Мне было понятно, какую ответственность брала на себя Тевекелян, способствуя заключению договора на произведение, в котором автор выступал в защиту генетиков, «очерняя» Лысенко, лысенковцев, а заодно и КГБ… Аванс, при моем хроническом безденежье, был в то время для меня живительным кислородом, – и я вдохнул его с удовольствием, подписав договор. В ноябре 1985 года я принес в журнал уже законченный роман – весь целиком. И тут… (Тевекелян уже не работала в журнале…)
Редколлегия прочитала и призадумалась. И вот они, посовещавшись, видимо, между собой, решили, что такое печатать нельзя – плохо будет всем, без исключения, в том числе и главному редактору, В. Карпову, Герою Советского Союза…
Откровенно говоря, я удивился, когда журнал заключил со мною договор. И сразу замолчал – не подавал виду о своем удивлении. Но все время ждал: вот прочтут они роман целиком и сейчас же начнут расторгать договор. И действительно, всё так и получилось… Кому-то пришла блестящая идея: послать роман на рецензию в КГБ, что и сделали… «Печатать нельзя!» – был приговор.
Итак, редколлегия «Нового мира» добилась отрицательного заключения на роман, с облегчением вздохнула и постановила: расторгнуть договор. Не успел я получить телеграмму о расторжении договора, не успел её как следует оплакать и всласть погоревать над всем этим, не успел подумать, что-де вот тебе еще один так называемый крутой революционный поворот – времена-то возвращаются: говорят одно, а делают другое, – не успел я в полной мере пережить эти чувства, как раздался телефонный звонок:
«Владимир Дмитриевич?» – «Да, я…» – «Говорит Никольский Борис Николаевич, главный редактор журнала «Нева». – «Слушаю вас, Борис Николаевич». – «Мы тут с редколлегией решили напечатать ваш роман. Слыхали, у вас вроде бы нелады с «Новым миром». Так как вы посмотрите на наше предложение?» – «Я готов вступить в деловые переговоры. Приезжайте». – «А я уже приехал, звоню вам прямо с вокзала». Тут я положил трубку и говорю своей Наталье Федоровне: «Ну, Наталочка, ставь в духовку пироги!»
Уже по тону редактора, такому веселому и чрезвычайно ободряющему (конечно, Никольский прекрасно всё знал и понимал, в каком я нахожусь положении), я почувствовал, какой поворот намечается в моей судьбе…
Гость подоспел прямо к горячим пирогам… За чаем мы основательно переговорили, и вскоре «Нева» заключила со мной договор. Как же такое могло случиться? А произошло так потому, что социум, для которого я исполнил социальный заказ, решил, в свою очередь, выполнить условия нашего негласного договора, в которых он обязался – в случае неблагоприятного поворота – меня поддержать. А именно: роман был к тому времени размножен неизвестными руками на ксероксе и гулял по стране. Так он и попал впервые в редколлегию ленинградского журнала «Нева». Прочитав рукопись, члены редколлегии решили, что роман надо печатать и – отстаивать. Первой ласточкой был Даниил Гранин, который звонил мне ещё до Никольского.
У каждой редакции, надо сказать, есть в Москве свой приверженец, «шпион», который сообщает данной редакции, что собирается печатать тот или иной журнал. И в этом нет ничего предосудительного; на месте каждого редактора я бы, например, завел себе пятерых информаторов, которые бы помогали мне ориентироваться в этом океане литературного процесса.
Очевидно, был такой информатор и у «Невы», который сообщил, что роман «Белые одежды» находится в «Новом мире» и что с ним происходит. Кстати, я сам однажды присутствовал в некоей редакции при телефонном разговоре, из которого я понял, что у печатания романа есть закулисная сторона.
Не только «Нева» держала мой роман в сфере своего внимания – за ним наблюдало еще несколько журналов. Но их редакторы, прочитав рукопись и похвалив ее, заключили: «Не пойдет!» Однако один нашелся… Помню, когда вопрос о печатании в «Неве» был решен окончательно, к нам с Никольским на пляже в Пицунде подсел очень уважаемый мною редактор одного толстого журнала и так осторожненько дал понять, что в случае чего готов напечатать этот роман. Как бы там ни было, а роман «Белые одежды» перешел в «Неву», и, надо сказать, там ему оказалось очень удобно.
Между тем его начали готовить в набор, и мой небосклон поголубел, дни стали солнечными. Я получил аванс, причем из расчета полного объема романа – тридцать семь печатных листов, – и, как говорится, «раб судьбу благословил…» Как вдруг – снова потянуло серой. Понимаете ли, старики-консерваторы, от которых во многих учреждениях многое зависит, не приняли моего романа. Этакий, понимаете, корпус стариков, возросших при Сталине, набравших силу при Брежневе и получивших в обе эпохи свои ордена, свои звания и генеральские папахи, усвоившие сталинскую «табель о рангах», вписавшихся в нее.
Не так давно был в Гамбурге. Мой знакомый бизнесмен прокатил меня на своем «мерседесе» в курортный городишко Травемюнде на побережье Балтийского моря. Там мы осмотрели места, где отдыхает и развлекается буржуазия, пообедали в хорошем ресторане, где я мог наблюдать этих воротил, как говорится, in vivo – в жизни. А потом мы пошли знаете куда? В казино. Там за игорными столами я воочию увидел людей, являющихся порождением того самого порядка жизни. Там сидели старушки, шевелящие пальцами свои гроши в ридикюлях и ставящие на «зеро», на «красное» и «черное», какие-то жалкие пять марочек; иные просто сидели, лихорадочно наблюдая за рулеточной вертушкой, за бегом ее шарика. Видел я там людей и побогаче, выкладывавших на какую-нибудь цифру сто марок… Мой бизнесмен, не долго думая, бросил на «зеро» две тысячи – и тут же их проиграл, нисколько не изменившись при этом в лице. Поставил и я свои десять марок. Выиграл, но не удержался – поставил снова, и все проиграл.
Так я вкусил все стороны этого явления, которое имел возможность наблюдать…
Пресловутая «табель о рангах» – это бюрократическое казино, в котором сидят старики и с бешеным огоньком в глазах следят за тем, как крутится бюрократическая вертушка карьеризма: кого пора отправлять в послы, кого снять «в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья», а кого – в связи с переходом на таинственную другую работу. Это упоительная карусель! Это рулетка, от которой невозможно игроку добровольно оторваться! Тем более если в том орехе, где должны быть мозги, у него совершенно пусто.
Однако «Нева» продолжала работать. Мне посчастливилось видеть этих людей – редакцию журнала – в настоящей, отчаянной борьбе. Не помогало и то, что против публикации романа вроде бы не возражал и Ленинградский обком партии. И вот к концу года подошел такой момент, когда надо было срочно решать что-то. Цензура, скромно именовавшая себя Главлитом или Горлитом, все не давала «добро», и первые четыре номера журнала могли выйти в новом году с пустыми страницами: редколлегия «Невы» принципиально не готовила другого материала на место романа «Белые одежды». Одну за другой отправляли телеграммы Александру Яковлеву, Горбачеву Михаилу Сергеевичу, за подписями всей редколлегии во главе с Борисом Николаевичем Никольским, Граниным, Дудиным – ответа все не было. Борьба продолжалась. Однако время на дворе было уже иное… И наконец лед все-таки тронулся. 31 декабря 1986 года журнал был подписан к печати. Первый номер «Невы» с романом «Белые одежды» вышел 12 февраля 1987 года.