Договор с «Молодой гвардией» был расторгнут. Раз, два, три – и кончилось. Книга была недопечатана своим объявленным 30-тысячным тиражом. Вот ведь что. Да учитывая, что часть оставшегося тиража была еще и за рубеж послана, в лавки, книги там раскупились, то совсем сделалась она дефицитным товаром. И ведь продавали ее где? На разных этих партийных конференциях. Сначала поругают меня в зале, а в перерыве бегут в киоск, и очередь устанавливается покупать. Вот так. Не соскучишься. На съезде писателей поругали, а потом сразу вниз, в киоск, – и скорей книжку хватать, а несчастный автор ходит, за сердце берется, потому что все эти всплески кипящего борща общественного, они на сердце действуют необыкновенно. Я думаю, что еще тогда был заложен фундамент моих инфарктов.
История эта с книгой каким-то образом попала за границу. И как же такое за границей не использовать, этот, надо сказать, не имевший аналогов в мировой истории издательского дела эпизод, как же не использовать должным образом для потехи своих читателей этот ультраанекдот – что книга выходит из печатного станка, и ее тут же под гильотинные ножницы. Пришли ко мне типографские рабочие, человек двенадцать, успели припрятать часть книг. Они и рассказали мне о гильотине.
Не весь тираж был порезан. Часть книг попала в Книжную лавку Союза писателей, и я купил себе там 30 экземпляров. Заказывал я 100, но мне не дали. В Книжной лавке мне сказали, что они тоже заказывали вот такое число, а дали в пять раз меньше. Книга стала дефицитным товаром.
Когда эта история попала за границу, я привлек пристальное внимание иностранной прессы: что такое случилось, как под это колесо, под этот страшный трамвай попал маленький человек по фамилии Дудинцев? Под трамвай попал, и его там катает и режет на куски. Это было чрезвычайно интересно. Все собрались, смотрят, пишут – столько материала для прессы… Роман стали издавать. Статьи о нем печатать. Немцы пишут: «пощечина красным фанатикам», английский издатель Крэнкшоу, критик, тот помещает текст на обложке романа: «бомба замедленного действия», прочие такие страсти. А бомба-то была не в романе, а в Сытине. Сытин был молекулой того динамита, который составлял бомбу. Сурков, еще там 2–3 десятка перепуганных и нервных, бегающих туда-сюда чиновников от литературы, от критики, от издательств… Носились все время, кричали, суетились и раз за границей сказали, несколько раз в печати упомянули, что роман рассыпали, – видимо, кто-то додумался издать небольшим тиражом. Я так полагаю, что приказ поступил сверху, иначе как бы оно все могло получиться, то, о чем я сейчас расскажу.
Вдруг «Советский писатель» хочет опять заключать со мной договор. «Советский писатель»! Сытин! Он был там главным редактором. Несмотря на неблагоприятную рецензию! Я, конечно, согласен. Заключаем договор. По закону мне следует аванс. По гражданскому праву. Старый договор ведь был зачеркнут, расторгнут. Составили заново. Вот так. Заключают договор: «Владимир Дмитриевич, только имейте в виду, аванс мы вам не дадим: засчитается то, что вы получили раньше». Я мог бы им сказать: «Не хочу!» Потому что тот, который я получил раньше, погашен расторжением на основании закона. Но разве тут скажешь? Слава богу, что издают. «Да, – говорю, – да, я согласен с этим зачетом. Зачитывайте, только издавайте!» Хорошо. Но, оказывается, зачитывается не только аванс, но и «одобрение», полученное от «Молодой гвардии», расторгнувшей договор со мной. И на это иду – надо же издать книжку. А то, говорят, не будем. Здесь нарушают закон и «Советский писатель», и «Молодая гвардия». Тут зачли, там зачли – оказывается, для юридических лиц нет закона гражданского, нет договоров! Спокойно заключили договор в «Советском писателе», включили в него реквизит из расторгнутого договора в «Молодой гвардии», но самое главное – что потом… А потом написали, обложку переделали. Написали: «Советский писатель». Набор «Молодой гвардии» пускают старый. Расчеты с художником – в «Молодой гвардии». И редактор поставлен другой – она, бедная моя Вера Александровна Яковлева. Она, бедная, огорчалась, что редактора настоящего, который к книге руку приложил – его не указали, а который не прикладывал совсем, так его указали. Вот такой был издан странный ублюдок… Почему я говорю ублюдок? Я пользуюсь термином охотников, которые ублюдком называют щенка, родившегося от случки собак разных пород. Вот такого ублюдка они и создали. И вышла книжка та самая, «Не хлебом единым», маленьким тиражом, на обложке которой – изобретатель с папкой под мышкой, рисунок художника из «Молодой гвардии».
Глава 13 Как я покупал автомобиль
Сейчас отвлечемся от издательских дел, и я расскажу чудесную историю, как я купил автомобиль. И представьте себе – опять рука читательская. С каких только сторон эти руки мне не протягивались! А произошло вот что. Я уже был года два-три записан в автомобильный магазин на «Победу». И вдруг так всегда случается – приходит открыточка: «Уважаемый товарищ Дудинцев, явитесь получать новый автомобиль «Победа», который вы можете получить на Басманной улице в магазине «Автомобили», заплатив деньги». Я начал искать путей, как бы мне не потерять очередь. Денег не было ни копейки. Абсолютный нуль. В семье у меня часто бывала такая ситуация, когда ни шиша нет в квартире грошей. Я начал звонить друзьям: нет ли у вас кого, кто бы стоял в очереди на машину. Я бы свою очередь ему отдал, а он бы мне переписал свою, и таким образом мы бы поменялись, и я через год смог бы получить. Совсем отказываться нельзя, потому что если, когда я записывался, 3–5 лет нужно было ждать, то к моменту, когда это происходило, уже лет десять пришлось бы ждать машину. Терять было нельзя. Вот я названиваю… Кому только я не звонил! Было очень много интересных разговоров. И вдруг однажды под вечер звонит незнакомый человек и говорит:
– Владимир Дмитриевич, вы тот самый автор?
– Да.
– Вы, я слышал, ищете человека, чтобы заменить очередь? Так вот это я. Моя фамилия Туницкий. Вы с моим братом работали в газете. У меня такая очередь есть. Я готов с вами поменяться. Как мы это сделаем практически?
– Очень просто. Вы мне даете деньги. Я иду и получаю. С вами иду, конечно. Получаю машину и отдаю ее вам, и вы на ней ездите, а я вам пишу доверенность. Потом, через год, я свои деньги даю вам, и вы машину покупаете и забираете себе, а ту, на которой вы ездили, я беру себе. Ну немного вы ее амортизировали, тут закономерный процент за вашу помощь.
– Да, очень интересно, – говорит он. – Но как же это я могу вас так эксплуатировать. Я на это не пойду. А потом, вот вы мне дали доверенность, а я хочу нанять шофера: я ученый, рассеянный человек, да и в летах.
– Так я дам доверенность на шофера.
– А если шофер кого-нибудь задавит? Вы ведь тогда будете отвечать. Ведь машина – предмет повышенной опасности, и лицо, которое фактически, по документам, является его владельцем, оно и отвечает в случае какого-нибудь ЧП. Не могу я, Владимир Дмитриевич, пойти на такое. Чтобы вас вовлекать в такие авантюры. Знаете что, Владимир Дмитриевич, даю я вам деньги, вы их у меня берете, идете и покупаете себе машину. А когда у вас деньги появятся, вы мне отдадите.
Я охотно соглашаюсь, бегу к жене, к детям – у нас завтра будет машина! Какие прыжки! И я вам скажу, друзья, что небесная у меня жизнь, потому что она все время изобилует то страшными ударами, то необыкновенными радостями. И чтобы их оценить по-настоящему, нужна подготовка, обязательно подготовка. Тут нужно понять. Когда хозяйка готовит печенку, она эту печенку долго как следует бьет скалкой, чтобы было вкусно, и она становится вкусной. Так что вот таким образом – это было величайшее счастье.
Я утром – он мне в 9 утра назначил свидание – я побрился, портфель для денег взял и к нему побежал по адресу, данному им мне. И вот вхожу. В дверях появляется необыкновенной длины и тонкости человек в очках, в сером костюме.
– Это вы, Владимир Дмитриевич, ну, пройдемте, – и проводит меня в маленькую комнату. Комната вся завалена бумажками, рукописями, какими-то чертежами, листами с какими-то химическими формулами. На том же столе сковородка с забытой картошкой. Квартира коммунальная; он одну комнату занимает. Телевизор, повсюду книги… Суетится, хлопочет, и я вижу на столе гору денежных бумажек… И все мятые, похожи на сухую курагу. Не у бухгалтера хранились, у ученого.
…И я засовываю всю эту колоссальную сумму в портфель. Он стоит, смотрит. Закрыл я портфель, благодарю, конечно. Он: «Ладно, не надо слишком долго благодарить – я спешу на работу». Я: «А расписка?» – «Никакой расписки не надо. Давайте выметайтесь скорее отсюда». Я говорю: «Все же без расписки нельзя». – «Ну ладно, – закричал он в отчаянии, – пишите вашу расписку, а я побежал на работу. Вот, значит, вот здесь пишите. Бумага на столе лежит. Пишите расписку и под телевизор засуньте, а потом закроете комнату и ключ положите на плинтус двери сверху. А я побежал. До свидания».
Я остаюсь один, пишу ему расписку, засовываю под телевизор, выхожу, запираю дверь, кладу ключ на плинтус сверху – и на улицу с деньгами.
Вот такой встретился на моем пути доктор химических наук Туницкий.
…И я купил «Победу». Красивую, цвета беж, роскошную. И как будто мне господь бог сверху решил с машиной помочь: расторгают договор. Тут же «Молодая гвардия» заключает договор, и сейчас же я возвращаю долг моему благодетелю с благодарностью и становлюсь полноправным владельцем машины.
Но история с «Победой» еще не закончилась; приключения продолжались. В это время моя жена с двумя старшими детьми была в Коктебеле, и я отправился их навестить. Со мною увязался один ревнивец – мой друг, жена которого убежала в отпуск с любовником куда-то в те же места. Это был мой друг детства – как было ему не помочь! И мы понеслись по Симферопольскому шоссе…
Мы неслись на скорости 100 километров в час. Он все время меня подначивал: «Медленно едешь». Да все изливал тоску страдающего сердца – о том, что нельзя спускать глаз с предмета любви. Уж и мне начали страшные картины чудиться: Наталка-то моя была в Коктебеле, одна! Я накручиваю скорость… И мы разбились на мокром шоссе недалеко от Белгорода покатились в кювет, несколько раз перевернулись. И оба уцелели. Он жене тут же послал телеграмму: «Я в катастрофе». Жена бросила любовника, немедленно к нему вернулась, и этот случай послужил к их полному примирению. Ну это так, небольшой экскурс для увеселения читателей.