«Чудеса! – подумал Виктор. – Я еще рот не открыл, а они уже знают, что я русский. По каким признакам они могли догадаться, что я приехал из России, а не из Одессы или Харькова? У меня на лбу «РСФСР» не написано».
На одной из остановок в автобус заскочила группа старшеклассниц в школьных платьях. Девушки, как на подбор, были чернобровые, темноглазые, с развитой грудью и широкими бедрами – типаж, уважаемый режиссерами фильмов о счастливой послевоенной жизни в колхозе. На школьных фартуках у девушек сверкали комсомольские значки, в косы были вплетены ленточки желто-голубого цвета. Ленточку тех же цветов Воронов заметил на груди у женщины представительного вида. Ленточка у нее была свернута наподобие первомайского бантика. Для полноты картины не хватало только значка с портретом Ленина посредине.
«Какая фронда! – подумал Воронов. – На груди комсомольский значок, в косах ленты в цветовой гамме, не имеющей к советской Украине никакого отношения».
В салоне автобуса девушки весело обсуждали какое-то забавное происшествие, смеялись, снижали голос до шепота и хихикали, прикрыв рты ладошками. Веселье продолжалось ровно до тех пор, пока одна из них не посмотрела на Воронова. Всмотревшись в притворившегося спящим пассажира, девушка вполголоса что-то сказала подругам, и весь остальной путь они ехали молча, словно боялись, что могут выболтать врагу какие-то секреты.
На одном из официальных зданий в центре города над верхним этажом красовался лозунг «Народ и партия едины!», На цокольном этаже этого же здания краской было написано: «Геть москалей!» Надпись краской пытались стереть, но терли почему-то так, что ее было хорошо видно. На другом здании Воронов заметил лозунг, написанный черной масляной краской: «Степан Бандера – наш отец!»
«Мать его! – подумал Воронов. – Я же не в фашистскую Германию приехал. Львов – это всего лишь один из областных центров Украинской ССР. Если городские власти не закрашивают националистические лозунги, значит, они негласно поддерживают борцов за независимость Западной Украины».
На площади у кинотеатра, название которого Воронов рассмотреть не сумел, несколько мужчин в вышиванках под желто-голубыми знаменами вели сбор средств на «развитие национальной культуры». При Воронове молодой мужчина достал кошелек, вынул купюру и бросил в ящик для пожертвований.
«Интересно, – подумал Виктор, – желто-голубое знамя – чей флаг: петлюровской директории или бандеровского подполья? В любом случае сбор пожертвований они ведут, не скрываясь, почти в центре города. Куда пойдут собранные средства? Явно не на развитие хорового пения или изучение творчества Тараса Шевченко. Кстати, кто он такой, что написал? Вроде бы в школе его изучали, но я ни строчки не помню. Впрочем, на уроках литературы любую бездарь изучали бы, лишь бы она пострадала от царского режима и писала стишки на революционную тематику».
На окраине города в автобус вошли несколько пьяных парней лет двадцати пяти. Кондуктор, оценив их агрессивный настрой, даже деньги за билеты спрашивать не стала. На рукавах у парней были повязки желто-голубого цвета. У одного верхняя часть повязки была голубой, у другого – желтой, то есть парни сами толком не знали, в каком порядке должны располагаться цвета на их загадочном флаге. Как и в случае с девушками-школьницами, парни безошибочно признали в Воронове чужака, приехавшего в священный город Львов набить дорожную сумку продуктами. Парни ехали недолго, всего пару остановок. Выходя из автобуса, один из них завопил на весь салон:
– Вспомни сорок первый год,
Он к тебе еще придет!
Пассажиры автобуса обернулись к Воронову, чтобы посмотреть, как он отреагирует на издевательскую выходку пьяной молодежи. Виктор остался невозмутим. Эту чепуху про сорок первый год, распеваемую на мотив песни «Москау» западногерманской группы «Чингисхан», он слышал еще в восьмом классе средней школы и даже знал ее продолжение. Но было одно но! В далеком 1980 году песня с угрозами сорвать Олимпиаду в Москве воспринималась как дурацкая шутка, а сейчас…
27
Фасад аэропорта города Львова больше напоминал парадную часть построенного в 1950-е годы драматического театра в одном из областных центров Сибири. Широкое крыльцо украшали восемь колонн в древнегреческом стиле, на крыше – башенка со шпилем. Напротив аэропорта зеленела круглая клумба с недействующим фонтаном. На центральной части портика были установлены часы, показывающие местное время. Вдоль всего портика тянулась надпись «аэропорт», чтобы никто из пассажиров не подумал, что он случайно приехал на автовокзал или на станцию пригородных электропоездов.
Аэропорт был двухэтажным. Авиакассы располагались на первом этаже справа от входа.
Воронов прошелся по вокзалу в поисках воинской кассы, но не нашел ее. Служащий в форме «Аэрофлота» на вопрос Виктора буркнул, что специальной воинской кассы в аэропорту нет, билет по воинскому требованию можно купить в любой из работающих касс.
Вечером в воскресенье, 10 сентября 1989 года, в аэропорту работали три кассы на все направления и транзитная касса. В обычные кассы стояли очереди человек по двадцать в каждую, у транзитной кассы народу не было. Воронов, помня, что билет по требованию можно приобрести в любой кассе, встал в конец очереди в первую кассу.
Как только он дошел до заветного окошечка и протянул требование, выяснилось, что билеты по требованию продают только в третьей кассе. Воронов, мысленно обругав себя за то, что не уточнил, в какой из касс можно получить билет по требованию, безропотно встал в конец очереди в третью кассу.
Кассир, толстая немолодая женщина в цветастой блузке, продавать билет отказалась.
– Иди в первую кассу! – сказала она на украинском языке.
– Меня только что к вам послали! – попытался объяснить ситуацию Воронов, но стоявшие позади него пассажиры дружно возмутились намечающейся задержкой в обслуживании.
– Чего не понятно-то? – зашикали на Воронова со всех сторон. – Иди в первую кассу!
Воронов отстоял еще одну очередь и был поражен, когда кассирша, с которой он уже имел дело, глядя ему в глаза, повторила:
– По воинскому требованию обслуживают в третьей кассе!
Пока Виктор подыскивал подходящие слова, его бесцеремонно оттолкнули от окошечка.
– До чего тупая москаляка! – стали посмеиваться пассажиры. – Сказали же, иди в третью кассу, а он, как баран, опять в первую приперся.
Воронов во второй раз встал в третью кассу, и его вновь отказались обслуживать.
– Вы издеваетесь, что ли? – вскипел Виктор. – В какой кассе мне купить билет?
– Ты здесь не ори, не на базаре! – осадила его кассирша. – В Москве права качай, а здесь тебя никто не обязан обслуживать.
Под хохот толпы Воронов вышел из аэропорта, покурил на крыльце, собрался с силами и вновь пошел на штурм. Отступать ему было некуда. Единственным местом в Советском Союзе, где он мог приобрести билет до Хабаровска, был аэропорт города Львова.
Первую же попытку Виктора встать сразу к окошечку кассы пассажиры дружно отбили.
– Ты что такой наглый! – закричали на него со всех сторон. – Ты, москаляка, не веди себя здесь как дома! Здесь надо очередь соблюдать.
– Так я уже три раза в ней стоял! – стал нервничать Виктор.
– Еще постоишь, не сломаешься!
В первой кассе его вновь отправили в третью, которая, как только дошла очередь Воронова, закрылась на технический перерыв. Во второй кассе кассирша сделала вид, что не понимает по-русски.
– Тут все написано! – ткнул пальцем в требование Воронов. – Вот «Львов», а вот – «Хабаровск». Посадите меня на самолет до Москвы, и делу конец!
– Иди в транзитную кассу! – отмахнулась от него кассирша.
Не успел Виктор подойти к транзитной кассе, как женщина за стеклом объявила ему по громкоговорящей связи:
– Даже не подходи сюда со своей бумажкой! Мы по требованию не обслуживаем.
– А кто обслуживает? – завопил на весь аэропорт вышедший из себя Воронов.
– Где милиция? – стали спрашивать друг друга пассажиры в очередях. – Пора унять этого хама. Ходит, орет, сам не знает, что хочет.
– Вы мне объясните, где я могу купить билет, и я уйду, – вновь сказал в окошечко мгновенно успокоившийся Виктор.
– Не знаю! – ответила кассир по громкой связи. – Как сюда приехал, так и уезжай!
– Милиционер, милиционер! – стали звать пассажиры вышедшего на шум сержанта. – У нас тут один москаляка с ума сошел: бегает по кассам, билет требует, а денег у него нет. Заберите его в отделение, а то он скоро на людей бросаться будет.
Сержант с подчеркнутым безразличием посмотрел на Воронова и поднялся на второй этаж.
– Может, из психиатрической больницы бригаду вызвать? – поинтересовался неизвестно у кого старичок интеллигентного вида. – По нему же видно, что он психически нездоровый, буйнопомешанный.
«Пора отдохнуть», – решил Воронов и пошел на выход.
– Пешком домой иди, москаляка! – закричали ему вслед пассажиры. – До Москвы недалеко, к зиме дойдешь!
Пока Воронов метался между кассами, наступила ночь. Крыльцо и прилегающую к нему территорию аэропорта осветили уличные фонари. Аллея, ведущая от аэропорта к круглосуточно работающему кооперативному кафе, исчезла из виду, погрузилась в темноту. Только в самом конце ее светились огоньки уличной террасы и слышалась популярная музыка.
Воронов надел ветровку, вдохнул воздух полной грудью, закурил, постарался успокоиться, собраться с мыслями. Откуда-то со стороны аллеи донеслось пение ночной птицы. Было тепло, как в Сибири летом. От пребывания в душном помещении и стресса у Воронова по спине тек пот, ноги требовали пройтись, восстановить кровоснабжение после длительного стояния на месте. Подавленный и невеселый Воронов прошелся по аллее, сел на уединенную лавочку, призадумался, как дальше быть.
«Почему они меня называют москалякой? – подумал Виктор. – Я же не из Москвы».
В армии офицер-двухгодичник родом из Иваново-Франковской области как-то объяснял солдатам национальное деление проживающих на Украине народов и народностей. По его мнению, на Украине жили хохлы, москали, кацапы, казаки, евреи, иудеи и еще кто-то, кто именно, Воронов не запомнил, так как счел предлагаемое деление полной чушью.