, он пойдет к ней и извинится. Он наверняка захочет все исправить.
Мы сворачиваем на мою улицу, и я вижу рядом с домом полицейскую машину. Господи! Родители объявили меня в розыск.
– Ого, – едва слышно произносит Рив и въезжает на нашу дорожку. – Ты точно не хочешь, чтобы я пошел с тобой? Давай свалим все на меня.
Но я уже открываю пассажирскую дверь.
– Езжай. Я тебе позже позвоню. – Я выскакиваю из грузовика и несусь к входной двери. Мне не нужно смотреть назад, я и так слышу, как отъезжает его машина.
Задыхаясь от волнения, я влетаю в дом. Папа топчется у камина, мама, обняв Надю, рыдает на диване. Рядом с ними сидит полицейский.
– Я так виновата, – начинаю я. – Я уснула…
Я умолкаю потому, что мама ахает, а папа смотрит на меня странным взглядом. Он подбегает ко мне, заключает меня в свои объятия, крепко прижимает к себе и сдавленно шепчет.
– Слава богу, что с тобой все в порядке. Слава богу. Мы думали… – Он даже не может закончить предложение.
– Что случилось? – спрашиваю я и смотрю через его плечо на маму и Надю. Они обе плачут. Она прижимает Надину голову к груди и гладит ее по спине.
– Лилия, – с трудом, сквозь рыдания говорит она и протягивает ко мне руки. Мне страшно. Мне еще никогда в жизни не было так страшно.
– Папочка? – Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза. – Скажи, что случилось? Это бабушка?
Папа закрывает входную дверь и пытается отвести меня к дивану.
– Сначала сядь, солнышко.
Я мотаю головой.
– Нет. Скажи мне сейчас же.
Он кладет руки мне на плечи. В утреннем свете видно, какие глубокие у него морщины вокруг глаз. Он выглядит таким уставшим.
– Это Ренни.
Мое сердце ухает куда-то вниз. Нет. Нет, нет.
– Она попала в аварию, и мы думали, что ты была с ней в машине. Она погибла, Лили.
Я чувствую, что ноги меня больше не держат. Папа бросается, чтобы меня поднять, но не может. Я не могу двигаться. Этого не может быть. Это какой-то дурной сон. Ренни не могла погибнуть. Это невозможно.
Глава шестьдесят пятая. Мэри
На закате я просыпаюсь и вижу, что лежу, свернувшись калачиком на земле, а вокруг меня замерзшая трава, грязь и снег. Но я не чувствую холода. Я вообще ничего не чувствую. Я приподнимаю голову.
Что произошло?
Почему я все еще здесь?
Постепенно взгляд фокусируется. Мраморные плиты, сухие цветы, оплавленные свечи. Я на большом кладбище в центре острова.
Я подползаю ближе к надгробию, рядом с которым лежу.
Джеймсу Гленну Доновану, любимому супругу и отцу.
Я всхлипываю. Папочка. Он умер год назад. Я напрягаю мозг, чтобы вспомнить, когда в последний раз его видела. Это было еще до того, как я уехала на Джар Айленд. Я не помню этот день, не могу вспомнить его голос или то, как он проводил меня до парома. Как будто кто-то начисто стер мою память.
Я изо всех сил пытаюсь сдержать слезы и вдруг вижу это. Еще одно надгробие по соседству с папиной могилой. Оно выглядит совсем старым, как будто раньше было белым, а теперь посерело от времени.
Элизабет Мэри Донован Зейн, покойся с миром, моя малышка.
Я дотрагиваюсь до надписи пальцами. Элизабет. Я произношу это имя вслух. Так меня зовут.
В семье меня называли Мэри, ведь первое имя я получила в честь тети Бэтт… Но в школе все знали меня как Элизабет.
Элизабет Зейн.
Большая З..
Дрожащей рукой я тру камень, чтобы прочитать день моего рождения. Мне было 13, когда я…
Я поднимаюсь на ноги и иду с кладбища, не оставляя за собой следов, потом бегу что есть сил к моему дому.
Входная дверь открыта. Я вхожу в дом, поднимаюсь по лестнице и захожу в свою комнату. Здесь нет никаких коробок с вещами, которые я упаковала. Мой шкаф прикрыт простыней. На кровати нет белья. Я заглядываю в ванную. Шторка от душа куда-то исчезла, полотенца тоже. Я смотрю на душевую кабину, она вся в пыли. И это несмотря на то, что я принимала душ прямо перед приездом мамы.
Но я же ходила в школу. Я делала то, что делают все остальные девочки. У меня есть друзья. У меня целых две подруги!
Каким образом они могли меня видеть, если я умерла?
Я прокручиваю все события в голове. Вспоминаю всех людей, с которыми разговаривала: Кэт, Лилия, Тетя Бэтт. И все. Погодите-ка! А на Хэллоуин? Я разговаривала и с другими людьми! На Хэллоуин я поцеловала мальчика.
И вдруг я слышу тетины слова, которые она сказала мне в ту ночь. В Хэллоуин стирается грань между живыми и мертвыми.
Я опускаюсь на колени. Тетя Бэтт пыталась мне рассказать. Но я не поняла. Я до сих пор не понимаю.
Неужели я была здесь все это время? А психиатрическая лечебница, новый дом, все годы, что я провела далеко отсюда – неужели это все происходило только в моем воображении? А велосипед? Моя одежда? Все этого не было?
И самый главный вопрос: если я умерла, то почему я не в раю? Или в аду? Почему я не исчезла? Почему я не могу уехать с Джар Айленда?
Я закрываю глаза, откидываю назад голову и начинаю кричать.
Глава шестьдесят шестая. Кэт
Сейчас время ужина, и я сижу в припаркованной машине неподалеку от дома Лилии и непрерывно курю с наглухо закрытыми окнами. Снег так и продолжает идти с прошлой ночи, и ветровое стекло стало совсем белым.
Я целый час жду, когда она вернется домой. Я не знаю, где она. Наверное, дома у Ренни утешает ее маму. Может, вместе с Эш и другими девочками из команды успокаивают друг друга и плачут.
У меня болит сердце. Ведь мы с Ренни так долго были подругами.
Даже несмотря на перерыв в нашей дружбе в старшей школе, я знаю, что она была глубокой и крепкой, такого друга, как я, у нее никогда не было.
Я даже не смогла заставить себя пойти к ней домой. Мне кажется, я не имею права, и плевать, что за моей спиной кто-то будет обсуждать, скорблю я или нет, что никто не подставит мне плеча, чтобы поплакать. Никто не объяснит мне, что на самом деле произошло, что стало причиной аварии, и что нам всем теперь делать.
Я написала Лилии десяток сообщений, но она ни на одно не ответила. Ни на одно, хотя прекрасно знает, что я тоже была лучшей подругой Ренни.
Наверное, она до сих пор с Ривом.
К Мэри я тоже не могла поехать, не поговорив с Лилией и не выяснив у нее что, черт возьми, происходит.
Я прислоняюсь лбом к стеклу, закрываю глаза и снова начинаю плакать. Это какое-то сумасшествие.
Я совсем не спала. Ни секундочки. Только непрерывно рыдала и курила с того самого момента, как увидела горящий в ущелье джип.
Я смотрю на часы на приборной доске. 17:00.
Ренни мертва уже пятнадцать часов.
Пятнадцать часов тому назад я стала последним человеком, который ее видел. Я дала ей ключи. Я позволила ей вести машину. Меня начинает трясти и слезы потоком льются из глаз. Голова раскалывается от боли. Я сую руку в карман и достаю таблетку валиума, которую дал мне Пэт, когда я попробовала уснуть, вернувшись из леса. Бог знает, откуда он ее достал. Я запиваю ее холодным кофе с заправки.
По-моему, мне все-таки удалось отрубиться. Не знаю, сколько прошло времени до того, как я услышала, как кто-то стучит в окно.
Лилия.
Я тянусь к водительской двери и открываю ее. Она залезает в машину. У нее красные круги вокруг глаз и очень бледная кожа.
– Прости, что не ответила, – шепчет она. – Я была с ее мамой. Она… она в очень плохом состоянии.
Я просто смотрю на Лилию и не знаю, что сказать. Она начинает плакать.
– Уже известно, что с ней случилось? Почему она разбилась?
– Не знаю. Полицейские пока не сказали.
– Ты знала, что у нее были фотографии, на которых видно, как ты подливаешь наркотик в стакан Риву?
Лилия еще больше бледнеет.
– Ты их видела?
– Да. Ренни мне их показала после твоего ухода. Мне пришлось убедить ее поехать со мной и не демонстрировать всем. Потом я вернулась, взяла их и сожгла. Только я не знаю, вдруг остались копии?