Это была прекрасная легенда. Ее хорошо рассказывать вечерами у очага. Жил да был римский император… или просто военачальник… но для легенды лучше — император. И звали его на их языке Максим, а на нашем — Максен. И приснился ему дивный сон: что есть остров севернее самых северных земель, и велик он, и изобилен, и… в общем, прекрасен во всех отношениях. И есть там владыка, играющий с сыном своим в золотые шахматы, а подле сидит его дочь, красотой затмевающая… всё, что барду на язык подвернется, то и затмевающая. И проснулся император, и отправился на поиски того острова и той красавицы, и долго искал он, и переплыл море великое, и нашел тот остров, и……и высадился в Дифеде, завлеченный чарами Эудафа, сына Карадауга, и его дочери. И женился на прекрасной Элейн. И дал клятву возвести своего тестя на престол в Каэр-Ллуде. Конец сказки. Начало войны.
Кромка власти: Магн Максим
Поистине, Фортуна привела меня на этот холодный остров. Мои легионы мне послушны. Одно мое слово — и они провозгласят меня императором. Да что там! — они станут убеждать меня принять власть, а я еще могу и поотнекиваться… неделю-другую. Потом позволю меня уговорить. Скольких будущих императоров вознесли к вершине власти их легионы! Чем я хуже?!Рим падет к моим ногам. Всё это так, и я уверен в моих легионах, как в собственном оружии. Но…Скольких императоров возносила армия — и скольких она же и свергала. Нет, мало опираться на мощь войска. Нужна и иная сила. На этом сыром и холодном острове так много говорят о священной власти короля. Похоже, не врут. Здесь действительно творится что‑то странное. Жрецы этих дикарей действительно могут…Жена? Ладно, пусть будет жена. Молода и довольно миловидна, особенно если ее отмыть. Наделяет истинной властью? Отлично. Верю. Сделать Верховным королем ее отца? Да с удовольствием! Когда я пойду на Рим, мне в тылу верный правитель Британии будет очень кстати. Провиант для легионов поставит — и всё добровольно, по-родственному.
* * *
Если бы Максиму, уже именуемому в легионах Магном, а в Кимре величаемым Вледигом, сказали, что причина всех его властолюбивых амбиций — вон тот немногословный смуглый сказитель-филид, то будущий император оскорбился бы и, возможно, покарал бы дерзкого. Неудивительно, что никто Максиму этого и не говорил. Тем более, что никто этого и не знал. Кроме самого этого филида. Впрочем, человеком он был лишь по матери.
Кромка власти: Деноален
Я не знал своего отца. Мать смутно помню: обычная женщина из круитни. А отец… он был не из людей. Это единственное, что мне о нем известно. Этого достаточно. Он дал мне свою силу, а прочее неважно. Я не понадобился ему за все эти годы — так зачем он мне? Я высок ростом, почти как эти южане. Когда родичи моей матери заметили это — меня стали чураться. Пусть их. Мир огромен, и мне нечего делать в их землянках. Меня никто не учил арфе. Просто случайно попался в руки инструмент — и я заиграл. Это так же просто, как дышать. Нечему учиться. Мне было холодно на севере, и я ушел на юг. Андред, сын Эудафа. Он принял бродягу-певца, еще не зная, кто я и какова на самом деле моя сила. Он просто предложил мне кров, стол и дружбу. Он чужд магии. Ирония судьбы — потомок Бендигейда Врана не способен даже разжечь огонь усилием воли. Но — у него есть я. А у меня — он. Я не могу быть бренином. Андред — может. Эудаф… нет, его уже не считаем. Он слишком стар. Силы покидают его. Советник бренина. Я им стану. Совсем скоро. Чуть подстрекнуть алчность Эудафа… амбиции Максена. Вот уже и союз заключен. И Элейн замужем. И войска идут на Каэр Ллуд: римские легионы и воины Дифеда, все вместе. Скоро Эудаф будет провозглашен бренином… но ненадолго. А Максен еще раньше уберется в свой Рим — там царствовать. Кто же останется править Прайденом? Прямой наследник Бендигейда Врана — Андред. И я.
* * *
Он пришел в Тинтагел один. Без воинов, без слуг. Широкоплечий вооруженный исполин, он выглядел смурнее нищего. Его провели к Марху.
— Помоги! — сказал воин, глядя глазами затравленного зверя.
— Кто ты? И чем я могу тебе помочь?
— Я Конан Мериадок. Я племянник предателя Эудафа. Я хочу биться против римлян. Марх горько усмехнулся:
— Иди и бейся. Римляне давно на востоке, незачем было идти на юг.
— Но ты можешь дать силу! — зарычал воин. — Невиданную силу! Ты давал ее другим — так дай мне! Я хочу сокрушать сотни врагов! Марх опустил голову.
— Да-ай! — взревел Конан.
— Не могу. Я связан словом с твоим дядей. Я не могу вооружить тебя против него.
— Но дай мне хотя бы войти в курган! Я чувствую: я смогу выбраться сам. Мне не нужно обрядов, я так ненавижу римлян, что гнев заменит мне любые ритуалы. Дай войти!
— Хорошо.
Кромка времен: Марх
Почему мне кажется, что я раньше видел этого Конана? Он родился не так уж давно, мы не могли встретиться…Но упорно преследует воспоминание. Это было еще до смерти Северуса. Была битва, пикты гибли и никакой надежды на победу. Но с рассветными лучами на холме появился он — Конан. Или его двойник из иных миров. Он разметал римлян, как ветер разметывает солому. Его огромная секира несла смерть… а сам он был словно мои бессмертные, только не было на его теле ни синего узора, да и никакие раны не могли остановить его. Римляне тогда разбежались. А пикты устроили пир прямо на поле боя. И неодолимый Мериадок (если это был действительно он) поднял чашу к небесам, плеснул вино на землю… и исчез с лучом закатного солнца. Будто его и не было. Пиктам было проще: они благодарили меня за появление этого героя. Мне было хуже: я не понимал ничего.
* * *
— Конан, я не стану проводить обряд.
— Ну да. Я же сказал: я сам выйду из кургана.
— А ты подумал, куда ты выйдешь? Ты не властен над тропами миров, ты можешь оказаться где угодно.
— Мне угодно оказаться там, где я буду бить римлян. Воин на миг задумался и вдруг рявкнул:
— Нет! Не римлян! Любых врагов бриттов! Любых, сколько их было и будет во всех твоих временах!
— Уверен?
— Сколько раз повторять!
— Хорошо.
* * *
И синим светом сияла каменная резьба на стенах крипты, и оплетали потоки силы тело нагого исполина… оплетали, но не оставляли следов. Ибо нельзя взять то, что тебе не дают. Ибо не будет проведен обряд — без жреца. И не выйти из кургана дерзкому. Только — не держится он за жизнь. Не боится гибели. Обречен самонадеянный на смерть, и смело рвет он сети заклятий, ибо нечего терять тому, кто презрел спасение. Разорваны узлы узоров, спутаны хитросплетения законов. Нет жизни наглецу, но и смерти нет ему без жизни. Нет ему ни будущего, ни прошлого. В бездорожье времен блуждать, неся гибель тем, кого назовет врагом.
* * *
Кимра вздрогнула в ужасе, когда дружина Кинана Мериадока — исчезла. Все ждали, чью же сторону примет племянник Эудафа, дерзнет ли пойти против дяди и короля, осмелится ли обнажить оружие против римских легионов — или долг младшего и благоразумие возьмут в нем верх? Все ждали начала битвы……и ничего. Нет Кинана — говорят, ушел к Марху. И не вернулся. Нет и его дружины. Исчезла, как пена на прибрежных камнях. Что ж, пока вся Кимра болтает об этом, Максену можно идти на Каэр-Ллуд, не опасаясь нападения с тыла.
* * *
Ночью Марх долго сидел в главной зале один. Эрлы и слуги, чувствуя настроение короля, разошлись кто куда. Марх глядел в очаг, иногда подкладывал поленья. Старался не думать ни о чем. Особенно — о боях, которые, наверное, идут уже на подступах к Каэр-Ллуду…Не думать! На душе было скверно, как никогда. Сознание своего бессилия оказалось отравой хуже гнилого мяса. Иноземные захватчики разгуливают по Прайдену, а он, король и сын короля, сидит без дела! О чести своей, видите ли, заботится! Да гори она огнем, эта честь! Огонь очага вдруг вспыхнул, словно туда подложили верхушку сухой сосны. Марх усмехнулся: нешто и впрямь пожелание сбылось и честь — сгорела? Но в гуле жаркого огня ему послышался ответ. Не слова — мысли, чувства. Король Корнуолла мог поступиться честью. Он не был бы ни первым, ни тем паче — последним королем, нарушившем слово. Он мог бы ударить по иноземцам, призванным внуком Карадауга. Но он — король Аннуина. Мира, где слово навеки имеет силу Творения. И если король Аннуина нарушит слово — он просто перестанет быть Королем. Аннуин лишится человеческого Короля, миры разойдутся… о том, к чему это приведет, — лучше не думать. По сравнению с этим война с Максеном — не больше, чем поиски отбившейся от стада овцы. Марх переложил дрова в очаге, подкинул еще парочку. Огонь стал жарче. Король уселся поближе, греясь. От этих мыслей ему было зябко. Он знал, что останется в Тинтагеле. Что смирится с Максеном, даже если тот провозгласит себя бренином (Марх более чем сомневался в том, что высшая власть достанется Эудафу, а не его воинственному зятю). Марх знал, что судьбы нынешнего поколения бриттов не стоят судьбы всей Британии.…Король грелся у очага, чувствуя себя сейчас до невозможности усталым и одиноким. Судьбы двух миров были слишком тяжким грузом даже для его плеч. Ему сейчас отчаянно хотелось… тепла? Но было и так жарко. Да, тепла. Но не того, что дает трещащее в огне дерево. Тепла души. Чтобы рядом был тот, кто всё поймет без слов, кто просто… тот? Или — та? Марх вдруг понял, чего… кого ему сейчас до невозможности не хватает. Жены. Не женщины, не прекрасной и дерзкой Ллиан, а совершенно другого существа. Красивой или нет — неважно, искусной в любви или просто покорной — не важно тем более! Просто теплой. Просто — жены. Чтобы можно было просто сесть бок-о-бок, и она бы… неважно. Просто — добрая и чуткая. Просто — рядом. Где ты?! Сколько мне еще ждать тебя?! Отзовись!»Король, повинуясь наитию, чуть потянул золотой волос из туники, отщепил кончик и бросил его в огонь. Пламя взметнулось, едва не облизав потолок, — а потом сложилось в лицо девушки. Простое человеческое лицо. Черты правильные, красивые, но — ничего особенного. Добрый взгляд.«Где мне найти тебя?! Где ты?!»Король Аннуина сейчас был неспособен на мудрую вязь хитрых наговоров. Он просто спрашивал — и сердцем слышал ответ.«Еще не родилась».«Сколь мне ждать еще?! Сколько?! Я устал быть один!»«У тебя есть Ллиан».«Ллиан… она прекрасна, и я счастлив с ней, но это всё равно что бежать греться плясками, когда в доме нечем топить. Да, веселье согреет — пока есть силы плясать. А дом как был промерзшим, так и останется. Я — человек, и мне нужна моя жена!»«Она еще не родилась».«Сколько еще ждать?!»Но на этот вопрос ответ не пришел. Зато пришла Ллиан.
— Мне почудилось, ты звал меня?
Кромка любви: Марх
Ллиан… Ты — радость моя. Может ли жизнь состоять из одной радости? Ты считаешь, что может. Что только так и должно быть. Ничему, кроме радости, в твоей жизни нет места. И мне с тобой всегда радостно. В твоих ласках, в веселье, в танцах и песнях я забываю обо всех заботах. Я счастлив с тобою, Ллиан. Только вот одна беда: я не могу совсем уйти от своих забот. Я человек, Ллиан; по крови — полубог, но человек по собственному выбору. Я — король людей, я в ответе за них. А человек должен нести груз забот. Иначе он просто перестанет быть человеком. А такая роскошь мне непозволительна. Я в ответе за Корнуолл, Ллиан. Да ты это всё давно знаешь. Я смотрюсь в твои глаза, как в зеркало. И вижу себя — но лучшим, чем я есть. Сильным, уверенным, всегда поступающим мудро. Не знающим поражений. Ты настолько уверена, что я и есть — такой, что я никогда в жизни не смогу пожаловаться тебе… хоть на малейшую слабость. Ты веришь в меня… боюсь, я святотатствую, но мне кажется: именно так люди и верят в своих богов. В их беспредельную силу и такую же удачу. Когда мы вместе, я и сам верю в себя — настолько. Словно и не было поражения в Битве Деревьев. Словно и не владеет до сих пор Гвидион священным стадом Аннуина. Словно римляне не штурмуют сейчас Каэр Ллуд. Но ты веришь, что рано или поздно я одолею любых врагов, — и с тобой я тоже становлюсь уверен в этом. Хотя бы на час.
Кромка войны: Марх
Максен — бренин. Не нужно дожидаться человеческого вестника из Каэр-Ллуда, чтобы узнать об этом. Весь Аннуин говорит. И теперь не только я, но и другие властители Аннуина связаны словом: против бренина не поднимет меча никто. Слова заклятья против него не обратят тем более. Хитер, подлец! — стал правителем Прайдена по нашим законам. Сделался родичем Бендигейда Врана. Надежнее защиты не бывает. И лишь одно радует — насколько в это проклятое время радость возможна: Эудаф перехитрил сам себя. Неужто он вправду надеялся, что такой зять сделает его Верховным Королем? Но, кажется, есть еще одна радость: Максену вовсе не нужен Прайден. Он хочет стать правителем там, в их Риме. Надеюсь, он свернет там себе шею!
* * *
Шаги послышались снизу. Нет, дело было не в том, что кто‑то начал подниматься по нижней лестнице, — да и нет в человеческом Тинтагеле такого эха, что распознать негромкий шаг по каменным ступеням. Этот гость поднимался из аннуинского Тинтагела. И человеком он не был. Даже не дал себе труда открыть дверь — вошел прямо сквозь нее.
— Ирб! — Марх поднялся навстречу.
— Здравствуй, Конь.
— Какими судьбами?
— Ну а кто тебе поможет, кроме меня?
— Поможет… — Марх опустил голову. — Я связан двумя клятвами… я не исполняю — обе, и подчас мне кажется, что нарушаю — обе. Уж проще нарушить одну…
— Проще — не «лучше».
— Знаю…
— Марх, римляне идут на юг.
— Знаю.
— Сын Карадауга полон гнева на тебя. Он ждал, что ты его поддержишь.
— Я предпочел бы выйти на помощь его врагам.
— И это правильно. Но, король, что ты будешь делать, если римляне вторгнутся в Корнуолл?
— Разобью их.
— А если с ними будет Эудаф? Или его сыновья? Или новый бренин Прайдена?
— Нарушу клятву.
— Не надо, — улыбнулся Ирб. Северянин еще ничего не сказал, но король Корнуолла уже понял его — понял по этой улыбке, по синим боевым узорам Альбы, которыми было покрыто тело Ирба. По древнему каменному ножу на поясе у советчика Мейрхиона.
— Ты поднимешь мятеж среди моих эрлов? — улыбнулся в ответ король Корнуолла.
— Мятеж? — приподнял бровь Ирб. — Зачем? Я просто предложу всем, кто не хочет пустить римлян в Корнуолл, идти со мной. Марх подошел к окну, распахнул тяжелые ставни, подставил лицо ледяному ветру с моря.
— Спасибо, — проговорил он. — Камень с души…Северянин положил руку на плечо королю:
— Иногда нужен тот, кто решит за тебя. Марх вдруг резко обернулся:
— Зачем ты мнем сказал о своем плане? Клятва требует от меня…Ирб прищурился:
— Не всякое требование исполнимо. И в ответ на недоуменный взгляд короля Корнуолла пояснил:
— Марх, ты ничего не можешь запретить мне: я древнее тебя и я не твой вассал. И если римляне нападут на Корнуолл, то я предложу всем, кто не желает смиряться с захватчиками, идти на бой под моим предводительством. Я — из Альбы, и даже с бренином Прайдена не связан словом. Марх восхищенно покачал головой. Ирб поправил ветвь чертополоха в волосах и с явным удовольствием подвел итог:
— Так что если римляне нарушат границу, то твои эрлы с полным правом скажут: «Извини, король Фелагунд, мы глубоко уважаем твои клятвы, но — мы хотим жить на своей земле, а не отдавать ее врагам. И ты нам не указ, а твои клятвы — не наш долг!»
— Фелагунд? — удивился Марх. — Что за Фелагунд?
— Прости, — махнул рукой Ирб. — Когда живешь так долго — начинаешь путать миры. Это такой король сидхи был… или будет? Неважно.
— А с важным я и не спорю, — улыбнулся Марх. — Ирб, я твой должник.
— Ерунда. Пока я еще ничего не сделал. Может быть, римляне и не вторгнутся в твои земли.
— Вторгнутся они или нет — моя благодарность не будет меньше.
* * *
Максен ушел на юг. Власть над Прайденом, похоже, совершенно не интересовала его. А без помощи римлян сгинул и Эудаф — несостоявшийся бренин. Так что однажды в Корнуолл пришли отнюдь не римские войска, а странник с небольшой свитой. Андред, сын Эудафа. В безвластии, которое накрыло Прайден после ухода Максена, он оказался беспомощен. Потомок Бендигейда Врана? — ну и что? Королькам, рвущимся к трону в Лондиниуме, не было дела до имен из древних легенд. А всю силу Дифеда Максен забрал с собой. Или — она сгинула вместе с Кинаном.
— Ты обещал моему отцу! — требовательно сказал Андред. Марх с холодной улыбкой кивнул:
— Я обещал твоему отцу. Не тебе.
— Но я из дома Ллира! Ты должен помочь мне! И король Корнуолла отвечал:
— Тебе, юноша, я ничего не должен. Наше родство слишком дальнее, чтобы обязывать меня. Но в сердце Марха шевельнулся непрошенный зверек: жалость. Способный пролезть в любую щелку, этот зверь чувствовал себя совсем свободно на холодном приволье морских ветров. Тут любой станет его жертвой. Так что король ответил:
— Твой отец возомнил о власти над Прайденом — и лишился Дифеда, пожалованного ему мною. Пусть его пример станет для тебя уроком. Вернуть тебе Дифед я не в силах: на этих землях теперь правят новые хозяева. Но кров я тебе дам. В Тинтагел станет домом для тебя. И осталось непроизнесенным:«Пусть твой отец предатель, но потомок Бендигейда Врана не уйдет от моего порога как нищий».