Главное, чтобы за это время убийца ещё до кого-нибудь не добрался. В каком-то плане, это было бы даже к лучшему, как бы цинично это не звучало. След остывает, по нему сложнее искать и пройдёт время, выйти на убийцу будет практически невозможно. А новое покушение позволит освежить дело и добавить новых данных, что позволит и принцип выбора жертв, и самого убийцу. Однако Кондрат всё же надеялся избежать подобного.
— Отправим запрос в военное ведомство по всем трём… четырём. Пусть пришлют личные дела, — кивнул он.
— Я или ты отправишь?
— Я, — встал Кондрат.
Дайлин вздохнула. Никто не любил возиться с бумажками, и хорошо, когда на кого-то этом можно сбагрить.
И расследование продолжилось.
Иногда со стороны может показаться, что расследование убийства, это как в книге: пришёл, увидел, победил. Ну или собрал улики, подумал с умным видом, после чего вычислил убийцу дедуктивным методом. Нет, такие, конечно, одарённые встречались. Они смотрели на место преступление, подмечали малейшие детали, могли сопоставить то, что казалось попросту несовместимым, после чего на основе даже не точных данных, а общих суждений, основанных на логике, после чего медленно выводили истину.
На деле это выглядело так: как этот идиот смог это провернуть? Или просишь досье, а тебе говорят: «в течение недели мы вам её пришлём, если она картотека не сгорела во время прошлого пожара». И много ещё каких нюансов, которые буквально тормозят дело. Да и все эти истории, которые решают дедуктивным методом, идут по горячим следам, а не так.
Ну и сам Кондрат, как он считал про себя, не был гением дедукции, да и просто одарённым детективом. Просто среднестатистический сыщик, который барахтается в луже, пытаясь со скрипом связать все детали вместе.
И так как теперь ему предстояло ждать, пока ответят на запрос, — а по опыту Кондрата, здесь, где не было нормальных архивов, где все данные будут храниться вместе, это займёт много времени, — он вернулся к делу об убийстве Хартергера.
Первым делом он навестил Шейнау Эбигейл. Надо было удостовериться, что охрана хорошо поняла его намёк и больше не приближалась к ней без какой-либо необходимости, да и появилось несколько вопросов, на которые он хотел, чтобы она ответила.
В тюрьме его встретили с определённой настороженностью. На этот раз смена была другая, однако они всё равно достаточно долго проверяли Кондрата и спрашивали причину посещения.
— Достаточно того, что я из специальной службы, — отрезал он. — Или мне надо обращаться напрямую к вашему начальству?
Этого они явно не хотели и пропустили его. Что касается девушки, то она так и оставалась в своей камере. Грязной, влажной и прохладно, как погреб. Выглядела на не лучше, чем при первой их встрече, но тем не менее не хуже, что радовало.
— Они перестали ко мне подходить, — просипела она на его вопрос.
Значит ему удалось достучаться до них. Уже хорошо, одной головной проблемой меньше. ДА и чего говорить, ему было неприятно даже представить, как эти грязные увальни припирались сюда ради того, чтобы развлечься с человеком, который не имел возможности дать им отпор.
— Они тебя кормят? — уточнил Кондрат на всякий случай.
— Да, кормят, — кивнула девушка, кутаясь в подранное одеяло. — Меня выпустят?
— Пока нет. Но я хотел спросить тебя кое о чём.
— Да, конечно…
— Ты хоть раз слышала о том, чтобы у твоего графа были враги? — поинтересовался он.
— Ни разу. Они меня не посвящал в подобные вопросы, — хрипло ответила Шейна.
— Тогда может кто-то был недоволен графом в поместье? Я имею ввиду, слуги, может жена как-то его недолюбливала. Или может его родные дети хотели его наследства?
— Я не разу не слышала б этом. Хартергер всегда был ко всем добр и отзывчив. Он любил детей, заботился о них, и жена его любила…
— И не было слуг, которые бы относились к нему… подозрительно? — спросил Кондрат.
— Подозрительно?
— Может кто-то шептался о нём много? Или, может, проявлял к нему какой-то интерес, следил. Вёл себя, не как слуга?
— М-м-м… нет, не было такого, мистер Брилль. Все слуги работали уже достаточно давно, и последнего слугу Хартергер нанял лет пять назад. Служанку. Она работала со мной на кухне, если смена выпадала.
— Хорошо, в тот день, когда убили графа, он вёл себя как обычно? Или может как-то странно? Нервозно?
— Как обычно, — слабо пролепетала девушка.
— Ясно… — пробормотал Кондрат.
Его взгляд скользнул по этой камере, которая не просто была местом содержания преступников, но и моральным убийцей. Находясь здесь, даже он чувствовал какую-то пробирающую до костей безысходность, которая давила на мозги. Даже просто здесь находиться — это убивать здоровье, и Кондрату было сложно представить, каково здесь зимой. Но ещё и сидеть даже каких-нибудь пять лет…
Возможно, в этом был смысл, сломать тебя морально, заставить бояться ещё раз переступить закон и попасть ещё раз в это место, но на деле он не перевоспитывало. Оно наказывало и ломало, заставляло или потерять вообще надежду, или ожесточиться.
— Шейна, ты хоть раз убиралась на чердаке? — спросил Кондрат, разглядывая камеру.
— Что?
— Чердак в поместье. Ты хоть раз прибиралась там?
— Д-да, конечно, мистер Брилль, — кивнула она. — А что?
— По каким дням проводят уборку?
— По четвергам. Мы поднимались туда, выметали всю пыль и мыли все поверхности, включая балки наверху.
— Если я не ошибаюсь, то именно четверг, это было накануне убийства Его Сиятельства Хартергера, верно?
— Да, днём. Мы поднялись туда и убирались, — кивнула Шейна.
— Вы — это…
— Я, миссис Льинс, мистер Руберто и Цирра.
— И вы не заметили там ничего подозрительного?
— Нет, это ведь… чердак, — удивлённо ответила Шейна. Это была первая её эмоция помимо всепоглощающей грусти. — Что там может быть?
— Я имею ввиду, может ты видела какие-то следы? Может… было заметно, что там кто-то находился или даже жил?
— Следы там были, но это следы тех, кто поднимается туда за вещами, чаще всего наши. Но я не видела, чтобы там были следы… знаете, как когда кто-то хочет спрятаться. Мы ведь полностью обходим чердак, сразу бы заметили, что кто-то куда-то забирался.
Кондрат мог спросить то же самое и услуг, однако, учитывая, что именно Шейну обвиняют, её мнение им было здесь самым авторитетным. Есть не за чем было врать насчёт того, что могло бы девушку оправдать и помочь избежать виселицы. А значит версию с чердаком можно вычёркивать, и теперь оставалось всего два варианта: кто-то проник, молниеносно убил и так же быстро скрылся, или это сделал кто-то из дома.
Хотя бы здесь удалось определить, куда копать. Теперь надо ещё раз всё обдумать и оставить один вариант, который он и будет разрабатывать.
— Ладно, уже хоть что-то… — направился он к выходу.
— Когда меня казнят? — тихо спросила она его в спину.
— Если всё будет хорошо, то никогда, — ответил Кондрат через плечо.
— А если нет? — ещё тише спросила Шейна.
— Пока дата не объявлена, так как суда не было. А суд будет, когда дело окончательно рассмотрят. У нас ещё есть время.
— Ясно… — выдохнула она то ли облегчённо, то ли обречённо.
И когда Кондрат уже вышел из камеры, внезапно он кое-что понял. Нахмурившись, он обернулся к девушке, которая продолжала сидеть у себя на кровати.
— Шейна, — позвал он.
Девушка подняла к нему голову.
— Да?
— А почему ты зовёшь графа просто по фамилии? Не граф, не господин или хозяин, а просто Хартергер?
Девушка открыла рот… и не выдала ни звука, глядя на Кондрата. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы подобрать хоть какое-то вразумительное объяснение.
— Я… ну… мы были друзьями…
— Друзьями? — прищурился Кондрат.
— Ну… он же ко мне хорошо относился, и мы… вот…
— Почему не по имени? Почему по фамилии? Друзей по имени зовут.
— Я… ну я так его называла за глаза всегда… — пробормотала она.
Конечно, Кондрат мог придираться, однако своё суждение он основывал на том, что уже успел увидеть в этом мире, заметить за поведением людей и их привычками. Везде и всегда люди ведут себя по определённому шаблону, принятому в этих местах. И часто ли видел Кондрат слуг, которые называют даже за глаза хозяина так фамильярно? Нет, не часто, максимум, просто граф тот-то тот-то. То есть минимальное уважение обычно проявлялось, просто потому что. Да и будь он другом, его бы назвали по имени, но никак не по фамилии, будто девушка… и не его сильно-то его и уважала.
А если развивать эту мысль, за неуважением обычно следует недолюбливание. А недолюбливание рождает действия, направленные против человека. Убила ли девушка его? Кондрат не мог однозначно сказать, притянутые улики против слов. Но могла ли она с таким отношением иметь опосредованное отношение к убийству? Вполне…
Кондрат и до этого задумывался в её невиновности. У него не было доказательств ни за, ни против, это очень усложняло дело. А сейчас, в свете событий, подобное выглядело тем более подозрительно.
Вопросы, сплошные вопросы… И Кондрат их любил, так как на любой вопрос практически всегда можно было найти ответ.
В поместье его впустили без каких-либо проблем, и первым делом Кондрат отправился к теперь уже вдове Хартергер, которая пока владела безраздельно поместьем, пока дети не вернутся, и старший не примет наследство, взяв всё в свои руки. Ему нужна была её помощь, если он собирался выяснить правду.
Женщина будто похудела с последней их встречи и выглядела, как голодающий призрак, который бродит по пустым коридорам, не в силах найти себе пристанища. Но Кондрата она была не рада видеть, что отчётливо читалось у неё на лице, пусть и приняла его.
— Я хочу попросить вас о содействии одному эксперименту, — произнёс Кондрат.
— Какому? — нахмурилась она.
— Я хочу повторить то, что произошло в поместье, и посмотреть, успел бы преступник выбраться или нет. А вы попросите свою личную гвардию выполнить всё так, как они сделали в тот вечер.