— Двадцать пятое, — определил после некоторого умственного напряжения Андрей.
— Тогда можем жрать.
— Тут месяц не указан, — негромко произнес Николай.
— Какая разница? В любом случае, срок истек.
— В том-то и дело.
Поколебавшись, Борис бережно водворил пакет на полку.
— Не повезло, — сказал он.
Было не совсем ясно, что и кого он имеет в виду, но то, что продукты остались не тронутыми, была своя особая справедливость. В горах она ощущалась острее и строже требовала соблюдения.
— Когда выходим? — спросил Андрей за ужином.
— Все от погоды зависит, — ответил Борис.
— Пурга может закончиться так же внезапно, как началась, — сказал Николай.
Он оказался прав. В два часа ночи снегопад прекратился, в четыре — стих ветер, а в пять трое друзей уже были в пути. Рассвет казался срисованным с картин Рериха. Скалы Пастухова чернели далеко внизу крохотными комочками.
Навстречу спускались двое, повернувшие назад из-за горной болезни. Дело при таком низком давлении обычное. И подходящий повод для того, чтобы скрыть истинную причину отхода.
Что касается Андрея, то он не отступил бы и под страхом смерти. Шел, сцепив зубы, от вешки к вешке. Перед походом он проштудировал интернет и выяснил, что высота Эльбруса точно не определена и колеблется где-то в пределах 5600 метров. Чем выше, тем тяжелее они давались. Все мысли и силы были сосредоточены на том, чтобы переставить правую ногу, потом левую, потом воткнуть подальше лыжную палку, потом опять все сначала, и так без конца, без конца.
— «Пятерочку» одолели, — подбодрил Борис Андрея на привале.
— Мертвая зона, — сказал Николай. — Организм на этой высоте не восстанавливается, раны не заживают.
Андрею почему-то вспомнились зомби из американских фильмов ужасов. Но те твари не уставали, а вот он…
— Дойдешь? — спросил Борис хрипло.
— Конечно, — ответил Андрей.
Сердце стискивала беспощадная железная рука, в виски били молоты, пальцы превратились в сосульки. Конечно, он дойдет. Иначе зачем было ввязываться?
На перемычку между вершинами он то ли забрел, то ли заполз. Послушно сменил лыжную палку на ледоруб.
— Дальше самое трудное начинается, — предупредил его Борис.
— Да? А раньше что было?
— Увеселительная прогулка. Теперь траверсом.
— Это как?
— Перпендикулярно. Все вверх и вверх. Ну что, тронулись?
— Тронулись, — согласился Андрей, а мысленно добавил: «умом».
Дышать было уже совсем нечем, силы иссякли. Однако что-то или кто-то внутри заставил Андрея подняться и занести ледоруб. Удар, шаг «кошкой», удар, еще шаг… шажок… шажочек… Если поскользнулся и съехал вниз, бороздя ледорубом наст, то приходится все повторять заново.
Рубишь и шагаешь, рубишь и шагаешь. При порывах ветра вцепляешься в лед чуть ли не зубами. Снег, похожий на сахарную корку, может таить в себе глубокие трещины между камней. Если провалишься, то можно будет никуда больше не идти. Но ты не проваливаешься, а, значит, обязан двигаться дальше. Вперед и вверх. Так надо.
— Еще немного, — подбодрил Борис.
Андрей поискал его мутным взглядом и увидел лишь сосульки молочного цвета — они висели на утесе, подобно гигантским сталактитам. Голова шла кругом. Сердце не просто колотилось — выбивало барабанные дроби.
Ледоруб, «кошка», ледоруб «кошка». Дышать, дышать. Упасть и не вставать.
Андрей упал.
— Ну вот, — раздался голос Николая. — Мы в гостях у бога. Поздравляю.
Кое-как отдышавшись, Андрей поднялся и выпрямился на дрожащих ногах. Горизонт был со всех сторон и находился далеко-далеко.
— Отсюда в ясную погоду видимость почти триста километров, — сообщил Николай. — Вон Черное море, а вон — Азовское. Видишь?
Между вершинами действительно что-то синело. Но гораздо сильнее потрясали воображение облака. Никогда в жизни Андрей не видел их столько.
— Фэнтези, — пробормотал он.
— Что?
— Фантастический мир.
— Это, брат, мир настоящий, реальный, — сказал Борис. — А внизу только декорации картонные. Соски, подгузники, телешоу, пивко, какие-то политики постоянно мелькают.
— Семья — не декорация, — сказал Николай упрямо.
Андрей оторвал взгляд от облаков и осмотрелся. Вершина оказалась плоской, с ямами вулканических кратеров, безжизненная и мерзлая. Никакого бога здесь не было и быть не могло. Андрей поднялся на Эверест самостоятельно.
— Когда обратно? — спросил он.
Глава втораяДеньги, карты, два быка
До появления компьютерных игр, виртуальных пасьянсов, всяких там тетрисов и цветных шариков мужчины играли в другие игры. В каждом дворе стоял хотя бы один дощатый стол для доминошников, вечно галдящих, стучащих костяшками и яростно отстаивающих свое первенство в бурных сражениях. Шахматисты смотрели на них свысока, часами просиживая за своими клетчатыми досками в суровом молчании, с отрешенными лицами и уверенностью в том, что, двигая деревянные фигурки, они совершают некое важное действо. Они проводили свои турниры на виду у всех, тогда как картежники, как правило, старались уединяться где-нибудь в беседках, увитых диким виноградом, за гаражами и в дальних концах скверов: они резались либо в невинного «дурака», либо играли на деньги — в «очко», «буру», «секу» и прочие тюремные игры.
Но существовала еще одна, особая каста игроков в карты. Преферансисты. Эти мнили себя интеллектуалами и аристократами, собираясь по выходным в квартирах или на пляжах. У них было множество своих кодовых словечек и прибауток, заученных как «Отче наш»: «валет для дамы», «знал бы прикуп, жил бы в Сочи», «под вистующего с тузующего», «под игрочка с семачка» и так далее, и тому подобное. Вся эта ахинея окутывала их ореолом таинственности, хотя на самом деле правила были достаточно просты, а варианты ходов давным-давно просчитаны и стандартны. Главный фокус состоял в том, чтобы угадать прикуп — две заветные карты, перевернутые «рубашками» вверх. Окажись они удачными, вы выигрываете, если нет — садитесь на так называемую «горку».
Андрей Разин имел особый нюх на этот самый прикуп. А еще он не боялся рисковать, не зарываясь, что обеспечивало ему выигрыш по крайней мере в двух партиях из трех. Это и являлось источником его существования. В свободное от путешествий время он играл в преферанс. Одна ночь, проведенная за карточным столом, обеспечивала его деньгами на месяц, а то и на два. В тех кругах, где он вращался, играли по-крупному. На большие, очень большие деньги.
К каждому такому событию Андрей готовился загодя: не употреблял спиртного, как следует отсыпался, медитировал, плавал, совершал многокилометровые кроссы. Потому что партия в преферанс могла как обогатить, так и пустить его по миру.
У него было десятка полтора знакомых партнеров, слишком занятых бизнесом или государственными делами, чтобы играть слишком часто. Зато, садясь за стол, они отвязывались по полной программе, наверстывая упущенное и сбивая охотку на будущее. Ставки были высокими, иногда запредельно высокими. Например, в один из таких вечеров Андрей стал обладателем великолепной алой «ауди» модели А4. В следующий раз он проиграл семь тысяч долларов и потом полгода вел спартанский образ жизни, отказывая себе во всем, чтобы накопить скромную сумму для возвращения в лигу преферансистов.
По правде говоря, этим летом он был не вполне готов к серьезной игре. На его банковских картах хранились лишь незначительные суммы, дающие в общей сложности эквивалент тысячи с небольшим долларов. Это означало, что в случае проигрыша он уедет домой не на своей «ауди», а на такси. Хотя и отказаться было невозможно: приглашение было сделано в виде настоятельной просьбы. Позвонил давний партнер и сказал:
— Выручай, Андрей. Я по неотложному делу в Штаты вылетел. Вернуться никак не успеваю, а мои компаньоны — люди слова, они подстав не прощают. Встреча назначена на девятнадцать ноль-ноль, сегодня. Подведу — вычеркнут меня из своей жизни, а у меня дело на их связях построено. В общем, на тебя вся надежда.
— Я их знаю?
— Нет, Андрей. Они не из нашего города. В Темногорск специально нагрянули, чтобы за картами посидеть да с девочками позабавиться. Для жен оба в командировке, так что времени у них в обрез.
— Вряд ли они с незнакомым человеком играть станут, — усомнился Андрей.
— Станут, куда денутся, — сказал партнер. — Я тебя по высшему разряду отрекомендую.
— А у меня сейчас с деньгами не густо.
— Диктуй номер карты, я сброшу сколько нужно. Потом рассчитаемся.
После пятиминутных уговоров Андрей сдался. А еще через пять минут пожалел о том, что дал согласие. Потому что следующий звонок поступил от Николая, и тот, не здороваясь, спросил:
— Знаешь уже?
— Что? — опешил Андрей.
Они редко созванивались и почти не общались, хотя Николай жил в сорока минутах езды от города. Однако это не мешало им оставаться друзьями, поскольку их навсегда связали те восемнадцать часов восхождения на Эльбрус и столько же часов спуска. Они вместе стояли на вершине. Такое не забывается.
— Борька, — коротко произнес Николай.
Тяжелое предчувствие захлестнуло Андрея.
— Что с ним? — спросил он.
— Уже ничего. Совсем ничего. Нет Борьки.
Известие о смерти не требовало расшифровки. Был человек и не стало. Тон Николая не оставлял места надежде.
— Когда похороны?
— Какие похороны, Андрей. Его лавиной накрыло. Он «чайников» от нее уводил, да не успел. С ним еще семеро осталось. В новостях сообщили.
— Я не смотрю телевизор. Может, ошибка?
— По телеку фото показали. И он позвонил мне перед выходом. Привет тебе передавал.
Привет обдал Андрея могильным холодом, точно смерть, резвясь, своим саваном взмахнула.
— Помянуть бы надо, — сказал Николай. — Приедешь?
— Не сегодня, Коля, — сказал Андрей.
— Ну, тогда как получится, — сказал Николай, и отключился.
Обиделся, наверное. Но поминками человека не вернуть и тоску не заглушить. А тоска была. Прямо к горлу подступала и брала за него, за это самое горло. В таком состоянии нельзя садиться играть. Фортуна не любит печальных и унылых.