— Нет, такое обычно вносят в личное дело. Награды, поощрения, благодарность, дисциплинарные взыскания, рапорты, служебные записки… Да даже достижения и характеристики — всё это всегда вносится в личное дело служащих.
— Может забыли отметить?
— Или не внесли по какой-то определённой причине.
— Но почему?
Кондрат взглянул на Дайлин. Она не понимала.
— Потому что они что-то хотят скрыть от посторонних глаз. И чаще всего это что-то, что не подлежит публичному оглашению, будь то секретная операция или…
— Или? — нетерпеливо произнесла она.
— Или что-то очень постыдное. Что хотят закопать и никогда не раскапывать.
— Военное преступление, — догадалась Дайлин.
— В том числе, — кивнул он.
— Но они все служили в разных местах. И все трое что-то натворили?
— Очень даже вероятно. На войне такое не редкость. А может они служили все вместе, и вместе что-то сделали, и чтобы это прикрыть, они быстренько скрыли всё, создав липу.
— Ради них? — недоверчиво произнесла она.
— Не ради них, ради себя, — взглянув на девушку, Кондрат понял, что она не совсем представляет, о чём он говорит. — Чтобы сохранить лицо и не выносить на всеобщее обозрение какую-нибудь грязь, которая может бросить на империю тень, подпортить репутацию армии и солдат или даже вызвать возмущение у общественности.
— Империя никогда бы не сделала ничего подобного, — даже с каким-то жаром произнесла Дайлин. — Даже будь война, никто бы не стал такое прикрывать.
Она с вызовом встретила взгляд Кондрата, и чем дольше смотрела ему в глаза, тем её уверенность становилась меньше, пока девушка совсем не стушевалась, отведя взгляд. Кондрат не имел ничего против её патриотизма, однако и работой было смотреть на вещи трезво, а у неё этой трезвости не наблюдалось.
— Война, Дайлин, это не про благородство и честность. Это про победу любой ценой, где люди ломаются, ожесточаются и теряют человечность. И как следствие, иногда творят такие вещи, от которых в нормальной жизни у людей волосы встали бы дыбом.
— Их бы засудили на военном трибунале за подобное.
— И признать тем самым свои ошибки? Свои преступления? — хмыкнул он. — Нет, Дайлин, легче всё отрицать, чем признать свои ошибки.
— Признать свои ошибки — это сильная черта.
— Не в политике. А теперь, возвращаясь к вопросу, нам надо узнать, что произошло. И сразу отвечу на твой невысказанный вопрос — в министерстве нам не скажут ничего.
— Мы из специальной службы!
— А они из военного ведомства. У них свои правила, они перед нами не будут отчитываться.
— Тогда как нам узнать, что произошло?
— Здесь написано, где кто служил, — ответил Кондрат. — Можно найти тех, кто с ними служил, и спросить у тех напрямую.
— А судья? Как по нему мы будем что-то искать.
— Возможно, искать ничего не придётся, — ответил он задумчиво. — Возможно, наш судья мог вести какое-то дело по ним и тем самым стать одной из мишеней.
Что можно было предположить? Что все четверо знали какую-то неприятную тайну, о которой никто не должен был знать. И сейчас или кто-то им мстит, или кто-то пытается замести следы, чтобы никто не проговорился. Во втором случае всё будет сложнее, так как единственное заинтересованное лицо будет государством, а ему ничего не предъявишь. В первом же кто-то из жертв.
Но на эту тему надо будет разговаривать с Дайлин осторожнее. Он доверял девушке, однако её взгляды ему совсем не понравились. Нет никого хуже, кто слепо верит сказочному, отрицая любые противоположные факты. Того глядишь, и посчитает предателем. Патриотизм — это хорошо, но всё-таки критическое мышление никто ещё пока не отменял, особенно в их работе.
— Единственная проблема — нам сейчас придётся заново подавать запрос и ждать неделю, а то и больше, — вздохнул Кондрат.
— Может и не придётся, — произнесла Дайлин в ответ. — Можно попробовать найти всех иным способом.
— Каким же?
— Они ведь все получают пенсию, верно? Каждый, в зависимости от того, где служил, когда, сколько и в каких войнах участвовал. Можно запросить у них все пенсионные выписки.
— Ты представляешь, сколько их будет?
— Да, — кивнула Дайлин. — Но ты думаешь, что нам пришлют списки, с кем те служили? После того, как мы ими заинтересовались?
— Могут и не прислать… — согласился Кондрат. — Тогда что, делаем запрос?
— Нет, сходим сами, чтобы не давать повода нас заподозрить, — отметила она, вставая. — Идём?
— Давай.
Забавно, но здесь почти всеми финансами занималась налоговая. От налогов до зарплат и пенсий. Правда имела она название несколько другое: «Финансово-контрольное имперское учреждение учёта и выплат». Но если переводить вкратце на нормальный язык, — а именно так называл свой родной Кондрат, — то просто налоговая.
И именно её здание выглядело самым богатым. Не красивым, не жутким и не монументальным. Богатым. Будто кричало, куда идут налоги людей. И внутри, в этих огромных залах из позолоты и мрамора стояла кромешная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев и шагами, растворяющихся в коридорах. Надменные лица, прямые осанки, чуть задранные носы — люди сами по себе вызывали какое-то отторжение. Наверное, лишь подчёркивая, почему люди не любят всякие налоговые.
Архивы у них были внушительными, но, по крайней мере, хоть с какой-то сортировкой в отличие от многих других государственных учреждений. Когда везде всё было в кучу, здесь было какое-то подобие систематизации.
— Мы справимся, — похлопала его по спине Дайлин.
— Даже не сомневаюсь, — ответил он.
И они взялись за дело.
У них были даты, когда служили жертвы и где они служили. Уже на основе этого можно было сузить зону поисков. Правда эта зона поисков всё равно имела сотни, а то и тысячи человек, которые идеально ложились под необходимых им людей.
Это обещало занять не одни сутки, и Кондрат с Дайлин, как на работу, начали приходить в налоговый архив, пополняя списки людей, которые могли помочь им. Интересно, что они даже нашли всех жертв среди тех, кто получал военную пенсию. Здесь данных тоже было немного, и они, в принципе совпадали с тем, что было написано в их личных делах.
— Может, документы действительно потерялись? — предположила Дайлин. — Может военное ведомство ничего и не скрывает?
— Или после произошедшего они их просто перевели, стерев, где те служили до этого, и в налоговую попали именно последние обновлённые данные, — ответил Кондрат. — Когда государство хочет что-то скрыть, он скрывает это везде.
Так за три дня набралось уже около пятидесяти человек, и на этом числе оба решили остановиться, исходя из того, что если жертвы действительно служили там, то их должны были помнить. Как минимум, знать командира, который управлял не чем-то, а целой ротой. Так же были и те, кто служил в частях, снабжением которых занимался тот чиновник. Со сыщиком было сложнее, однако пара человек должны были его знать, поэтому если это не выгорит, они или продолжат поиски, или…
Что «или», Кондрат знать не хотел. Потому что в глубине души понимал, что эту троицу не просто так спрятали. И не просто так кто-то взялся за их устранение. И главное, что чтобы после того, как правда вскроется, устранять не начали их самих.
Глава 15
Кондрат и Дайлин начали обходить всех в алфавитном порядке. Пятьдесят человек, могло показаться, что это не так уж и много, но только не в том случае, если тебе надо ездить из одного края города в другой, пытаясь выловить их всех, когда некоторые ещё были и на работе.
Процедура была проста: Кондрат и Дайлин подходили, представлялись, после чего спрашивали, знают ли он убитых, показывая портреты, ради которых Кондрат даже вернулся в квартиры убитых. Однако единственный ответ, который они пока слышали, был «нет, не знаем». Это лишний раз подтверждало слова Кондрата — военное ведомство замело следы.
— Вы точно его не помните? — уточнил Кондрат, показывая нарисованный от руки портрет сыщика, который он нашёл в спальне убитого. — В документах сказано, что он был старшим лейтенантом и служил у вас заместителем капитана.
— Не помню такого, — покачал мужчина головой. — Капитана помню, а заместителя — нет.
— Хорошо, но может вы помните его? — показал Кондрат уже фотографию убитого директора. — Он командовал не вашей ротой, конечно, но может вы его помните?
Мужчина, уже посидевший старик, который когда-то был пушкарём, покачал головой.
— Не знаю такого.
— Ясно… — Кондрат спрятал портреты. — Благодарю вас за помощь.
Он вышел из небольшого склада, у ворот которого его уже ждала Дайлин.
— Нет? — спросила она.
— Нет, — подтвердил он. — Ни слышал и не видел. Уже двадцать седьмой по счёту, и в первый раз их видит.
— Может… я не знаю… — Дайлин продолжала искать оправдание ситуации, когда всё и так было очевидно.
— Они не служили там. Ни директор, ни сыщик, ни чиновник, — ответил Кондрат заместо неё. — Их просто вписали в случайные части, чтобы скрыть правду.
— И всё ради того, чтобы избежать огласки? Чего же? Почему просто не расстреляли, чтобы окончательно скрыть все следы?
— Возможно, потому, что они выполняли чей-то приказ, и сейчас их за это прикрывают.
— Это не ответ на вопрос, — не согласилась Дайлин.
— Своих не расстреливают, Дайлин. Как бы это не звучало, но правда в том, что они свои. И сегодня ты прикрываешь их, а завтра они прикроют тебя. Это круговая порука. Они выполняют твои приказы, эффективно выполняют, а ты взамен покрываешь. Это одна из причин. Другая — не признавать, что вы учудили.
— Легче было бы расстрелять.
Да, легче всегда всех расстреливать. Дайлин с такой логикой надо был в судьи идти. Но так устроено почти всё. Ты прикрываешь своих подчинённых, чтобы не влетело потом тебе самому. И тогда и тебе свои доверяют и будут выполнять, что ты просишь, зная, что ты их прикроешь. И ты получаешь то, что тебе необходимо. Рука руку мо