– Закуривай! – предложил подполковник. – Что ты знаешь о писателе Алексее Толстом?
В другой ситуации Виктор решил бы, что незнакомый офицер издевается над ним, но в свете последних событий с выводами спешить не стоило.
– У меня, наверное, какой-то перекос в образовании, – признался Виктор. – Я не читал «Тихий Дон» Шолохова, «Поднятую целину» видел только по телевизору. «Молодую гвардию» мы изучали в школе. Для ответа на уроке вполне хватало выдержек из романа, напечатанных в учебнике литературы. Я никогда не мог понять творчество Маяковского, а роман Алексея Толстого «Петр I» я прочитал от корки до корки еще подростком. В этом произведении напечатаны шесть нецензурных слов с точками вместо букв посередине, но хватает и слов без точек. С седьмого класса помню монолог Петра о боярах: «Сидят на старине – жопа сгнила!» Я после этой фразы и слов с точками всего Алексея Толстого в домашней библиотеке перечитал. Хотя нет, вру. «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлиту» я прочел еще в шестом классе.
– Ты заметил, что роман «Петр I» не закончен?
– Он обрывается на середине. Многие сюжетные линии не закончены, и вообще неизвестно, какую судьбу уготовил автор второстепенным героям.
– Алексей Толстой был не только величайшим писателем нашего времени, но еще и известным общественно-политическим деятелем. По заданию советского правительства он принял участие в работе Правительственной комиссии по расследованию злодеяний, совершенных немецко-фашистскими захватчиками. Почти весь 1944 год Толстой был в разъездах, работать над романом «Петр I» у него просто не было времени. Алексей Толстой принял участие в расследовании расстрела польских военнослужащих в катынском лесу, в преступлениях, совершенных фашистами на Северном Кавказе, и в расследовании рейда группы «С». В состав правительственных комиссий Алексей Толстой вошел как представитель советской культуры, как человек, хорошо известный на Западе своей честностью и объективностью. Не будем касаться катынского дела и Северного Кавказа, поговорим о рейде группы «С». Ознакомься со справкой об этом рейде.
Воронов прочел два листа машинописного текста. Подполковник забрал справку и продолжил:
– Во время работы комиссии выяснилось, что личный состав группы «С» состоял из украинских националистов, в основном из бывших уголовников, освобожденных немцами из советских тюрем. Руководил группой Ян Сивоконь, отец твоей случайной знакомой. Результаты расследования почти сразу были засекречены. Берия был категорически против обнародования правды о рейде. Ради единства народов СССР он велел сфальсифицировать выводы комиссии и указать в итоговом документе, что костяк группы «С» составляли немцы, а не галичане.
Алексей Толстой еще во время работы комиссии понял, какие выводы сделает комиссия, и велел своему помощнику Жукотскому изготовить копии некоторых документов, в основном допросов очевидцев и архивных материалов львовского гестапо. Заметь, во время работы комиссии Ян Сивоконь был еще жив. Он застрелился в апреле 1945 года.
Алексей Толстой узнал, что он смертельно болен во время работы комиссии. Дни его были сочтены. Возможно, на пороге вечности он решил остаться в памяти потомков не только как гениальный писатель и публицист, но и просто как честный человек, решивший донести до нас правду о рейде группы «С».
Алексей Толстой умер в феврале 1945 года. Архив его перешел в общественное достояние. Часть архива Жукотский по указанию Алексея Толстого спрятал. В конце 1940-х годов начались гонения на евреев. Павел Жукотский был осужден как английский шпион и отправлен отбывать наказание в Хабаровский край. После кончины Сталина он был реабилитирован, но в Москву возвращаться не стал, остался на Дальнем Востоке.
До перестройки и гласности о второй части архива никто не знал. После смерти Павла Жукотского его сын Андрей решил продать архив на Запад. Он предложил нескольким французским издательствам либо опубликовать его книгу, основанную на исследовании архива Алексея Толстого, либо самим подготовить материал к публикации. К Жукотскому в июне этого года приезжал представитель одного парижского издательства, но они не договорились о цене и расстались ни с чем.
Где Жукотский хранит архив, неизвестно. Рукопись без подлинных архивных материалов ценности не представляет – мало ли кто что может нафантазировать в наше время! В общих чертах расклад сил тебе понятен?
Теперь о твоей знакомой. Судя по документам, которые ты передал нам, она собиралась выкупить архив у Жукотского либо похитить его. Софья Сивоконь – известная националистка. Она даже фамилию в браке не поменяла, чтобы не утратить духовной связи с отцом. Поездка в Хабаровск – ее личная инициатива, не поддержанная ни одной националистической группировкой. С собой у Сивоконь было зашифрованное письмо от ее сына к Страннику с требованием оказать матери полное содействие и выследить, где Жукотский прячет архив. Ты не догадываешься, кто этот человек? По смыслу письма, он учится с тобой в одной школе.
Воронов подумал секунду и покачал головой:
– Нет, не знаю.
– Дело твое, – не стал настаивать подполковник. – Мой тебе совет: не увлекайся личной местью, не геройствуй, не ищи приключений на свою голову и, самое главное, держись подальше от архива. О его существовании известно КГБ, а эти ребята очень ревностно относятся к вмешательству в их дела. Мы тебе помочь ничем не сможем. Архив пытались продать за границу. Это сфера деятельности КГБ, а не разведки внутренних войск. У Сивоконь был при себе зашифрованный список с адресами «спящих» агентов националистов на Дальнем Востоке. Список нам пригодится, все остальное – вне нашей компетенции. Теперь ты можешь сказать, почему ты не хочешь назвать изменника?
– Если сын Сивоконь написал зашифрованное письмо Страннику, то он должен был рассказать матери, как его найти. В ее возрасте я бы не стал полагаться на память, лучше записать данные человека, с которым предстоит встретиться.
– Фотографию Странника ты себе оставил? Сивоконь пишет, что его мать предъявит некое фото, которое послужит паролем.
– Вам известно, что у нас во время событий в Дашбулаге пропал слушатель?
Подполковник кивнул:
– Конечно!
– Мой однокурсник Грачев заподозрил изменника в наших рядах и исчез. Я подозревал в его гибели двух парней, которые были в ночь исчезновения Грачева на КПП. Сейчас я понял, что ошибался. Мало того, Грачев был не прав! Агент Странник никогда не был ни на КПП, ни в поселке Дашбулаг. Он вообще из Степанакерта никуда не выезжал. Необходимости не было, – Воронов посмотрел в глаза собеседнику. – Когда я увидел его фотографию, у меня за доли секунды пролетел каждый день в НКАО, и я не мог ни за что зацепиться! Я ел с ним один хлеб, пил один спирт, и, если бы мне кто-то сказал, что он – враг, я бы ни за что не поверил. За две командировки в Карабах, за все время учебы он ничем не выдал себя. Хотя был один примечательный момент… Его отец переводит с русского на литературный украинский язык произведения украинских писателей, родным языком не владеющих. С другой стороны, ну и что, что переводит? Мало ли у кого какие корни. У того же Колиберенко украинская фамилия, и украинским языком он владеет в совершенстве.
– Дед Колиберенко жил в Виннице, там же родился его отец. Деда убили националисты в 1941 году. Отец скончался после войны от ран, полученных во время боев в Закарпатье.
– Я не знаю, что делать, – честно признался Воронов. – Я не могу обвинить человека только на основании какой-то фотографии, сделанной у степанакертского рынка. На фото он стоит с Шабо, явно позирует фотографу. Кто знает, быть может, есть десяток-другой фотографий, где я стою с Шабо. На рынок я с ним, конечно, не ходил, но на крыльце кинотеатра «Октябрь» или десятой школы Степанакерта мы частенько стояли вдвоем. Фотоаппаратом с длиннофокусным объективом нас можно было из дворов у кинотеатра снять или от школьного забора запечатлеть. Делов-то! Сиди в машине да щелкай кадр за кадром.
– Юрий Сивоконь решил перестраховаться и не назвал матери настоящего имени Странника. Мало ли что в дороге может случиться! Утрата данных агента – серьезное происшествие, способное создать угрозу для всей бандеровской сети в Хабаровске. Юрий договорился с мамой, что по приезде она позвонит ему и узнает имя Странника. Про то, что он учится в твоей школе, мы знаем, а кто именно этот человек – нет.
Подполковник рассказал Воронову, как Сивоконь должна была связаться с агентом, и еще раз посоветовал не лезть в это дело.
– Отомстить за гибель товарища в рамках закона ты не сможешь, а если будешь действовать на свой страх и риск, то сам сядешь в тюрьму, – подвел итог подполковник.
Воронов пообещал для вида, что согласен с доводами старшего товарища, а про себя подумал: «Странник не только от Грачева избавился, он бы и меня в тюрьму упек, если бы я вовремя из Карабаха не уехал».
Перед отъездом на аэродром прапорщик-хозяйственник выдал Воронову солдатский вещмешок с сухим пайком на четверо суток.
– Порядок есть порядок! – объяснил прапорщик. – После прибытия в часть ты был зачислен на временное довольствие, а при убытии из части должен получить сухой паек. Распишись в ведомости о получении довольствия.
– Зачем мне сухой паек на четверо суток, если я на самолете полечу? – удивился Виктор.
– По мне, хоть на коне скачи! – объяснил хозяйственник. – Срок пребывания в дороге рассчитывается по времени следования пассажирского поезда от Москвы до пункта назначения. До Новосибирска ехать почти четверо суток. Еще вопросы есть?
Вопросов не было. Воронов развязал мешок, перебрал содержимое. В нем были четыре коробки с сухим пайком. В каждой коробке был набор продовольствия, позволяющий военнослужащему сутки обходиться без получения питания из полевой кухни.
В стандартный набор входили банка тушенки весом 325 граммов, две банки рисовой каши с мясом, плоская металлическая банка с колбасным фаршем, пачка галет, бумажный сверток с ржаными сухарями, пакетик чая, соль и сахар. Ложки или приспособления для вскрытия банок не было. Подразумевалось, что ложка у бойца всегда своя, а консервную банку можно открыть пряжкой солдатского ремня. Сухари в пайке выглядели анахронизмом, но Министерство обороны м