Один из участников совещания раскинул на столе карту Степанакерта. Воронов показал на ней примерный путь изменника.
– Из десятой школы он пошел напрямик к трассе. С горы спустился вне зоны видимости КПП № 22, повернул в сторону Шуши и встретился с Шабо примерно там, где в самом начале Первого степанакертского мятежа обстреляли азербайджанские грузовики.
– Да-да, грузовики! – задумчиво рассматривая карту, сказал Колиберенко. – Мятеж был уже подготовлен и одобрен руководством «Крунк». Если бы не эти грузовики, боевики-националисты другой транспорт обстреляли бы. Как ты думаешь, кого Шабо назвал «Мыкола»?
– Не знаю, змея помешала, но судя по тому, что главным на «Скорой помощи», приехавшей из Шуши, был плешивый «журналист», то Мыколой назвали его.
– Шуша – вот где проблема! – постучал по карте Колиберенко. – В этом городе наших войск нет. Что происходит в Шуше, достоверно неизвестно, так как шушинская милиция больше Степанакерту не подчиняется.
Нагорный Карабах был анклавом в центре Азербайджанской ССР, а Шуша была азербайджанским анклавом в населенной преимущественно армянами Нагорно-Карабахской автономной области. По требованию старейшин Шуши ни внутренних войск, ни постов школ МВД в ней не было, если не считать КПП на въезде в город. Так как Шуша была моноэтническим азербайджанским городом, то на КПП наряд бездельничал, транспорт не проверял.
– Я думаю, что проблема будет не в Шуше, а вот здесь, в Дашбулаге, – показал на карте на север от Степанакерта Сопунов. – В Дашбулаге осталось пятнадцать азербайджанских семей. Ехать им некуда, работы нет, в магазине продукты не продают, газоснабжение отключили. Рано или поздно с азербайджанской территории к ним попробует пробиться конвой с продовольствием и топливом, вот тогда там полыхнет так, что мало не покажется. В Дашбулаге надо провести войсковую операцию и разоружить местных дружинников и боевиков. Если мы этого не сделаем, то последствия будут непредсказуемыми.
– Вольский не даст разрешения на проведение массовых обысков, – заверил Колиберенко. – Если в Дашбулаге начнутся массовые беспорядки, то он обвинит нас в бездействии, а если там будет спокойно, то запишет себе в актив умиротворение еще одного села со смешанным населением. Что вам сказать, мужики? Держитесь! Если станет жарко, мы выдвинемся к вам на помощь.
– Как? – невольно вмешался в разговор Воронов. – Вот здесь, в Ходжалы, стоит временная баррикада. Если местные дружинники узнают, что в Дашбулаге начали притеснять их соплеменников, они ее наглухо забаррикадируют, а сами помчатся в село. Пока вы баррикаду растащите, пока доедете до Дашбулага, там уже все закончится.
– Ничего не поделать! – ответил вместо командира бригады один из офицеров. – Без санкции главы Особого комитета мы к разоружению боевиков приступить не можем, а он разрешения не даст.
После ухода подчиненных Колиберенко показал гостям расшифровку сообщения из блокнота, найденного Вороновым. Текст шифровки был на украинском языке.
– О нет, я в такие игры не играю! – запротестовал Воронов. – Если бы шифровка была на английском, я бы попробовал перевести, а с украинского – даже браться не буду.
– Я тоже в украинском не силен, – признался Сопунов.
– Зато я им свободно владею! – засмеялся Колиберенко и показал второй вариант шифровки, написанный на русском. – Наши аналитики довольно быстро подобрали код к шифру и встали как вкопанные. Оказалось, что никто в разведотделе на украинском языке ни говорить, ни писать не умеет. Пришлось мне вспомнить молодость и самому за перевод сесть.
Текст, зашифрованный львовским «журналистом», гласил:
«Все идет по плану. «Странник» испытания прошел, готов для дальнейшего использования. В пункте назначения он сможет приступить к работе не раньше конца сентября».
– Все сходится! – воскликнул Воронов. – После командировки у нас будут каникулы…
– Подожди! – перебил его Сопунов. – Ты хочешь сказать, что некий предатель продолжит свою деятельность в Хабаровске?
– Если «странник» из нашего отряда, то следующее задание он получит на Дальнем Востоке. Только что он там будет делать? Поезда под откос пускать?
Вопрос повис в воздухе. Ответа на него не было.
– Вот что, друзья мои, – сказал Колиберенко. – Если вам удастся напасть на след предателя, то обращаться за помощью в КГБ или к руководству краевой милиции не стоит. По своему опыту могу сказать, что без солидной материальной доказательственной базы слушать вас никто не будет. С изменником надо действовать другими методами – жестко, по-военному. Я дам вам московский телефон, по которому можно узнать, где я нахожусь, и оставить для меня сообщение. По каналам закрытой связи я передам информацию в разведывательное управление внутренних войск Дальневосточного округа, и они помогут. Ну как помогут, как бы сказать-то… Словом, «корреспондента», как важный источник информации, заберут себе, а изменника вам оставят. Что хотите, то с ним и делайте. Если для разоблачения или захвата врагов понадобится силовая операция, можете полностью положиться на моих коллег – они любое дело провернут так, что комар носа не подточит. Виктор, на рисунке Грачева «корреспондент» похож на себя?
– Как на фотографии! Рисунок Грачева надо размножить и раздать по КПП в качестве ориентировки. Где-нибудь он да попадется.
– Я уже объяснял тебе, – устало сказал Сопунов, – что в случае задержания ему нечего будет предъявить. Приехал в Степанакерт корреспондент по заданию какой-нибудь «Львовской правды», собирает материал для цикла статей о межнациональных отношениях. Что в этом незаконного? У него на лбу не написано, что он враг Советской власти и работает на дестабилизацию обстановки.
– Мы раздали рисунок офицерскому составу для оперативного использования, – сказал Колиберенко. – Если «корреспондент» попадется, то мы найдем о чем с ним поговорить без свидетелей, но военнослужащих срочной службы для его опознания привлекать не будем. Опасное это дело – идти поперек течения.
По дороге в десятую школу Сопунов сказал:
– Тебя, Витя, к этому плешивому мужику тянет, как д’Артаньяна к Рошфору. Пошел в горы погулять – увидел сходку заговорщиков, завтра за сигаретами пойдешь – и снова с ним столкнешься. Ты понял, о чем я говорю?
– Понял! – недовольно пробурчал Воронов. – Если увижу этого Мыколу-Рошфора, то сам ничего предпринимать не буду, сообщу о нем в разведотдел.
– Запомни! У тебя есть огромное преимущество перед Рошфором: ты знаешь, кто он такой и как выглядит, а «корреспондент» о твоем существовании даже не догадывается. При случае надо воспользоваться этим обстоятельством, а не лезть на рожон, как Грачев. Ты меня понял? Никакой самодеятельности. С нас одного без вести пропавшего хватит.
14
В конце апреля 1989 года в сводном отряде Дальневосточной высшей школы МВД СССР случилось чрезвычайное происшествие: при неосторожном обращении с оружием на КПП № 17 слушатель первого курса Иванов тяжело ранил одногруппника армянской национальности. Раненого на вертолете доставили в госпиталь внутренних войск в Ереване, на Иванова возбудили уголовное дело.
Если бы эти трагические события происходили в конце июля, а не в апреле, то руководство школы эвакуировало бы Иванова в Хабаровск и предложило местным правоохранительным органам направить уголовное дело для дальнейшего расследования по месту нахождения подозреваемого. Но одиночный выстрел из автомата АК-74у прозвучал в апреле, когда видимость законности в НКАО еще соблюдалась. Начальник школы, узнав об уголовно наказуемом деянии, вынес вердикт: «Виновный должен быть наказан в соответствии с законом. Мы не можем обучать слушателей строжайшему соблюдению социалистической законности, сами не соблюдая ее».
КПП № 17 находился на территории Аскеранского района НКАО. Расследование уголовного дела проводила прокуратура Аскеранского района. В июле уголовное дело было передано в суд. В августе подсудимого Иванова вызвали в суд для оглашения приговора. Командир отряда Немцов вызвал офицеров штаба и довел до них полученное ночью распоряжение начальника школы.
– Иванов должен принять участие в судебном заседании и выслушать приговор. Если его приговорят к реальному лишению свободы, то он любым путем должен быть доставлен в расположение отряда и вывезен в Хабаровск.
– Съезжу, проконтролирую, – узнав о новом решении руководства, сказал Сопунов.
– Ни в коем случае! – возразил Немцов. – Руководство отряда должно оставаться на месте. Обстановка может сложиться так, что мне придется сутками торчать в Особом комитете или ВОГ и объяснять, почему мы решили воспрепятствовать правосудию. Кто во время моего отсутствия будет руководить отрядом? В суд поедет капитан Шубин. Он – преподаватель специальной тактики, специалист по нестандартным ситуациям. Для силовой поддержки с Шубиным выдвинется часть оперативного резерва. Остальные силы отряда мы сосредоточим здесь. Алексей Ермолаевич, проконтролируйте подготовку здания школы к обороне. Я местной милиции не доверяю. Получат приказ от Туманянца арестовать Иванова во что бы то ни стало, соберутся с силами и пойдут на штурм.
У Воронова на этот день были совсем другие планы – он готовился к переезду из Степанакерта в Балуджу. Сопунов вызвал его рано утром.
– Поедешь в Аскеран, – распорядился начальник штаба. – Будешь там моими ушами и глазами.
Воронов поспешил в актовый зал, покидал одежду и умывальные принадлежности в спортивную сумку, отнес ее на хранение в штаб.
В полдень Шабо, увидев слушателей с автоматами, поинтересовался, куда они собираются, и побежал к себе в каморку – докладывать новость руководству «Крунк». Через несколько минут он вышел и с самым невинным видом заявил, что все автобусы в автопарке сломались и транспортом до Аскерана он их обеспечить не может. Сопунов не стал спорить и велел выдвигаться на двух автомобилях: штабном УАЗе и ЗИЛе. В УАЗ сели Воронов, адвокат и подсудимый. Шубин, четверо автоматчиков и четверо слушателей без огнестрельного оружия разместились в кузове грузовика.