— И его тоже.
— Я могла потерять её… — пробормотала Чуна, со слезами на глазах глядя на Кондрата. Она боялась увидеть в его глазах осуждение или отвращение, но кроме холодной пустоты там ничего не было. — Она могла предпочесть отца… уйти от меня, ведь она не ведьма, и я далеко… Они были вместе, могли привязаться друг к другу, и я бы потеряла её… Она бы забыла обо мне…
— Может так было бы и лучше для неё, — заметил он.
— Но она моя дочь…
— Но не твоя собственность.
— Я не хотела потерять её… Я просто хотела для неё хорошего будущего, чтобы Шейна смогла обжиться в человеческом мире, чтобы у неё было всё хорошо, а он мог отобрать её у меня…
Короче, история, старая, как мир. Родители расходятся, а ребёнок остаётся. И они всеми правдами и неправдами пытаются его держать рядом с собой.
Теперь понятно, почему она соврала насчёт возраста. Чуна просто хотела устроить дочь как положено, но не хотела отпускать её, почему поступила, как любая мать в такой же ситуации — соврала. И отцу, и самой дочери. Решила, что так заставит их не привязываться друг к другу, что граф не станет ничего делать, раз это чужой человек.
Что ж, ложь удалась. Только она неподрасчитала совершенно другой момента. Возможно, граф увидел в отражении дочери саму Чуну, а Шейна… она просто молодая девушка, падкая, как и любая другая, на внимание статного мужчины. И они сделали то, что сделали.
— Шейне не обязательно знать об этом. Для её же блага, — произнёс Кондрат. — Если, конечно, она доживёт до того момента…
Глава 25
По крайней мере, это дало ответ — вряд ли Чуна стала бы убивать графа за связь со своей дочерью, так как сама об этом не знала. Но проблема в том, что это и не доказывало её невиновность: она могла убить его, чтобы устранить человека, который решил выбрать другую сторону. Ну и, естественно, графиня с её странной слугой, которую она взяла не пойми откуда тоже могла приложить к этому руку. Да, ситуация, сдвинулась, но не на немного и не совсем в ту сторону, которая была нужна.
— Чуна, ты возвращалась обратно в поместье к Хартергеру? — спросил Кондрат.
Она уже плакала под утешения Литы, и Кондрату пришлось повторить вопрос громче, чтобы она услышала. В ответ ведьма лишь покачала головой.
— Точно нет? Если ты что-то скрываешь, сейчас самое время ответить честно, потому что времени не осталось.
— Я не была там… — сквозь слёзы протянула она.
И ведь не проверишь её никак. Ни её, ни графиню, ни служанку, к которой его не подпустят, будут говорить, что её нет сейчас и так далее.
Лите пришлось проводить Чуну, которая была сама не своя. Дело замерло на месте, доказать что-либо не было никакой возможности. Кондрат лишь с сожалением взглянул на кофе, которое приготовил им. Придётся допивать самому.
Вайрин действительно управился за какие-то несколько дней. Он не пожалел потратить деньги на дирижабль, чтобы слетать сначала к себе, а потом и обратно, но уже не один, а с мужчиной, которого он охарактеризовал, как…
— Юнц, мельник! — Вайрин его представил, как какую-то долгожданную модель, ещё и указав на него руками, будто они могли случайно не понять, о ком он говорит.
Дайлин и Кондрат, сидя за одним из столиков в случайной кафешке пробежали по мужчине взглядом. Крупный, широкоплечий, но весь напуганный, словно мальчишка, он мял в руках шапку, поглядывая затравленным взглядом на сыщиков.
— Ну ты хоть поздоровайся, чё как деревянный? — хлопнул его по спине Вайрин.
— Да, простите, — он поклонился в пол. — Юнц Юнц, мельник.
— Юнц Юнц? — удивилась Дайлин. — Так, Юнц, это имя?
— Да, госпожа.
— А фамилия?
— Юнц.
— Но это же имя…
— Дай-ка, не тупи, у него Юнц и имя, и фамилия, — ответил за него Вайрин и подтолкнул его к стулу. — Юнц, присаживайся, чувствуй себя, как в гостях на допросе, — и сам селя рядом. — Короче, Юнц, хороший мужик, отличный мельник и прилежный семьянин. Он воевал на полях юной войны, когда ему было…
— Двадцать лет, — подсказал Юнц.
— Двадцать лет, да. Бравый боец, имеет медаль за особые отличия, побывал во многих горячих местах и вышел победителем без пальцев правой ступни и с пулей в бедре. И он кое-что слышал о том, что вас интересует.
Кондрат слегка наклонился вперёд.
— Мистер Юнц, кем вы служили?
— Пехота, господин.
— Можно просто мистер Брилль. Пехота, хорошо… А в звании кого?
— Рядовой, мистер Брилль.
— Когда вас призвали на службу?
— Спроси у него про… — начала уже Дайлин, но Кондрат поднял ладонь, останавливая её. Всё нужно делать по порядку.
— Так когда? — повторил он вопрос.
— В самом начале войны, мистер Брилль. Первый призыв, за неделю до начала наступления на южном фронте. Неделя обучения, и мы были первыми, кто ступил на территорию соседей.
— Соседей, — повторил Кондрат. — Не врагов, соседей.
— Я… простите, я… — сразу испугался тот.
— Нет, я ничего не имею против вашего мнения. Просто интересно, почему вы считаете их соседями, когда остальные называют их не иначе, как врагами?
— Ну… мы же воевали против таких же парней, что и мы сами, мистер Брилль. Нас просто послали убивать друг друга. Конечно, тогда я был иного мнения, но сейчас, по прошествии стольких лет… Мы сидели в окопах в мерах четырёхсот друг от друга. Мы… просто воевали ведь, отстаивали интересы своих империй. Брали в плен, попадали в плен…
— Вы были хоть раз в плену?
— Боги уберегли нас от этого, — выдохнул тот, сделав непонятный жест рукой, который в этом мире можно было назвать, как перекрестился.
— Хорошо. Наверное, господин Легрериан спрашивал у вас про чёртову гору. Можете рассказать мне, что это за место? Как его называли в действительности?
— Высота семь и семь, — негромко ответил тот.
— Почему семь и семь?
— Были укрепрайоны, первый, второй, третий, четвёртый, а тот… он не был укреп районом, это был лесистый холм, который располагался между седьмым и восьмым укрепрайоном. Там располагался полевой укрепрайон, чтобы сдерживать наши силы. Ну, чтобы они не прошли между ними и не зашли в тыл врага.
— И что там произошло? — спросил Кондрат.
— Я не был там, только слышал от других солдат, — извиняющееся ответил мужчина.
— И тем не менее, что вы слышали?
— Ну… наши хотели зайти в тыл, но для этого надо было пройти через ту сопку. Говорят, там положили не одну роту, чтобы пробиться.
— И не прошли, — предположил Кондрат.
— Прошли. Пробились, смогли окружить и уничтожить укрепрайоны, что позволило прорваться вглубь тыла врага, но… Я служил с одни парнем, он погиб в последние дни войны, но рассказывал, что там буквально шли по телам. Весь лес был выкошен, повсюду были трупы мальчишек, который гнили. Вонь стояла несусветная. А их всё отправляли и отправляли, закидывая мясом, пока не взяли высоту.
— Сколько рот там полегло? — спросила Дайлин.
— Я не знаю. Он не рассказывал. Просто говорил, что там была бойня. Он был из тех, кого призвали уже во время войны, и сразу направили, как и остальных, туда.
— Рота, ведь это мало, — нахмурился Кондрат. — Сколько там человек, ну максимум сто?
— Что? Нет, от четырёхсот до тысячи, где-то так, иногда больше.
Это уже был целый полк. И Кондрат уже хотел возразить, но вовремя отдёрнул себя. О чём он? Понятие роты в их мирах различалась. Да и если так брать, Кондрат перевёл это слово, как рота, а по факту оно могло означать совершено другое подразделение с другим количеством человек.
— И сколько рот там положили? — уточнил он.
— Я не знаю, но очень много. Он рассказывал, что там вся гора была усеяна трупами, что весь воздух был пропитан смертью. Куда не бросишь взгляд, везде тела.
— Кто командовал той ротой?
— Я не знаю, — мужчина переменился в лице. — Но я надеюсь, он горит в аду.
— Почему? — спросила Дайлин достаточно очевидный вопрос.
— Почему? Потому что он посылал раз за разом туда солдат. Одни не прошли, так ничего страшного, пришлют ещё и он пошлёт их вновь. Трупами нас прокладывали безопасную дорогу! Просто посылали молодых парней на смерть одного за другим лишь бы выслужиться, лишь бы достигнуть цели, даже не сообщая наверх, что там мёртвая зона! Вы не понимаете, потому что там никогда не были, а я был там! Я видел таких командиров, который сидели за нашими спинами и посылали вперёд на смерть, потому что сверху у них был приказ, и они боялись сказать «нет»!
Он распалился так, что даже люди в кафе начали оборачиваться. Сидел красный, тяжело дыша, будто сам только что пережил те жуткие моменты, о которых никто в здравом уме не хочет вспоминать. Но, видимо, осознав, как и с кем разговаривает, сник, тихо пробормотав.
— Я прошу прощения, я… тяжело вспоминать об этом…
— Он рассказывал, что случилось с той ротой? — спросил Кондрат.
— Лишь упомянул, что его больше нет.
Картина сложилась.
Алчный командир, который посылал людей на верную смерть, невзирая на потери и обосновывая всё тем, что пришлют ещё, а приказ должен быть выполнен. Его подчинённые, которые заставляли идти тех вперёд, возможно даже силой. И потери, страшные потери, которые по итогу попытались забыть.
Но такое вряд ли прошло незамеченным, кто-то да пожаловался, и на рассмотрение отправили молодого судью, которому предложили всё прикрыть, если он хочет подняться выше. И он закрыл дело, оставив бездарных командиров и их подчинённых без наказания. А теперь эти же люди агитирую молодых вновь идти на войну и сражаться за свою империю. У любого, кто прошёл тот ад, это вызвало бы подобное ярость. Те, кто прятался за спинами, вновь посылают заместо себя других на смерть.
Высота семь и семь…
— Получается, почти вся рота была уничтожена и туда по факту послали новую?
— Нет, люди гибли, присылали новых и так раз за разом. Иногда так могли обновить весь взвод, роту или даже батальон. Таких командиров мы называли мясниками, — с плохо скрываемой злостью произнёс он.