Однако со временем связка волхвов с язычеством была почти забыта. Их начали почитать как благочестивых мудрецов, которых вовсе не стоило путать с колдунами на службе демонов. Петр Едок в XII в. объяснял, что они были названы магами (magi) из-за великой (magnitudine) мудрости[152]. Ту же этимологию в середине XIII в. наряду с прочими приводил и Иаков Ворагинский: «О том, почему они звались волхвами, или магами, существуют три мнения, так как это слово можно истолковать трояко. Ибо magus значит обманщик, чародей и мудрец. Говорят, что те цари поступили как маги, то есть обманщики, поскольку они обманули Ирода и не вернулись к нему. Потому сказано об Ироде: Увидев себя осмеянным волхвами… и проч. (Мф. 2:16). Еще же магом именуют чародея: ведь магами назывались чародеи Фараона. Златоуст указывает, что волхвы носили имя магов, поскольку прежде были чародеями, но затем обратились, ибо Господь пожелал открыть им Свое Рождество и привести к Себе, и через то даровал грешникам надежду на Спасение. Наконец, магом называют мудреца, ведь на еврейском языке слово magus означает писец, на греческом – философ, на латинском – мудрец, и мудрецов зовут магами, поскольку слово magi подобно in sapientia magni – великие в мудрости»[153].
В Евангелии от Матфея, единственном, где упоминается приход волхвов, их число не было указано. Тем не менее в христианской традиции со временем восторжествовало представление о том, что их было трое – столько же, сколько принесенных сокровищ: «И, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф. 2:11). Кроме того, возникла идея, что волхвы воплощали три возраста человека: юность, зрелость и старость. Потому у Босха, как и на тысячах других версий этого сюжета, первый волхв явно старше второго, а второй – третьего.
В Новом Завете маги безымянны. Однако в христианской традиции им присвоили имена. Существовали разные варианты, но в итоге восторжествовала триада Каспар, Мельхиор, Бальтазар[154]. Именно так они в VI в. названы на мозаике в церкви Сант-Аполлинаре в Равенне[155].
Раннехристианский богослов Тертуллиан (ок. 160–230) соотнес приход волхвов с пророчеством из 71-го псалма: «Цари Тарсиса и островов поднесут ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары; и поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему; ибо он избавит нищего, вопиющего и угнетенного, у которого нет помощника». Потому их стали называть не только магами, но и повелителями тех далеких земель, откуда они пришли за звездой. Земные цари явились поклониться Царю небесному – в этом видели знак того, что все народы земли подчинятся Христу и Церкви. Вот почему первые образы волхвов, вручающих дары новорожденному богочеловеку, были построены так же, как сцены, где поверженные восточные владыки приносили дань римским императорам[156].
Со временем три восточных прорицателя превратились в троицу святых королей, которых всё чаще стали изображать в коронах[157]. Их коллективный культ (по одному их не почитали) постепенно сложился в XI–XII вв. Особую роль он играл в Германии, где государи Священной Римской империи использовали его, чтобы укрепить свой престиж в противостоянии с папством. Мощи Каспара, Мельхиора и Бальтазара, по церковному преданию, были обнаружены св. Еленой, матерью императора Константина. Она отправила их в Константинополь, откуда вскоре их перевезли в Милан. В 1164 г. император Фридрих Барбаросса взял город и передал их в дар Райнальду фон Дасселю – своему канцлеру и архиепископу Кёльна. Благодаря новой реликвии этот город превратился в один из главных паломнических центров Европы, наряду с Римом, Сантьяго-де-Компостела (куда шли поклониться мощам апостола Иакова) и Кентербери (где почитали архиепископа Томаса Бекета, убитого в 1170 г. рыцарями из свиты короля Генриха II). А самих волхвов стали именовать «тремя кёльнскими королями»[158].
Около 1230 г. в мастерской Николая Верденского для мощей Каспара, Мельхиора и Бальтазара закончили раку – самую большую во всем западном мире. На протяжении следующих столетий германские императоры представляли «трех святых королей» как своих небесных патронов. Потому на передней панели кёльнского реликвария позади трех волхвов изображен император Оттон IV Брауншвейгский (1209–1215). Он, словно четвертый волхв, тоже приносит Христу свой дар. Это изображение должно было напомнить о том, как на Богоявление 1200 г. он, будучи еще германским королем, возложил на головы трех волхвов, упокоенных в Кёльне, золотые короны. Они некогда пришли с дарами к Христу – теперь он одарил их самих[159].
Уже в раннем Средневековье, чтобы подчеркнуть универсальность христианского послания, волхвов стали называть потомками трех сыновей Ноя. Считалось, что отпрыски Сима заселили Азию, Иафета – Европу, а Хама – Африку. Это означало, что приход волхвов в Вифлеем можно было толковать как признание Христа всеми народами Земли. Потому третьего волхва, как одного из потомков Хама, живших в Аравии и Эфиопии, «сделали» чернокожим. У Хама в христианском предании была дурная репутация. Как рассказывалось в Книге Бытия (9:20–27), он не прикрыл наготу своего отца Ноя, когда тот напился вина, а позвал своих братьев посмотреть. И тем обрек себя на проклятие. Средневековые экзегеты часто представляли Хама как олицетворение иудеев, сарацин и еретиков, отверженных Богом[160].
Впервые идея о том, что третий из волхвов был темнокож, прозвучала в VIII в. в одном сочинении, которое ошибочно приписывали Беде Достопочтенному (672 / 673–735) – влиятельному англосаксонскому богослову, экзегету и историку. Там было сказано, что «третий, темный (fuscus) и бородатый волхв, носил имя Бальтазара… Принеся смирну, он указал на то, что Сын человеческий смертен»[161]. Иоанн Хильдесхаймский в «Истории трех королей» назвал Каспара – младшего из волхвов, короля Тарсиса и острова в «Третьей Индии», где расположена могила апостола Фомы, – «черным эфиопом»[162].
Однако в иконографии волхв-мавр – его называли то Бальтазаром, то Каспаром – стал вездесущ лишь на исходе Средневековья. Отдельные изображения появились уже в XIII–XIV вв. (рис. 52). Однако они долго оставались редкостью. Видимо, это было связано с тем, что черный цвет кожи в средневековом воображаемом слишком сильно ассоциировался с дьяволом, миром зла и всеми формами иноверия. Мучителей и палачей Христа нередко изображали с темными лицами, а порой и с негроидными чертами лица – так же как «сарацин» (рис. 53). Потому для волхва, добродетельного язычника, черный цвет кожи, видимо, казался неподобающим. Однако со временем ситуация изменилась. В свите белых королей появились экзотические слуги-африканцы[163]. В конце XIV – первой половине XV в. в германском, а позже и в итальянском искусстве и самого третьего волхва начали представлять с черной кожей. В Нидерландах такая иконография утвердилась во второй половине XV в.[164]
Рис. 52. В этой рукописи, созданной на рубеже XII–XIII вв., один из волхвов, пришедших к царю Ироду, изображен с темным лицом. Однако кожа на руке у него светлая. Видимо в какой-то момент эту миниатюру (и еще две других) скорректировали, превратив белого короля в «эфиопа».
Житие Христа. Англия, ок. 1190–1200 гг.
Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 101. Fol. 35v
Рис. 53. Арест Христа в Гефсиманском саду. Иудейские стражники с темной кожей, а Иуда Искариот, апостол-предатель, белокож, как Христос и праведные апостолы.
Хантингфилдская псалтирь. Оксфорд, ок. 1212–1220 гг.
New York. Morgan Library & Museum. Ms. M.43. Fol. 22v
Почему это стало возможным? Важно, что в XIV–XV вв. католический мир впервые вступил в контакт с чернокожими христианами – эфиопами. С XII в. на Западе бытовала легенда о могущественной и несметно богатой христианской державе, которой правит царь-священник Иоанн – это имя воспринималось как титул, передающийся из поколения в поколение. Его считали преемником трех волхвов, которые, не имея наследников, передали ему свои царства[165].
Изначально считалось, что его держава находится где-то в Индии. В лексиконе средневековых европейцев это понятие было очень расплывчато. Так именовали почти любые земли, лежавшие за мусульманским миром, в том числе побережье Восточной Африки[166]. В эпоху Крестовых походов Запад мечтал о союзнике, который мог бы с другой стороны ударить по «сарацинам» и защитить латинские королевства в Святой земле. В середине XIII в. такие надежды одно время возлагали на монголов – «татар». Римские папы и король Франции отправили к ним нескольких посланцев. Один из них, фламандский францисканец Гильом де Рубрук, потом писал, что во владениях монгольского хана никто не слыхал ни о каком пресвитере Иоанне. Христианское царство, затерянное в глубинах Азии, не удалось отыскать. И постепенно в воображении европейцев оно переместилось в Африку.
В 1306 г. в Европу прибыла эфиопская миссия, которая посетила папу Климента V в Авиньоне, а потом отправилась в Италию и, возможно, в Испанию. А в 1339 г. на карте, созданной на Майорке генуэзцем Анджелино Далорто, царство пресвитера Иоанна впервые было помещено в Африке. С этой поры его стали все чаще отождествлять с Эфиопией (правда, некоторые авторы, сохраняя привязку к Востоку, именовали ее «Верхней Индией»), а самого царя-священника начали представлять чернокожим. Считалось, что его держава может помочь в борьбе с египетскими мамлюками, которые тогда владели Иерусалимом