— Спрашивай, о чём хочешь, — повторил кошмар, как будто мои угрозы были недостойны презрения. Оно не должно было знать, что за ним стоит Джин Ён, но я заметила короткий взгляд, который оно бросило через плечо, когда он вошёл в комнату, и впервые я тоже почувствовала страх за Джин Ёна.
Страх, что это может причинить ему боль. Страх, что он навредит этому прежде, чем оно сможет сказать мне то, что мне нужно знать.
Я ненавидела себя за то, что вынуждена была задавать этот вопрос монстру, убившему моих родителей. Я ненавидела себя за то, что вынуждена была это спросить, но ничего не могла с собой поделать.
— И что решили мои родители?
Джин Ён пристально и подозрительно оглядел меня, и я увидела, как его брови поползли вверх, когда он заметил возникшие между нами миазмы. На мгновение воцарилась полная тишина, и глаза Джин Ёна остановились на кошмаре, когда оно произнесло в тяжёлой тишине:
— Твои родители решили умереть за тебя.
Я всхлипнула, то ли от горя, то ли от радости, я не была уверена, потому что теперь я знала: я знала, что мои родители умерли из-за меня, и я без сомнения знала, что тот же убийца убил и родителей Морганы. Джин Ён зарычал и шагнул вперёд, прямо сквозь кошмар.
— Naga, — сказал он ему, презрительно взмахнув руками, когда проходил мимо, и оно мгновенно исчезло, как будто его никогда и не было. Он стащил меня с кровати и поставил на пол, затем взял меч из моих рук. — Он должен быть внизу, — твёрдо сказал он и направился к выходу из комнаты, перекинув его через плечо.
Думаю, он давал мне секунду, чтобы я вытерла слёзы с лица, потому что на самом деле он не ушёл: он подождал у двери, пока я вытру лицо и догоню его. Он повёл меня вниз по лестнице, но не произнёс ни слова, пока не убрал меч в подставку для зонтов.
— Тебе не следовало вытаскивать эту штуку, — прямо сказал он. — Если ты не хочешь быть привязанной к трону, тебе следует избегать его.
— Я сделала это не нарочно, — устало сказала я. — А как вообще получилось, что ты поднялся наверх?
— Когда Хайион и старик уходят, становится тихо, — сказал он, как будто это должно было что-то значить.
— Не хочешь ли выражаться немного яснее, — сказала я, мой голос всё ещё был слегка надменным.
— Твоё сердце билось слишком быстро, — объяснил он. — Обычно я этого не слышу, если только не охочусь, но в тишине…
— Хм. Не знала, что ты так умеешь.
— В последнее время, — сказал он с резкой усмешкой, — я очень сосредоточен.
Это заставило меня рассмеяться, и тошнота, которая до сих пор не отпускала меня, отступила.
— Что, на моём сердцебиении?
Он пожал плечами.
— Сердцебиении, словах, выражениях.
— Оу, — я поставила кофеварку на режим кипячения и достала из холодильника немного крови. Джин Ён спугнул кошмар, и этот поступок заслуживал особого кофе. — Как так получилось?
— Я же говорил тебе, — сказал он, облокачиваясь на кухонный стол, подпирая подбородок ладонями и пристально глядя на меня. — Я провожу исследование.
— Точно, — сказала я, насыпая в его кофейную чашку несколько специй: корицу, имбирь, пару гвоздичек и стручок кардамона, чтобы они смешались. — Ты же знаешь, что Зеро от этого не становится менее раздражительным, верно? В доме начнётся бардак, если ты начнёшь встречаться с другими людьми.
Джин Ён снова пожал плечами, и его улыбка стала искрящейся, восхитительно самодовольной.
— Хайион будет поступать, как ему заблагорассудится.
— Ага, но…
— Что это штука тебе сказала? — спросил он так спокойно, что я была уверена, что он просто меняет тему. — Почему ты плакала?
— Оно сказало мне спросить то, что я хотела спросить, — коротко ответила я, отворачиваясь, чтобы добавить крови. Я обошла Джин Ёна и кухонный столик, чтобы вернуть оставшуюся часть пакета в холодильник, игнорируя его пристальный взгляд. — Я спросила у него, что решили мои родители, когда оно предложило им выбрать: убить их или убить меня.
— Ах, — пробормотал он. — Значит, это оно и было. Как с той, другой девушкой.
— Ага, — сказал я. В моём животе всё ещё было холодно, потому что теперь я знала, что, несмотря ни на что, как бы трудно ни было заставить себя покинуть безопасный дом, я должна буду сделать всё возможное, чтобы точно узнать, кем и чем были мои родители. И, сделав это, я выяснила бы, что за люди убили их и всех остальных, и заставила бы их заплатить.
Мои родители пытались защитить меня, и теперь я знала, что, когда дошло до дела, они умерли, чтобы защитить меня. Я не могла оставаться там, где была, в своём уютном маленьком домике, прячась за Зеро до конца своих дней.
Наверное, было бы преувеличением сказать, что железо вошло в мою душу, но… на самом деле, нет. Было бы чертовски уместно сказать, что железо вошло в мою душу. Пусть только кто-нибудь из фейри или Запредельных попробует остановить меня сейчас.
— Кстати, а где остальные двое? — спросила я его. Я не хотела говорить об этом кошмаре. Пока нет. Мои решения и целеустремленность были всё ещё слишком свежими, чтобы о них можно было много говорить, а сам кошмар по-прежнему внушал ужас.
— Думаю, Хайион со своим отцом, — сказал он. — Кто-то воспользовался дверцей шкафа. Не знаю, где старик. Собираешься вернуться наверх?
Недоверие в его голосе заставило меня слегка улыбнуться.
— Полагаю, можно было бы поспать на диване, — сказала я. Атилас, опять ушёл? — мне бы очень хотелось узнать, чем он так часто занимался по ночам в последнее время. Особенно когда Зеро не было дома, чтобы знать, что он ушёл. — Но тогда я, вероятно, просто проснусь, когда эти двое вернутся домой, а мне меня ожидают кое-какие утренние дела, прежде чем я спущусь.
— Документы, — сказал он, кивая. — Тогда мы посмотрим документы.
— Погодь-ка, что значит «мы»? — запротестовала я, но он уже выхватил у меня из рук обе кофейные чашки и быстро поднимался по лестнице, не слыша меня.
Я погналась за ним, но где-то между тем, как переступил порог и прошёл мимо столбика кровати, я обнаружила, что мне почему-то приятнее видеть кровососущего комаришку, чинно восседающего на моей мягкой подушке, чем входить в ту же комнату в одиночестве после более, чем обычно, страшного кошмара.
Возможно, я видела, как его галстук выглядывает из-под пиджака, который он повесил на столбик моей кровати, или, может быть, он просто оставил свои ботинки у двери, а босоногий вампир почему-то вызывал меньше беспокойства, чем нормально обутый.
Я плюхнулась на мягкую подушку с другой стороны, заставив Джин Ёна передёрнуться, что чуть не подорвало его чувство собственного достоинства, к его большому удивлению, и сказала:
— Лады, но ничего из этого не должно выходить за пределы моей комнаты, и никаких разговоров с Зеро о том, что ты здесь увидишь, хорошо? Это моё личное дело, пока я не решу рассказать ему.
В общем, когда придёт время, будет достаточно сложно объяснить, почему и как у меня всё это оказалось.
— Ya, — сказал он, восстанавливая равновесие и пытаясь сохранить достоинство. — Noh, ты…
Я стукнула его по голове ближайшей пачкой бумаг и сказала:
— Hajima, — легонько стукнула его, конечно; в конце концов, он только что помог мне избавиться от кошмара. — Меня зовут не ты.
— Тогда как мне тебя называть?
— Фиг его знает, — сказала я. Даже когда мама и папа были живы, у меня обычно было прозвище. Наверное, я могла бы назвать ему это прозвище, но было странно назвать вампиру прозвище, которым мои родители называли меня.
Джин Ён раздраженно прищелкнул языком.
— Ах! Это раздражает! Я дам тебе имя.
— Ты не можешь просто так дать мне имя. Я не собака.
— Но ты не станешь говорить мне, как тебя зовут, — запротестовал он. Он немного подумал, нахмурившись, и добавил: — И я не буду называть тебя Пэт. Ты не мой питомец. Я так решил.
Я фыркнула на его замечание.
— Ты решил? Я так решила.
— Я тоже решил.
Я подозрительно посмотрела на него.
— Да? И почему же?
— Хайион сказал мне, что я должен называть тебя питомцем.
— Так вот почему ты вдруг решил не делать этого? — не похоже, что это выставило его личность в особенно выигрышном свете. Более того, я почувствовала разочарование, и это было странное чувство, связанное с Джин Ёном. — Ты просто хочешь насолить Зеро?
Джин Ён, выглядя раздраженным, сказал:
— Дело не в этом! Ты специально не понимаешь меня!
— Погодь, с чего это ты становишься таким злюкой?
Он сделал глубокий вдох через нос, и я могла бы поклясться, что он пробормотал что-то по-корейски об эмоциях и о том, что он слишком усердствует. Я чуть было не спросила его, не пытается ли он сказать мне, что я слишком эмоциональна, что лопаюсь, как воздушный шарик, но он опередил меня.
— Я хочу сказать, — сказал он, — что я не всегда подчиняюсь Хайиону. И когда он думает, что я подчиняюсь ему, я делаю это только в той мере, в какой это кажется мне правильным.
Возникает интересный вопрос.
— Когда Зеро сказал тебе называть меня Пэт?
Он нахмурился, как будто это был не тот вопрос, которого он ожидал.
— В прошлом году. Вчера он… снова напомнил мне.
На этот раз нахмурилась я.
— Так вот почему ты сосал пакет с кровью, когда я вчера вышла из душа? Погодь-ка, так вот почему он швырнул тебя об стену?
— Конечно, — сказал он как ни в чем не бывало. — Зачем ещё ему это делать?
Я открыла было рот, чтобы объяснить ему, почему ещё кто-то мог так поступить, но он поспешил заговорить раньше, чем я успела, как будто прекрасно понимал, что я собираюсь сказать.
— Это не важно. Сегодня мне нужно имя, чтобы как-то к тебе обращаться. Мне не нравится «Пет», тебе не нравится «noh»; также ты будешь возражать, если я буду называть тебя другим именем.
Он остановился и подумал, затем неуверенно произнес слово по-корейски.
В пропущенном через Между переводе это прозвучало как «ты».
— Что за блин? — удивлённо переспросила я. — Ты пытаешься переплюнуть Шекспира?