— Довольно большой дом для светловолосой девушки, любящей читать, — сказал мальчик после долгой минуты разглядывания дома. — Ты одна? Или твои родители где-то поблизости?
Я закрыла книгу и встала на ноги.
— Мои родители в Европе, — я сделала паузу. — А где твои родители?
Он улыбнулся.
— Туше.
Наш городок был достаточно маленьким, и у меня выработался здоровый интерес к незнакомцам — для меня они были увлекательными подарками судьбы, полными возможностей. Сладкий запах других далеких мест вился за ними шлейфом, как одеколон. Потому Ривер Уэст, незнакомец, не вызвал во мне ни капли страха, а лишь поток возбуждения, напоминавший ощущение перед большой бурей, когда воздух трещал от напряжения.
Я улыбнулась в ответ.
— Я живу со своим братом-близнецом Люком. Он, по большей части, проводит свое время на третьем этаже. Если мне везет, — я подняла взгляд, но окна третьего этажа были не видны из-за крыши. — Так как ты узнал мое имя?
— Увидел в объявлении, глупышка, — сказал Ривер и улыбнулся. — «Сдаётся в аренду гостевой дом. Обращайтесь к Вайолет из Ситизен Кейна». Я поспрашивал местных, и они отправили меня сюда.
Он не сказал «глупышка», как делал это Люк, с сощуренными глазами и снисходительной улыбкой. Ривер произнёс это слово, как какую-нибудь ласку. Что и сбило меня с толку, в каком-то смысле. Я выскользнула из сандали на правой ноге и постучала пальцами по каменной ступеньке, от чего моя жёлтая юбка сморщилась на коленях.
— Так… ты хочешь снять гостевой дом?
— Ага.
Ривер облокотился на свою блестящую машину. На нём были чёрные льняные штаны — такие, которые, по-моему, носили лишь испанцы с квадратной челюстью в европейских фильмах, снятых у моря, — и белая рубашка на пуговицах. На ком-то другом такой наряд мог бы смотреться странно. Но ему всё это полностью шло.
— Ладно. Мне нужна арендная плата за первый месяц, наличкой.
Он кивнул и потянулся в задний карман. Ривер достал кожаный кошелек, в нём находилась очень толстая пачка денег. Такая толстая, что, когда он отсчитал нужную сумму, то едва смог вновь его закрыть. Ривер Уэст подошёл ко мне, взял меня за руку и вложил пять сотен долларов мне в ладонь.
— Ты даже не хочешь вначале осмотреть дом? — спросила я, не отрывая взгляда от зелёных бумажек. Я позволила своим пальцам крепко сомкнуться вокруг них.
— Нет.
Я ухмыльнулась. Ривер ухмыльнулся в ответ, и я заметила, что его нос был прямым, а улыбка — кривоватой. Мне это нравилось. Я наблюдала, как он завилял бёдрами, да, завилял своими узкими бёдрами к багажнику, откуда достал парочку старомодных чемоданов — те, которые с пряжками и ремнями вместо молний. Затем скользнула обратно ногой в сандаль и пошла по узкой заросшей дорожке через кусты, мимо обвитых плющом окон, мимо простого деревянного гаража, к задней части Ситизен Кейна.
Я оглянулась лишь единожды. Ривер шёл за мной.
Далее проследовала мимо разрушенного теннисного корта и старой теплицы — каждый раз, когда я их видела, они становились все хуже и хуже. Всё пошло в тартарары после смерти Фредди, и дело не только в нашем денежном затруднении. Фредди удавалось как-то ухаживать за домом и без денег, она не знала усталости, самостоятельно чинила вещи, самостоятельно обучалась рудиментарной сантехнике и занималась столярными изделиями, стирая пыль, подметая, убирая изо дня в день. Мы же ничего не делали. Лишь рисовали. И то на полотнах, а не на стенах, заборах или оконных рамах.
Папа говорил, что покраска стен и заборов была для Тома Сойера и других немытых сирот. Я не знала, шутит ли он. Скорее всего, нет.
Теннисный корт зарос ярко-зелёной травой, пробивавшейся сквозь цементный пол, а сетка была свалена на земле и покрыта листьями. Кто в последний раз играл здесь в теннис? Не могла вспомнить. Стеклянная крыша теплицы тоже прогнулась — отломанные куски валялись на земле, а экзотические растения синего, зелёного и белого оттенка пучками торчали из здания, вытягиваясь к небу. Раньше я ходила туда читать. У меня было много тайных местечек в Ситизене. До того, как я бросила рисовать, они были моими источниками вдохновения.
Мы замедлили шаг, приблизившись к гостевому дому. Это был двухкомнатный дом из красного кирпича, обвитый плющом, как и все остальные постройки здесь. Водопровод был неплохой, а вот с электричеством всё было не так хорошо. Здание стояло под прямым углом к Ситизену. Если бы океан был ртом, тогда Ситизен был бы широким белым носом; гостевой дом — правым глазом; потрепанный лабиринт — левым; а теннисный корт и теплица — двумя родинками над правой скулой.
Мы зашли внутрь и осмотрелись. Дом был пыльным, но уютным и довольно милым: большая кухня со сколотыми чашками в жёлтых ящичках, лоскутное церковное покрывало на мебели в стиле ар-деко и отсутствие телефона.
У нас с Люком давно закончились деньги на оплату счетов, потому в Ситизене тоже не было рабочего телефона. Вот почему я не написала номер в объявлении.
Я не могла вспомнить, кто и когда в последний раз жил в гостевом доме. Какие-то богемные друзья моих родителей, очень давно. На подоконниках лежали тюбики с засохшей масляной краской, а в раковине валялись кисточки — чистые и позабытые. По другую часть лабиринта находилась родительская студия, которая на деле была сараем, все свои работы они всегда творили там. Сарай был наполнен незаконченными холстами и весь пропах скипидаром. Для меня этот запах одновременно был успокаивающим и раздражающим.
Я схватила кисти, планируя выкинуть их, но, коснувшись, почувствовала влагу. Значит, они не принадлежали старым приятелям моих родителей, их недавно использовали.
Я заметила, что Ривер наблюдает за мной, но ничего не говорил. Положив кисти на место, я вошла в главную спальню, немного отстранившись в сторону, чтобы Ривер мог кинуть чемоданы на кровать. Мне всегда нравилась эта комната с красными стенами, выцветшими до розового оттенка, и жёлтыми занавесками в белую полоску. Ривер огляделся и подметил каждую деталь своими шустрыми карими глазами. Парень подошёл к шкафу, открыл верхний ящик, заглянул внутрь и закрыл его. Затем прошел в другую часть комнаты, раздвинул занавески и открыл створки окна с видом на море.
Внутрь комнаты проникли лучи солнца и соленый морской воздух. Я сделала глубокий вдох, как и Ривер; его грудь поднялась, и я смогла рассмотреть обтягиваемые рубашкой рёбра.
Гостевой дом находился дальше от океана, чем Ситизен, но толстая линия синей-пресиней синевы всё равно виднелась в окне. Я заметила большой корабль на фоне горизонта и задумалась, куда же он держит путь, или откуда возвращается. Мне иногда хотелось оказаться на одном из таких кораблей и уплыть в какое-нибудь холодное или же экзотическое место. Но в данный момент во мне не было этого зудящего чувства.
Ривер подошел к кровати и снял чёрный деревянный крест, висевший над её изголовьем. Затем поднёс его к шкафу, открыл верхний ящик, положил крест внутрь и задвинул ящик бедром.
— Ситизен Кейн построил мой дедушка, — сказала я, — но этот коттедж построила бабушка Фредди. К старости она стала очень религиозной, — мой взгляд был сосредоточен на темно-красном контуре, оставшемся на стене, где крест защищал её от солнечного света, из-за которого выцвела краска на открытых участках. — Наверное, она повесила этот крест десятилетия назад, с тех пор он там и висел. Ты атеист? Поэтому его снял? Мне очень любопытно, следовательно, я и задаю вопросы.
Я дёрнулась. Следовательно? Моя привычка читать больше, чем общаться, привела к тому, что я использовала странные слова в бытовых разговорах, даже не задумываясь.
Но не похоже, что Ривер это заметил. Под «этим» я имею в виду, что он, похоже, замечал во мне всё, как и в комнате, потому я не знала, заметил ли он моё не к месту использованное «следовательно».
— Нет, не атеист. Я просто тот, кто не любит спать с крестом над головой, — он вновь взглянул на меня. — Итак, сколько тебе… семнадцать?
— Да. Хорошее предположение. Брат говорит, что я всё ещё выгляжу на двенадцать.
— Значит, мы однолетки, — пауза. — Мои родители отправились в Южную Америку пару недель назад. Они археологи. На это время они решили отправить меня сюда. В Эхо у меня живёт дядя. Но мне не хотелось оставаться у него. Затем я увидел твоё объявление, и вот я здесь. Немного странно, что у нас обоих родители уехали и бросили нас, тебе не кажется?
Я кивнула. Мне хотелось спросить, кто его дядя, откуда Ривер, и как долго он пробудет в моём гостевом доме. Но он стоял и смотрел на меня так, что я просто не могла заставить себя вымолвить хоть слово.
— Так где твой брат?
Ривер поднял руку к волосам и хорошенько взъерошил их. Я уставилась на парня и его спутанную шевелюру, пока он не уставился на меня в ответ, и мне ни пришлось отвернуться.
— Он в городе. Позже познакомитесь. И я бы не слишком радовалась на твоём месте. Он не такой милый, как я.
После завтрака Люк отправился в Эхо, намереваясь зайти к знакомой и потискать её средь бела дня в кафе, в котором она работала.
Я указала на окно.
— Если захочешь прогуляться в город за продуктами, за яблонями, которые за лабиринтом, начинается тропинка. Она соединяется со старой железной дорогой и ведёт к главной улице. То есть, ты можешь и поехать туда, если хочешь, ведь у тебя есть машина, но тропинка очень милая, если ты, конечно, любишь гулять. Она проходит через старый железнодорожный туннель…
Я начала пятиться из комнаты. Мне казалось, что я веду себя очень глупо, продолжая лебезить, как какая-то недалёкая девчонка, которая сразу изливает весь поток своих мыслей, стоит открыть рот. А когда я чувствую себя глупо, мои щёки всегда заливаются краской. И я даже не сомневалась, что этот внимательный парень непременно заметит красноту и догадается, что я смущена.
— О, а ещё на входной двери нет замка, — продолжала я, погрузившись в приятную темноту коридора и прижав руки к лицу. — Если хочешь, можешь купить его в хозяйственном магазине, но из этого дома никто и ничего красть не будет. — Я замолкла. — По крайней мере, никто никогда не пытался.