— Ой, здрасте, дядь Миш, — выпалила Инна. — С наступающими вас. Что случилось?
Она-то подхватила трубку и нажала на прием не глядя, ожидая совсем другого звонка. Тетин муж ответил:
— Тебя кое-кто хочет видеть.
— Кто? — удивилась она, предполагая, что это покупатель, который дозрел купить картину, а ее уже не было в галерее. — Дали бы номер, и все.
— Твоя бабушка.
— Ох…
Где стояла — там и села, благо, тахта рядом.
— Инна! Что ты молчишь? — поторопил дядя. — Тебе назначено сегодня на шесть. В фонде «Гиперборея» новогодний прием. Записывай адрес.
Записывать нечем, но он диктует, как будто уверен, что Инна придет. Не может не прийти на аудиенцию к злой королеве.
— Ну?!
— Я слышу, дядя Миша. Слышу. Извините, я сейчас не могу говорить.
Она отключилась, не сказав ни да, ни нет. Значит, бабушка Ксения поразмыслила и, руководствуясь какими-то своими непонятными побуждениями, решила устроить внучке смотрины. А смысл? Все равно она беспородная. Смесок, черная кость. А они, Валевские — белая кость, голубая кровь. И так будет всегда.
— Папа, мама…
Их память предаст, если пойдет. Или нет? Знать бы ответ. Чего старуха от нее хочет? Ведь хочет же. Просто так она ничего не делает. «Умная бестия», — звала ее бабушка Аля.
Боже! Полтора часа осталось, если она надумает идти. И если хочет быть пунктуальной, не опоздав к началу. Полчаса только езда на такси. Еще надо привести себя в порядок.
— Что делать?
— Вуууу… — массивная собачья морда легла на колени, язык лизнул руки. — Мх-гм?
Сейчас, намек поняла. Иду. А морда не треснет, дорогая? Не треснет, не треснет, словно уверяла псина, которая потрусила за хозяйкой на кухню. Там Инна насыпала корма, а сама выпила воды, успокоилась и трезво оценила происходящее. Пожалуй, надо сходить. Хотя бы узнает, чего от нее хотят. Брата взять? Нет, не будет будить, он только с ночной смены лег. Съездит одна.
Теперь надо решить, хочет она соответствовать или ей начхать на чужое мнение, а конкретно на мнение бабушки, которая ни разу не говорила с внучкой за все двадцать три года ее жизни. Решение вышло компромиссным.
— Я девочка? Девочка.
Красоту наведет для Сергея. Остальное — приятный бонус. Будет выглядеть достойно на приеме. И да! Она точно, всенепременно опоздает к началу. Во-первых, не на работу и не на собеседование, ни к чему спешить. Во-вторых, то есть во-первых лучше это — она девочка. Имеет право и просто обязана немного опоздать. И, в-третьих, пусть кое-кто не думает, что она готова примчаться по первому зову, как собачонка.
Инна надела любимое черное платье и черные же легинсы, нацепила черную бархотку на шею; сменку не стала брать — достало и черных сапожек. Гот — не гот, эмо — не эмо, но траурно как-то. Может, так и должно быть? Однако, повинуясь своему неиспорченному вкусу, художница разбавила мрачность одеяния ярким цветовым нюансом, сменив бархотку на тонкий алый шарфик. Помада в тон. Духи. Волосы чистые, струятся сквозь пальцы — годится!
Теперь одеться и в салон — делать маникюр и расслабляться. По пути она купила сладкую слойку и с удовольствием съела, ощущая, как приходит в согласие с собой и окружающим миром. Все путем! Все — будет — хорошо!!!
Открыть дверь в салон. На звон колокольчика оборачивается администратор.
— Девушка, я понимаю, праздники и все такое. Но есть окошко на маникюр?
Счастье есть! Кто-то не пришел. Свободно. Маленькое чудо. Она бы просто вернулась домой и никуда не пошла, если бы было иначе. Да, лак. Да, вот такой. Ну, в тон, да. И вас тоже с праздником. А триммером можете на шее немного снять? Три секунды же! Спасибо, добрый парикмахер, плюс в карму. Девочки, вы лучшие!!! Я девочка.
Помаду еще купить, полноразмерную, с маленьким зеркальцем в футляре. А то давно съела ту, которой дома накрасилась.
Все!
Красивая, уверенная в себе и своей неотразимости.
Готова к труду и обороне. И ко встрече со злыми ведьмами.
Глава 32
У въезда на склад внезапно, словно из-под земли возник молодой смуглый парень с автоматом. Он махнул им рукой: мол, проезжайте.
На складе гостеприимно распахнулись стальные ворота. Двое развели створки в стороны. Иванченко, однако, въезжать внутрь не спешил. Сказал Серому остановить у входа. Машина «зоотовары» с их прикрытием стояла позади.
Главный вышел. Вслед за ним — Гринев и москвичи. Серый, как было заранее условлено, остался пока за рулем. Он приоткрыл дверцу и опустил стекло с другой стороны, чтобы слышать, как развиваются события. Бойцы высыпали наружу из второй машины. Их водитель тоже остался за рулем, не заглушая мотора.
Чечены подошли познакомиться. До них метров пять, хорошо все видать. Из руководства было двое, остальные — ребята простые, которые их прикрывали. Все с «калашами». Главный оказался темноволосым мужчиной дет тридцати, не больше, смуглым, ярким, с правильными чертами лица и, что удивительно, рыжей бородкой. Бабам, наверное, нравился. Вежливый, спокойный, не в пример скандальному Мансурову. Он первым протянул руку Иванченко для рукопожатия.
Поздоровались. Вроде, никто никого убивать пока не торопится. Обсуждают дела. Серый краем уха ловит имя Зимина. Панин начинает вдруг дергаться и нервничать. Он неестественно напряжен, как будто готов напасть или сломя голову убежать. Лицо еще может солгать, но его-то как раз и не видно. Зато заметно по его спине. Рябов отступает на шаг: не выдержал первым. Иванченко и Панин начинают спорить на повышенных тонах.
Серый ловит краем уха слова: «товар», «сдал», «гнида»… Чечен, улыбаясь, наблюдает, как главный трясет за грудки рыжего. Тот отталкивает Иванченко и получает пудовым кулаком в морду. Встает с земли, сплевывая кровь, и бросает какие-то слова кавказцу. Улыбка исчезает с лица.
— Эй! — крик Гринева перекрывает базар. — Стоять!!!
По знаку начальника службы безопасности бойцы скрутили Рябова и Тихона, уложив их на землю. Те даже не успели оружие достать. Панин остался без поддержки. Гринев подошел и протянул руку, как в тот раз, когда собирал мобильные телефоны.
Панин что-то сказал и хотел оттолкнуть Гринева. Он отступил в сторону, ухватил рыжего за руку и завел ее за спину, надавив за локоток. «Вывод нежелательного гостя из дома». Обезоруживает, бросая ствол на землю. Достает нож. Зачем?
- *ля!!!
Да что вообще происходит? Чечены тоже в недоумении, половина стволов теперь направлена на Панина с Гриневым и ребят. Иванченко расстегивает молнию на куртке рыжего, и Гринев быстро проводит ножом, полосуя одежду. Что они ищут? Кажется, нашли что искали.
Панина с подельниками передают чеченам. Значит, не придется его кончать. Серый одновременно рад и разочарован. Странное чувство. Иванченко жмет руку чечену, возвращается в машину и запрыгивает на переднее сиденье. Гринев садится назад. Их ребята, которым так и не пришлось поработать, быстро грузятся обратно во второй микроавтобус.
— Трогай!
Машины лихо трогаются с места, поднимая крошево из гравия и снега.
— Ну, как все прошло?
— У него прослушка была. Прямо на нем.
— Дистанционная? Или просто запись?
— Запись.
Это радует.
— Жаль, не допросить теперь, — вздохнул Гринев, доставая начатую пачку «парламента». — Иван Сергеевич, можно курить?
— Форточку только открой.
Все кончилось, так и не начинаясь.
Они ехали, и Серый думал. Потом вдруг резко дал по тормозам, благо, они теперь замыкали строй. Их «пицца» ехала следом за «зоотоварами».
— Эй, ты чего?! — крикнул Иванченко.
Он и Гринев не понимали, что случилось. Машина впереди тоже встала. Серый сказал:
— Я же знал.
Он действительно знал, что с Паниным что-то не так. Все время знал. Его чуйка не ошибалась. Серый всегда понимал, друг перед ним или враг. Или просто посторонний человек, не представляющий угрозы. Жаль, подавил в себе это странно чувство в зародыше и еще в Москве не настоял, чтобы Панина как следует проверили.
Хотя кто бы ему поверил? Кому веры больше — не судимому бывшему вояке или «своему» в доску уголовнику? Легенда при внедрении наверняка была безупречной. Или его уже потом завербовали, чем-то зацепив.
— Ага, *опой чуял, — рассмеялся главный. — Поехали.
По дороге обратно Гриневу опять позвонили. Он перегнулся через переднее сиденье и сказал Серому:
— Разберись со своей бабой.
— Что опять?
— У нее были зять и дочь Хаджитура. Недолго. Что-то забрали. Говорят, сумка была небольшая, типа спортивной.
Интересно, что внутри? Зная Инну, Серый затруднялся даже представить. Уж точно не наркота или что-то запрещенное. Однако она нарушила данное ему слово. Обещала же, что не будет контачить с этой семейкой. Месяца не прошло.
— Хорошо, я сам, — ответил он, ощущая, как внутри становится пусто.
— Она куда-то поперлась. Сначала в косметический салон, потом в «первомайку».
— Это на въезде в город, — отметил Серый. — Адрес точный нужен. Высадите меня там.
— Вот как бывает, Серега, — сказал вдруг главный. — А с виду не скажешь.
Не хотелось отвечать. Матерное только вырисовывалось. Непечатное.
Когда-то, давным-давно, еще в другой жизни отец ушел от матери Серого. Мрачный был мужик, нелюдимый и гордый. Потомственный военный. Только ей и верил. Что-то там у них случилось, даже сын всей истории не знал до конца, но они разъехались. Разводиться раньше было не принято: позор, всеобщее осуждение. Особенно у членов партии и высоких военных чинов. Это потом стало проще.
Так что до совершеннолетия Серого они официально были женаты. И в армию провожали сына вместе. Отец не стал отмазывать, как это часто делали другие. Счел бы позором, если бы сын не отдал долг Родине.
Серов-старший часто бывал в гостях, воспитывал, брал сына к себе на дачу на выходные. Второй раз он так и не женился.