— Как и ты, — сказала я.
— Как и я.
Дальше мы просто обнимали друг друга, решив покончить с разговорами. В конце концов, Ривер начинал водить пальцем по внутренней стороне моей руки, прикасаясь голой кожей к коже. В моей голове звучал голос Нили, моля заставить Ривера прекратить, но я его игнорировала. Мне хотелось увидеть, что будет дальше.
Ривер поднял ладони к моим щекам. Мою кожу покалывало, и я чувствовала, как на меня начинает действовать его влияние. По мне курсировали приятные ощущения, успокаивая мою беспокойную душу.
Какой-то частицей разума я задумалась, использовал ли Ривер на мне сияние чаще, чем признавал. Например, каждый раз, как прикасался ко мне.
А делал он это часто.
Возможно, я даже начинала привыкать к этому. Как он и его отец.
Вдруг он не мог удержаться? Вдруг он искренне хотел коснуться меня и не знал, что использует сияние? Это ничего не меняло. Скорее, только делало всё хуже.
Я опустила руки на его грудь и оттолкнула парня. Ривер открыл глаза и посмотрел на меня. Его лицо покраснело, как, полагаю, и моё. Мы оба встали и замерли, глядя на друг друга с порозовевшими щеками.
— Даниэль Лип был моим дядей, — сказала я, сомневаясь, что для этого разговора наступит более подходящий момент. — А ты убил его, прежде чем я успела его узнать. Тот крест, который ты снял со стены в спальне, прятал в себе письма моего дедушки, которым оказался не Лукас Уайт, а Джон Лип. Художник.
Ривер покачал головой. Вид у него был ошеломлённый.
— Дай мне их прочесть, — сказал он серьёзным тоном. Таким же он говорил о своём отце и пресс-папье. — Сейчас же.
Я достала письма из кармана юбки и передала их Риверу. Тот прочёл их дважды и вернул мне.
— Прости. Я не знал. Он был просто пьяницей, который обижал тебя и наплевал на своего ребёнка. Я не мог этого вынести.
— Да, знаю. Но однажды ты должен будешь смириться с несправедливостью, как все обычные люди, не обладающие сиянием. Это часть жизни. Нельзя наказывать всех подряд.
— Я могу попытаться.
— Ну, может, тебе удастся придумать другой способ, который не будет включать в себя бойню. Или самоубийства. Жизнь не какой-нибудь западный романчик, Ривер. Мы пытаемся быть цивилизованными, а ты ведёшь себя так, словно попал в Дэдвуд.
Он рассмеялся.
— Жаль, что это не так.
Я не смеялась, но отлично понимала, что он имел в виду. Я начиталась Зейна Грея и Макмертри, насмотрелась Серджо Леоне, и теперь слова «одинокий стрелок» и «самосуд» вызывали во мне лишь приятную вспышку радости.
— Есть ли другие письма? — спросил Ривер. — Или ты нашла только эти? Я… — он замешкал, и его выражение лица вновь стало каким-то странным. — Я бы хотел прочитать все, что ты нашла, — тихо закончил парень.
— Больше ничего, — сказала я, присматриваясь к нему. — А что? Почему тебя это интересует?
Странное выражение исчезло, и Ривер просто ласково рассмеялся. Звук напомнил мне летний ветерок. Этот смех так отличался от того, что я слышала на чердаке, что на секунду я поверила, что там был не Ривер.
Но… кто тогда?
И тут в моей голове возникла мысль, да такая грандиозная, что оттолкнула все другие — например, мысли о письмах, Даниэле Липе и Дэдвуде Ривера.
«Почему его не интересует, кто на самом деле был на чердаке, заколдовал Джанни и смеялся? Он не задавал никаких вопросов. Не спекулировал ни над одним ответом. Почему?»
Ужасный, жестокий голос внутри меня сказал, что у Ривера есть достойная причина, чтобы не любопытствовать. Он говорил, что иногда сияние заставляет людей забывать о произошедшем. Если оно подействовало так на меня, то могло подействовать и на него.
Ривер уже себя подозревал. И поэтому не хотел обсуждать эту тему.
Я внезапно почувствовала себя очень усталой. Старой, потрёпанной, использованной и годящейся только на розжиг, как дешёвый бульварный роман, у которого отсутствует половина страниц, да и вообще читать его никто не хочет. Вот она я, разбираюсь с Ривером, сиянием, Дьяволом и связанным Джеком на чердаке, а всего пару дней назад моя жизнь была не более чем холодным чаем на крыльце у Саншайн и попытками наскрести денег на еду.
Та жизнь осталась в прошлом.
— Сегодня я буду спать в своей комнате, — сказала я хрупким, неуверенным, ненавистным мне голосом. — И да, Ривер, чёрт бы тебя побрал, ты ещё легко отделался! Ни к кому не прикасайся. Ни к Люку, ни к Саншайн, ни к Джеку. Просто иди в гостевой дом и ложись спать. Я серьёзно.
— Не делай этого, Вайолет. Пожалуйста, не уходи. Буря…
Но я ушла. Повернулась к нему спиной и пошла прочь.
Глава 24
Хоть уже было далеко за полночь, я никак не могла уснуть. Взяла семь книг из скромной библиотеки Ситизена и разложила их вокруг себя на кровати. Но открывать не стала. Даже свою любимую книгу о двух волшебниках, которая всегда поднимала мне настроение. В ней была тысяча страниц и много заметок.
Я просто сидела и вглядывалась в темноту в окне, проводя рукой по бахроме на абажуре. Вдруг кожу на затылке начало покалывать. Я встала, накинула на плечи жёлтую шаль Фредди и ушла.
По пути мне попалась дверь в комнату Люка. Изнутри доносился голос Саншайн и какой-то шорох. С каких пор они целовались не для того, чтобы меня позлить, а ради удовольствия?
Я почувствовала себя неуютно, стоя за дверью брата и подслушивая то, что, в кои-то веки, не было предназначено для моих ушей. Моё лицо залилось краской. До меня наконец дошло. Все их прелюдии и поцелуи, которые якобы должны были меня позлить… всё это бред. Я была просто предлогом. Потому что Люк и Саншайн нравились друг другу. Очень нравились.
Я отвернулась, впав в лёгкое удивление, но не сдвинулась с места. Мне хотелось уйти, но в то же время не хотелось возвращаться в спальню, где меня ждали книги и ощущение, что за мной кто-то следит.
А затем, не успела я осознать, что происходит, как мои ноги начали двигаться. По коридору. На чердак.
Ривер ушёл, и я не знала, радовало это меня или нет.
Я всмотрелась в тени в углах, вновь ощущая, что за мной кто-то наблюдает, как в спальне, на кухне и в Гленшипе.
По крайней мере, на этот раз никто не смеялся.
Мой взгляд упал на чёрный сундук. Из-за него я сюда и поднялась, просто не понимала этого раньше. Я присела и открыла его. Достала пустую бутылку джина, высушенную розу, красную карточку и платья. Ага, вот он.
Я вытащила деревянный крест и нажала на панель сзади. Затем перевернула его, и на пол упали мятые бумажки. Их было пять. Пять бумажек. Пять писем. Я пробежалась взглядом по первому из них, ожидая найти внизу имя Джона. Но первое письмо было подписано кем-то другим. Я быстро-быстро просмотрела все остальные.
Дорогая Фредди,
Как ты можешь выйти за него? Ты же это не всёрьез? Лукас добрый и надёжный, но он не создан для тебя. И да, я знаю, что он строит тебе огромное поместье у моря, но ты никогда не будешь в нём жить. Этого не произойдёт. Ты так юна… Как и мы все. Мы — всего лишь дети.
Не спеши стать взрослой, Фредди.
Мольба от твоего друга.
Фредди. Выходи за меня.
Ты знаешь меня лучше всех. Ты была со мной, когда это произошло впервые. Первое горение. Мы отдали друг другу свою невинность. Там, в подвале, пока наверху была вечеринка. Каждый раз, как я слышу шаги над головой, я думаю о тебе.
Мы ничего не скрывали друг от друга. И мы отдавались друг другу целиком.
Знаю, что ты на это скажешь. То же, что и всегда.
Ладно, не выходи за меня. Но, если не за меня, то выйди за Чейза. Он хотя бы знает, что такое накал страстей. Любовь. Он много путешествовал. Умеет поддерживать беседу и даже пытался прочесть Джойса. Его родители обожают тебя. Они так и не оправились после того, как Александра упала с домика на дереве и умерла. Его семье не помешало бы твоё очарование. Твой смех. Твоя жажда жизни. Прошу, не выходи за Лукаса. Он наскучит тебе, и ты не станешь хранить ему верность. Пожалей его. Пожалей себя.
С любовью,
Дорогая Фредди,
Это не то, что ты думаешь.
Мне становилось лучше. Всё было под контролем. Ты взяла с меня обещание никогда больше его не использовать после того, как сгорела церковь. И я пытался. Предполагалось, что это больше не произойдёт.
Роуз. И Чейз. Уверен, ты в курсе. Наши семьи дружили годами, и Роуз была влюблена в него с тех пор, как научилась ходить. Думаю, когда-нибудь это должно было случиться. Мне стоило догадаться. А затем, когда я нашёл их в его спальне… для меня это был шок. Ей всего шестнадцать. Они… не подходят друг другу. Роуз слишком чувствительная, слишком невинная, как для игрока Чейза. Я не мог поверить, что он соблазнил её. Я так разозлился… Я планировал всего лишь напугать его, заставить думать, что она неверна ему, чтобы он оставил её в покое и отпустил с миром…
Это не должно было так закончиться. Я думал, он просто забудет о ней… Это я подарил ему нож на четырнадцатый день рождения. Для наших рыбалок. Чтобы резать сеть, потрошить рыбу и всё такое.
Вместо этого он перерезал моей сестре глотку. С меня хватит. С этим покончено навсегда.
Помнишь, как мы курили опиум на чердаке Гленшипов? Чейз смеялся, что ты не станешь этого делать, а ты хотела доказать, насколько он неправ. Так вот, Фредди, то, что у меня, хуже опиума. Гораздо хуже. Возможно, мне придётся уехать на какое-то время. Но я смогу совладать с собой.
Я люблю тебя, Фредди. Всегда, всегда, всегда.
Дорогая Фредди,