– Если архив опубликуют, мы лишимся финансирования, – пришла в себя Сивоконь. – Наши западные партнеры не станут материально поддерживать наследников группы «С».
Мельничук приподнялся в кресле, ткнул кончиком сигары в сторону Сивоконь:
– Ты, Софья, себя и наше движение не отождествляй! Мы к кровавому рейду твоего папаши отношения не имеем.
– Вот ты как заговорил! – вскочила с места Сивоконь. – Я требую созвать совет нашей организации…
Разгорячившаяся Софья Яновна обернулась и увидела секретаря правления «Союза украинского наследия». С подленькой улыбочкой ее бывший подчиненный протянул решение совета СУН.
– Вы решили присоединиться к «центристам-традиционалистам»? – воскликнула Сивоконь.
– Западные кураторы платят в разы больше, чем недобитые эсэсовцы из Канады, – пояснил Мельничук. – Дочитай решение до конца. Мы постановили исключить тебя из рядов нашей организации как человека, не заслуживающего доверия.
В тот же день Сивоконь увезли на Скорой помощи» с сердечным приступом. В больничной палате повышенной комфортности у нее было время разобраться в событиях последних дней и прийти к неутешительному выводу: организация, созданная при ее непосредственном участии, решила отказаться от вооруженной борьбы и присоединилась к киевским болтунам, поставившим главной целью занять как можно больше мест в Верховном Совете Украинской ССР.
Преданная соратниками Софья Яновна не впала в отчаяние, не стала рыдать ночами в подушку. Она решила бороться, не дать какому-то проходимцу опозорить имя ее прославленного отца.
Немного придя в себя, Сивоконь вызвала сына и велела забрать ее из больницы.
– Ты что, мама! – ужаснулся сын. – С твоим диагнозом надо еще как минимум месяц лежать…
– Заткнись! – прорычала сквозь зубы старая подпольщица. – Запомни: я лучше умру в борьбе от разрыва сердца, чем буду гнить на этих больничных подушках, пропахших безысходностью и лекарствами. Если я не смогу отвести беду от нашей семьи, то не только меня будут в грязи полоскать. Тебе с Оксаной тоже достанется.
31
Софья Сивоконь окончила экономический факультет Ивано-Франковского института нефти и газа. Несколько лет работала вахтовым методом на газовых промыслах Западной Сибири, занималась преподавательской деятельностью во Львове. Вышла замуж, родила сына Юрия и дочь Оксану. Детей Софья Яновна воспитывала в националистическом духе. Память о Яне Сивоконе была в ее семье священной и неприкосновенной.
Муж Софьи Яновны был человеком аполитичным, о независимости Галичины серьезно не мечтал. Дочь пошла в него. Она никогда не спорила с матерью, но от участия в общественно-политической деятельности уклонялась. Юрий Сивоконь был не менее ярым националистом, чем мать, но придерживался центристских позиций. Из-за разногласий в методах действия и борьбы между матерью и сыном постоянно вспыхивали ссоры.
Позиция Юрия была продиктована влиянием иностранных разведок, действующих на Украине под видом некоммерческих организаций и обществ украинско-немецкой и украинско-английской дружбы. Куратор от ЦРУ, выступая перед избранными представителями западноукраинских националистов, сказал прямым текстом:
– Наша задача – разжечь по периметру СССР цепь межнациональных конфликтов, которые расшатают центральную власть, вызовут взаимное недоверие между народами Советского Союза и послужат сигналом к подъему национально-освободительных движений на Украине и в Прибалтике. Пока в Закавказье и Средней Азии будут бушевать мятежи, здесь, в Галичине, вы сможете в спокойной обстановке заниматься агитационной и культурно-просветительской деятельностью. Ни о каких переменах в государственном устройстве не может быть и речи, пока количество сторонников независимости не достигнет критических значений. Добиться этого можно только путем агитации и усиления влияния католической церкви.
Софья Сивоконь, узнав, что сын перешел на сторону «центристов» и «традиционалистов», назвала его трусом и предателем. Юрий не собирался сдаваться:
– Мама! Ты стала подпольщицей в пятнадцать лет! Не подскажешь, чем ты занималась после хрущевской амнистии? Лозунги на заборах рисовала или оружие в схронах с места на место перекладывала?
– Ты – безмозглый червяк и подонок! – воскликнула уязвленная в самое сердце Софья Яновна и на некоторое время перестала общаться с сыном.
В 1987 году Юрий по направлению львовского филиала общества украинско-английской дружбы уехал в Лондон, где должен был оттачивать журналистское мастерство. Вместо скучных занятий по написанию статей и эссе Юрий Сивоконь прошел специальную подготовку в секретном центре МИ-6. Английские инструкторы учили его агентурной работе, организации антиправительственных митингов и подрывной деятельности. После возвращения из Англии куратор из МИ-6 направил Юрия в Карабах – разжигать армяно-азербайджанский конфликт.
– Пока полыхает Карабах, на Западную Украину у Москвы не будет времени, – напутствовал его англичанин. – В Степанакерте взаимодействуй с руководством «Крунк». Они помогут тебе быстрее войти в курс дела.
Агента Странника Сивоконь завербовал в январе 1989 года по наводке мужчины по имени Шабо. Особых усилий для привлечения слушателя Дальневосточной высшей школы МВД СССР на свою сторону не потребовалось. Странник с детских лет был сторонником независимости Украины и жаждал перед ее отделением от Советского Союза «набрать очков», чтобы впоследствии занять солидную должность в правоохранительных органах молодой республики.
После выхода Софьи Сивоконь из больницы между ней и сыном произошел жесткий разговор. Юрий был категорически против авантюрной затеи матери. Софье Яновне пришлось прибегнуть к последнему аргументу.
– Или ты поможешь мне, или считай, что я тебе – не мать! – глядя в глаза Юрию, сказала Сивоконь. – Я жила памятью об отце все эти годы и сейчас не позволю превратить его из борца за народное дело в обычного уголовника. Я должна или выкупить архив, или украсть его, или ликвидировать Жукотского. Если ты не поможешь мне, я задушу этого подонка голыми руками и остаток дней своих проведу в хабаровской тюрьме.
Юрий понял, что мать не переубедить, и решил помочь ей. Софья Яновна и сын проанализировали имеющиеся в их распоряжении силы и средства и пришли к неутешительному выводу – на помощь соратников полагаться не приходилось. Националистические движения Украины, как легальные, так и подпольные, располагали разветвленной агентурой во всех частях Советского Союза. Перейдя под контроль разведок западных стран, украинские националисты утратили самостоятельность. Без одобрения заграничных кураторов они и шагу боялись ступить, чтобы не лишиться финансирования. История давно минувших дней в Лондоне или Вашингтоне никого не интересовала. Во времена перестройки вскрылось, что массовое убийство жителей белорусской деревни Хатынь совершили вовсе не полевые части СС, а украинские националисты, организационно входящие в батальон Дирлевангера. Что-то изменилось после правдивых публикаций об этих событиях? Ничего. Так же ничего не могло изменить обнародование сведений из архива Алексея Толстого.
– Будем действовать на свой страх и риск, – сделал вывод Юрий. – У меня в Хабаровске есть люди, на которых можно опереться.
После победы в войне и до хрущевской амнистии осужденных бандеровцев отправляли отбывать наказание в исправительно-трудовые лагеря Сибири и Дальнего Востока. О том, как сыто и вольготно они жили в местах лишения свободы, с нескрываемой завистью писал Александр Солженицын в повести «Один день Ивана Денисовича».
Отбыв срок или получив освобождение по амнистии, бандеровцы большей частью вернулись на родину, некоторые остались в Сибири и на Дальнем Востоке. За годы, проведенные в лагерях или среди русских, бывшие бандеровцы своих убеждений не изменили. Первым тостом у них неизменно был «Смерть москалям!». Детей они старались воспитать в духе преданности Галичине, но это, как правило, не удавалось. Дети научились произносить традиционный тост, а за дело независимости родины предков бороться не желали. От самих бывших заключенных толку было мало – возраст, болезни. Единственное, чем они могли помочь, это предоставить жилье и проводить по городу в нужное место.
– Я передам тебе на связь моего самого ценного агента, – успокоил мать Юрий. – Список наших соратников в Хабаровске у меня есть, но с них толку, сама понимаешь, никакого. Теперь давай определимся, какими средствами мы можем располагать.
– Я, как чуяла, в прошлом году продала фамильные драгоценности полякам. Часть оплаты взяла долларами, часть – рублями.
Во время рейда Ян Сивоконь посылал семье ювелирные украшения, старинные иконы, немецкие рейхсмарки и советские рубли – основное средство платежей на оккупированной части СССР. После разгрома Германии марки пришлось сжечь, золото и иконы спрятать. На рубли, награбленные командиром группы «С», семья Сивоконь смогла выжить в трудные времена и даже неплохо обустроиться при новой власти.
– Жукотский – хитрый тип, – сказал Юрий. – Если он решил свалить за бугор, то потребует за архив средства в иностранной валюте. Наличные доллары он не возьмет. Уголовную статью за валютные махинации еще никто не отменял. За архив он предложит открыть ему счет в одном из банков Парижа или Брюсселя, так что доллары пускай остаются в тайнике. Наличных рублей тебе много не понадобится. Если Жукотский потребует оплату в рублях, то сделку купли-продажи мы проведем не в Хабаровске, а на нейтральной территории.
– Я не желаю бедствовать в дороге и на Дальнем Востоке, – возразила Сивоконь. – С собой я возьму две тысячи. На неделю-другую должно хватить.
– У меня есть подарок для нашего друга Странника – турецкий свитер с узором. Вот его фотография, она послужит паролем при встрече.
Недолечившаяся Софья Яновна прилетела в Москву. При переезде на такси в аэропорт Домодедово ее автомобиль попал в дорожно-транспортное происшествие. Никто не пострадал, но пришлось дожидаться экипажа ГАИ для составления протокола. На свой рейс Сивоконь опоздала и была вынуждена перебраться в аэровокзал, где шансов купить билет было больше. Но билетов не было! Как и Воронов, Софья Яновна зависла в Москве в ожид